Чтение 16–й страницы книги ~Нелетная погода~

- И схожу, - сказал Панарин. - О тебе же беспокоюсь.

- Как трогательно! - фыркнула Марина. - Не надейся, не умрем в один день. По крайней мере, я тебе такого удовольствия не доставлю, так и знай.

Ночное наваждение улетучилось бесследно, она вновь стала прежней - какой ее не хотелось видеть. Она улыбалась спокойно и легко, словно собралась жить тысячу лет исключительно по придуманным ею для себя и Вселенной законам. В эту минуту Панарин ее ненавидел - мгновенно схлынувшей вспышкой.

- А к врачу я все-таки схожу, - встал он. Ему приказывал это выработанный за годы один из условных рефлексов звездолетчика - при малейших признаках нездоровья обращаться к врачу.

Рядом с мобилем, оставленным ими вчера у дома, стоял жемчужно-серый мобиль Кузьменко. Хозяин подремывал, откинувшись на спинку кресла. Услышав шаги, встрепенулся, заморгал.

- Ты не меня ждешь? - спросил Панарин.

- Ага.

- Давно?

- Давно.

Панарин открыл дверцу, переложил на заднее сиденье какой-то прибор и сел:

- Ну?

- Разговор есть. Как самочувствие?

- То есть?

- Как ты себя сегодня ночью чувствовал? А Марина?

- Знаешь что...

- Знаю. Не было ощущения, что болен? Или, может быть, с ней что-то странное происходило?

- Как тебе сказать... - осторожно начал Панарин. - Вообще-то лезла в голову всякая чертовня, бред наяву.

- Что именно?

- Ну... Бред и бред.

- А снов ты каких-нибудь особенных не видел?

- Демонстрируешь свои способности? - спросил Панарин. - Мысли читаешь? Но должна же быть у вас какая-то этика, дядя Мозес о ней говорил.

- Он умер.

- Как?

- Умер, - сказал Кузьменко. - Своя этика существует, ты прав, но мыслей мы читать не умеем. Это она тебя против меня настроила?

- Вот теперь я спокоен, - сказал Панарин. - Умел бы ты читать мысли, знал бы, что ничего подобного не было.

- Тогда почему ты такой колючий?

- Настроение, - сказал Панарин.

- Но поговорить откровенно можешь?

- Слушай, - сказал Панарин. - Я к вам всегда относился доброжелательно, каждый вправе выбирать свое дело и свою дорогу. Но что тебе от меня нужно? Да, видел странные сны, и сегодня мы провели отвратительную ночь. Ну и что?

- Расскажи подробнее.

- Зачем?

- Для науки. Впрочем, нас считают... Ну, пусть для лженауки.

Он смотрел серьезно, он был неплохой парень, свой, но на Панарина снизошел дух противоречия.

- Это займет много времени, - сказал он. - А мне некогда - сегодня стартует "Марианна", у меня дежурство. Тебе что, очень важно это знать?

- Не очень, если признаться, - сказал Кузьменко. - Ну, видишь ты сны на исторические темы, невыносимо реальные и достоверные...

- Откуда ты знаешь?

- Угадал, - сказал Кузьменко, будто отмахнулся. - Не о том речь. Мы с вами в аналогичном положении, верно? Теперь представь, что мы на пути к победе - мы не победили пока, но вышли на дорогу, о которой твердо знаем, что тупиком она не кончается...

- Поздравляю.

- Спасибо. Но нам очень трудно работать...

- Не крути, - сказал Панарин. - Что конкретно тебе нужно?

- Ты мог бы подробно рассказать обо всех своих душевных движениях, связанных с этой историей? - он перевел взгляд на коттедж Марины. - По возможности точно привязав свои мысли и чувства к определенным дням?

- Это - мое личное дело, - сухо, почти грубо сказал Панарин.

- И все же?

- Прости, ничем помочь не могу, - Панарин положил пальцы на кнопку двери.

Лицо Кузьменко стало беспомощным и растерянным - и обида ребенка, которому не дают приглянувшуюся игрушку, и что-то другое, гораздо более серьезное.

Он сказал, глядя в пол:

- Наверное, я плохой психолог, Тим. Такой разговор следовало бы заводить не солнечным утром, а хмурым вечером. Но что делать, если времени нет? Больше того - людей теряем...

- Не обижайся, - сказал Панарин. - Не могу я, понимаешь?

- Да, конечно, - Панарин словно бы перестал вдруг его интересовать, даже неприязнь в голосе появилась. - Я все понимаю и не обижаюсь...

Панарин вылез, клацнув дверцей, и быстрым шагом двинулся прочь. Настроение портилось с угрожающей быстротой. Настоящий пилот, испытатель в особенности, должен обладать чутьем, и не только на опасность - на все новое, то, чего не было прежде. Так опытные моряки по неуловимому для дилетантского взгляда изменению оттенка воды или неба догадываются о приближающемся шторме. Нечто похожее происходило и сейчас - мир изменился, непонятное неуловимо, но оно здесь, рядом, и Кузьменко имеет к этому какое-то отношение...

- Командор!

У остановки, откуда отправлялись на пассажирский космодром вагончики монора, стояла Ирена - через плечо перекинута легкая курточка, чемодан у ног. Панарин автоматически вспомнил, что через час к Земле уходит внерейсовый "Траян".

- Улетаете?

- Улетаю.

- В такой момент?

- Хорошее нужно обрывать в подходящий момент, - засмеялась Ирена.

- Нет, серьезно улетаете?

- Как видите.

- Странно... - сказал Панарин. - Ну что ж, привет Земле.

- Я на Эльдорадо. "Траян" там делает остановку.

- Разве вы не с Земли?

- А разве я не говорила? Я ведь родилась на Эльдорадо, командор. Почему вы такой хмурый?

- Зуб болит.

- У кого это в наше время болят зубы?

- У нас болят, - сказал Панарин. - Гиперпространство влияет неизвестными излучениями.

- Бедненький... Сами додумались до этой мысли?

- До какой?

- Что гиперпространство влияет неизвестными излучениями.

- Я шучу, - сказал Панарин. - И все же странно, что вы улетаете.

- Когда вы наконец вырветесь к Андромеде, будете испытывать те же чувства. Печально сядете в экзотическую траву и спросите себя: а что же делать? Была грандиозная цель, и вот ее нет... Ну, удачи вам, командор. Интересно было познакомиться.

- Вы вернетесь?

- Как знать... Всего наилучшего!

Она подхватила чемодан, вошла в вагончик, задвинулась белая дверь, шипение статоров перешло в свист, и вагончик, наращивая скорость, помчался прочь.

"Ничего не понимаю, - подумал Панарин растерянно, - какой нормальный человек, любящий свое дело, уедет в такой момент?"

Потом он завернул к врачу. Преамбула была короткой:

- На что жалуетесь?

- На дурь... - сказал Панарин.

Доктор Беррик, светловолосый гигант, земляк Роберта Бернса (о чем он частенько вспоминал), как и большинство врачей с "благополучных" планет, страдал в острой форме хроническим недостатком пациентов и оттого встречал каждого потенциального кандидата в пациенты с этаким хищным радушием. Панарин подозревал, что осмотр и анализы, которым он подвергся, вполне можно было сократить этак на треть, но не протестовал - и по недостатку медицинских знаний, и потому, что хотел разобраться в ночном кошмаре. Минут через сорок доктор Беррик разрешил ему одеться и произнес короткую речь. Она сводилась к тому, что видеть в случившемся результат воздействия сохранившихся в замке неизвестных микробов - безграмотно с медицинской точки зрения. Кроме того, что этому противоречат результаты анализов, следует отметить тот факт, что ни один из обитателей поселка, побывавший в замке, к врачу не обращался, а предположить существование микроба или вируса, по неизъяснимому коварству выбравшего из примерно семисот человек Панарина и Марину, доктор Беррик предположить не решается. Стресс, заключил он и разразился заковыристой латынью. Учитывая, что Панарин провел чрезвычайно бурные сутки - гипнотическое воздействие анаконды, бойня, замок - ничего странного медицина в этом не усматривает. Скорее, наоборот - несколько человек из числа принимавших участие в этих событиях, согласно теории вероятности должны были испытать нечто вроде стресса. Доктор рекомендовал на недельку воздержаться от полетов и вручил голубые таблетки, которые следовало принимать трижды в день. Еше он заметил, что, в сущности, в пользу гипотезы стресса говорит и то, что симптомы у Панарина и Марины различны. И он снова прибег к языку Овидия и Горация, приспособленному медиками для своих надобностей. Не желая, видимо, так быстро расставаться с пациентом, он заявил, что констатирует у Панарина признаки некоего душевного беспокойства, и хитрыми маневрами стал выпытывать, не связано ли это, к примеру, с какими-либо сложностями в отношениях с Мариной. Панарин заявил, что этот след ложный, но вот хронические неудачи Проекта "Икар", если так будет продолжаться и дальше, смогут развить у него комплекс неполноценности. За что был вознагражден ласковой беседой, новыми таблетками, на сей раз зелеными, и с сожалением отпущен. В заключение доктор Беррик посоветовал слетать на недельку на Землю и захлебнуться там в блаженном ничегонеделании.

Таблетки Панарин мимоходом выбросил в урну - что-то подсказывало, что привычка повиноваться медикам на сей раз ни к чему...

У себя на столе он нашел прибывшее с Земли уведомление о том, что его заявка рассмотрена, и два пилота, прошедших полный курс подготовки на Мустанге, прибудут послезавтра. Панарин составил необходимые сводки - близился конец квартала, отправил космодромной службе необходимый формуляр - подтверждение по сегодняшнему старту "Марианны" и принялся сочинять письмо тому выпускнику - он твердо решил устроить парню направление на Мустанг. За этим занятием его и застал звонок от связистов. Его вызывала Земля, некий Станислав Снерг. Дежурный был новый и Снерга не помнил, и стерео, наверное, смотрел редко. Или не интересовался тайнами, счастливец...

Некий Станислав Снерг выглядел усталым и непонятным - Панарин знал его усталым и счастливым, усталым и подавленным, но его сегодняшнего настроения Панарин не смог определить для себя.

"Что-то теряется от долгих разлук, что-то тускнеет, - подумал он, - раньше мы друг друга почти идеально чувствовали..."

- Привет, - сказал Панарин.

- Привет.

- Ты где?

- На Кипре, - сказал Снерг.

- А что там?

- Скоро начнется заседание Мирового Совета, - сказал Снерг. Опустил глаза, поднял, задумчиво прикусил нижнюю губу. - Время еще есть, решил вот тебе брякнуть, благо канал свободен...

- Спасибо, но почему ты там? Почему ты не здесь, объектив ты треснувший? Ты же должен уже знать о замке?

- А, замок... - рассеянно сказал Снерг. - Замок, Тим, признаюсь, мне сейчас нужен, как тюленю галоши, - и совсем задумчиво добавил: - Все равно в формулу, подлец, никак не укладывается...

- В какую формулу?

- Есть тут у нас разные... Попы от вас еще не улетели?

- Вроде нет, - сказал Панарин, и тут до него дошло. - Стах, ты что! Замок же! Ты бы видел... Слушай, это ты или не ты?

- Я, кто же еще. Понимаешь, Тимка, никуда ваш замок не денется. Успею проведать.

"Да на нем же лица нет, - сообразил, наконец, Панарин. - Я гадаю, что с ним такое, а на нем лица нет..."

- С Аленой что-нибудь, Стах?

- С чего ты взял? С ней все нормально, она на Эльдорадо.

- Жаль, я не знал, - сказал Панарин. - Обязательно послал бы цветы. Ей очень нравятся наши, а тут как раз только что улетела на Эльдорадо одна знакомая загадочная женщина...

- Что за женщина? - вопрос прозвучал как хлопок пастушьего кнута.

- Астроархеолог, - сказал Панарин чуточку удивленно. - Ты ее все равно не знаешь.

- Это она обнаружила замок?

- Ну, я не знаю точно, кто его первый увидел. А болид первыми увидели мы. - Он в десяти фразах рассказал о болиде и замолчал, ожидая вопросов.

А Снерг молчал. Такое лицо у него было пятнадцать лет назад, вспомнил Панарин берег Енисея. Они только что посмотрели новый фильм и заспорили из-за одного из трюков - кто-то доказывал, что это комбинированная съемка, Снерг утверждал обратное, и в конце концов тут же повторил этот трюк - разогнал роллер и ухнул на нем в реку с двадцатиметрового обрыва.

Сейчас у него было точно такое же лицо - жестко-азартное лицо человека, уверенного в своей правоте и готового доказать ее самыми рискованными способами. Но пятнадцать лет назад было, откровенно говоря, глупое лихачество, граничащее с выпендрежем, а сейчас речь могла идти только о чем-то весьма серьезном...

- Ну, так... - сказал Снерг. - Как ее фамилия, не подскажешь часом?

- Я только сейчас вспомнил, что не знаю ее фамилии, - признался Панарин. - Зовут Иреной. Вы знакомы?

- Нет. Тимыч, у тебя нет ощущения, что чудеса в последнее время нарастают в геометрической прогрессии?

- Есть такое ощущение, знаешь ли. И есть ощущение, что с тобой происходит нечто странное.

- Правильно, - сказал Снерг. - Я сейчас, как золотоискатель, который обнаружил самородок с бычью голову, но боится подойти - вдруг померещилось? Может быть, я ухватил за хвост жар-птицу, Тим, может быть, допустил самую крупную ошибку. Не знаю, что у меня в кармане - то ли ключ к тайне, то ли ироническая эпитафия на могиле моей профессиональной репутации...

- Помощь тебе нужна?

- Нет. Не знаю я, кто кому должен помогать, и в чем эта помощь должна заключаться... Хотя сам ты мне, безусловно, понадобишься.

- Всегда готов.

- Это хорошо, совсем хорошо... - задумчиво сказал Снерг, и снова Панарин не понял его взгляда. Ну, скоро начнется заседание, пора мне. Удачи.

- И тебе.

Что-то случилось - два дня назад, когда Панарин звонил в Саянск, он не заметил в Снерге и тени тревожных перемен. И удивительнее всего, что это неизвестное настигло Снерга дома - на Земле давно уже не случалось ничего из ряда вон выходящего, способного привести в такое состояние человека, сделавшего охоту за тайнами и загадками своей профессией... Панарин дописал письмо выпускнику. Он мог и ошибаться в отношении парня, но знал, что иногда очень легко спутать нахальство со спокойной уверенностью в себе, особенно если осознающий свои возможности человек плохо умеет сочетать свои достоинства с искусной дипломатией и мало заботится о том, какое впечатление производит на нужных людей в нужную минуту. Так что попробовать, безусловно, стоило.

Вскоре пришла Марина. Критически обозрела внесенные Панариным в интерьер изменения - он убрал вазу с бессмертниками, которых терпеть не мог, повесил репродукции "Испытателей" Борина и "Вавилонскую башню" ван Фалькенборха.

- Вкус у тебя есть, - сказала она. - Особенно это касается "Вавилонской башни" - очень удачная аллегория...

Для Панарина картина всегда была символом адской работоспособности и дерзости замысла, но oн промолчал.

- Вот так - совсем уютно, - Марина поставила ему на стол фотографию. - Ты не можешь выключить эту вашу заутреню?

- Не полагается, - сказал Панарин.

Из селектора звучали привычные доклады пилотов и рапорты кораблей сопровождения - в двух миллионах километров отсюда "Марианна" начинала разгон.

- Мы им сейчас кажемся этакой вишенкой, - сказал Панарин. - Еще и за это люблю космос - понимаешь, насколько мелки иные наши требования...

- Сильно сказано. Я с нетерпением жду, когда ж ты наконец начнешь писать стихи. Надеюсь, первое стихотворение будет посвящено мне?

Панарин молчал.

- Я - "Матадор". "Марианна" продолжает разгон, отклонений от нормы не фиксирую.

И селектор умолк, осталось тихое шуршание, словно где-то на пляже у теплого моря кто-то неспешно пересыпал сухой крупный песок из ладони в ладонь.

- А почему ты не командуешь, как в тот раз, когда я летала на "Соколе"?

- Меня на неделю отстранили от работы, - сказал Панарин. - Из-за ночного случая. Так что сижу вот, слушаю, формуляры заполняю, а от дежурств и полетов временно отстранен...

- Ничего себе! Это из-за глупого кошмара?

- Каждый звездолетчик знает, что его первая заповедь - не спорить с врачами...

- Интересно...

- Ага, - сказал Панарин. - Имеется и второй, не менее интересный факт - мне звонил Снерг. Замком он интересовался не больше, чем нашим позавчерашним танцевальным конкурсом в "Приюте гиперборейцев".

- Быть этого не может!

- Я тебе не вру, - сказал Панарин. - Он нашел на Земле что-то более важное.

- Но разве это возможно - найти сейчас что-то более важное, притом на уютной Земле?

- Выходит, можно, - сказал Панарин.

- Может быть, он просто притворялся? Не сбылась его мечта первым отыскать нечто эпохальное. А самое печальное зрелище на свете - мужчина, которому приходится отказаться от своей мечты... Выгнать, например, следует отсюда всех вас и поголовно заменить женщинами.

- Почему? - вяло спросил Панарин.

- Мы - свежая сила, сохранившая свою витальную энергию. Вы тысячи лет были гораздо шире и глубже, чем женщины, втянуты в коллизии и конфликты общества, так что во многом исчерпали себя.

- Интересно, - сказал Панарин. - Сама придумала?

- А какая разница?

- Большая. Это разные вещи - смеяться над тобой, или над кем-то, умершим лет сто назад. Ты не находишь?

- Между прочим, я серьезно. Мы долго были вдали от серьезных дел, ответственности, и теперь хотим действовать более энергично, принять бо льшую ношу.

- Опять-таки разные вещи, - сказал Панарин, нести ли ответственность за конкретное серьезное дело или просто стремиться взойти на крест из-за отвлеченного принципа...

- Я - "Матадор", - сказал чуточку скучный голос. - "Марианна" начинает вход. Характеристики нормальные.

- Тебе не кажется, что вы, "икарийцы", согласились бы на почетное поражение? - спросила Марина. - Знай вы только, кому следует отдать шпагу?

- Не кажется.

- Я - "Матадор"! Вспышка в точке входа! Фиксирую спектры взрыва!

Панарин вывел прием на максимальную громкость. Потянулся к микрофону, но тут же опомнился...

- Я - "Матадор". Иду к точке входа.