цветовой клавесин. Но, может быть, вам надоело слушать?
который удалилась мать, приоткрылась, и передо мной предстала фигура в таком
странном наряде, что я не узнал ее. Прическа в форме пирамиды и светло-серые
туфли на высоченных каблуках увеличили ее рост фута на полтора. На ней был
белый палантин, оранжевая накидка, бледно-голубое платье из гладкого
бархата, телесного цвета юбка, бледно-желтые чулки и туфельки с беличьей
опушкой. Но что меня особенно поразило, это пятиугольные фижмы, с
выдающимися и вдающимися углами. Можно было подумать, что это ходячая
крепость с пятью бастионами. Вслед за нею появилась одна из дочерей.
меня приводите в ужас! Если бы не нужно было так скоро ехать на бал, я
заставила бы вас переодеться. Я надеюсь, что вы, по крайней мере, будете в
маске.
после полуночного ужина: он был в шляпе цвета увядших листьев, в пышном
парике с буклями, в костюме плотного сукна, с длинными прямоугольными
позументами, в полтора фута каждый, с четырьмя карманами и пятью пуговицами
спереди, но без складок и фалд, в коротких штанах и чулках
светло-коричневого цвета и в зеленых сафьяновых туфлях, - все это вместе
составляло шутовской наряд".
делать отсюда выводов. Если вы захотите стать благоразумным, все пропало.
Без сомнения, мы показались бы такими же странными островитянам, как они
нам. А в области моды безумцы издают законы для умных, куртизанки для
честных женщин, и ничего лучшего не придумаешь, как следовать им. Мы
смеемся, глядя на портреты наших предков, не думая о том, что наши потомки
будут смеяться, глядя на наши портреты.
гармония, мелодия и цветовой клавесин...
женщинами и вообще между всеми гражданами. Школа пошла войной на школу, один
научный авторитет на другой: разгорелись диспуты, начались взаимные
оскорбления, вспыхнула ненависть.
оказались самыми непримиримыми спорщиками, в стране, описанной вашими
путешественниками, именно слепые громче всех и больше всех кричали о цветах.
на куски.
ничего не чувствуют, они думают, что все должны им служить. Что бы ни делали
для них, им все мало. Минута раздражения - и год служения пошел насмарку. Я
ухожу.
ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ
ДВЕ ЛИЦЕМЕРКИ
важными делами, и таким образом действие его перстня было приостановлено. В
это самое время две женщины в Банзе заставили смеяться весь город.
осмотрительностью, и репутация их была так безупречна, что их щадило даже
злословие им подобных. В мечетях только и говорили, что об их добродетели.
Матери ставили их в пример дочерям, мужья - женам. Обе они придерживались
того руководящего принципа, что скандал - величайший из грехов. Общность
убеждений, а главное трудность втирать очки проницательному и хитрому
ближнему, - превозмогли разницу их характеров, - они были близкими
подругами.
своим духовным отцом. Разбираясь друг в друге, каждая, конечно, не могла не
знать всего, что касалось сокровища другой. Но сокровища их были так
прихотливы и нескромны, что обе они находились в непрестанной тревоге. Им
казалось, что их вот-вот разоблачат, и они потеряют репутацию добродетели,
ради которой притворялись и хитрили целых пятнадцать лет и которая им была
теперь в тягость.
пожертвовать жизнью, чтобы о них так же злословили, как и о большинстве их
знакомых.
сдержанная, такая скромная, такая добродетельная, - эта Зелида... Она такая
же, как и все... Ах, эта мысль приводит меня в отчаяние! Да, я хотела бы,
чтобы у меня вовсе не было сокровища, никогда его не было!
размышления, но не так беспокоили. Последние слова Зелиды вызвали у нее
улыбку.
досадой Зелида. - Право, есть от чего.
нам угрожает. Но как ее избегнуть? Ведь вы же согласитесь, что нет шансов,
чтобы ваше пожелание осуществилось.
придумать... Заживо похоронить себя в провинциальной глуши, - это, конечно,
выход; но покинуть все городские развлечения, отказаться от жизни, - нет, я
этого не сделаю. Я чувствую, что мое сокровище никогда с этим не примирится.
над тем, что будут о нас говорить. Я все испробовала, чтобы примирить доброе
имя и удовольствия. Но раз выходит, что надо отказаться от доброго имени, -
сохраним, по крайней мере, удовольствия. Мы были единственными в своем роде.
Ну, что же, моя дорогая, теперь мы будем такие же, как сотни тысяч других.
Неужели это вам кажется таким ужасным?
тех, которых мы презирали с высоты своего величия. Чтобы избежать такой