или два.
проводил должника взглядом и семь раз задумчиво покачал головой, когда тот
скрылся из виду.
в предприятие, о котором знал только, что туда вложены его деньги; потом
пошла юридическая путаница с составлением и оформлением каких-то купчих и
дарственных, с актами о передаче имущества в одних случаях и отчуждения в
других; потом его стали подозревать то в предоставлении незаконных льгот
каким-то кредиторам, то в присвоении каких-то загадочно исчезнувших
ценностей; а так как сам он меньше всех на свете способен был дать
вразумительное объяснение хотя бы по одному из сомнительных пунктов, то
разобраться в его деле оказалось совершенно немыслимым. Сколько ни пытались
выспрашивать у него подробности, чтобы связать концы с концами в его
ответах, сколько ни бились с ним опытные счетоводы и прожженные законники,
знавшие все ходы и выходы в делах о банкротстве и несостоятельности - от
этого дело лишь еще больше запутывалось, принося щедрые проценты
неразберихи. Безвольные пальцы все чаще и чаще теребили дрожащую губу, и в
конце концов даже наипрожженнейшие законники отказались от надежды добиться
у него толку.
не выйдет, разве только сами кредиторы вытолкают его взашей.
однажды под вечер прибежал к сторожу, бледный и запыхавшийся, и сказал, что
его жена занемогла.
живут за городом, - жалобно возразил должник, - но только завтра. Что же
теперь делать? Господи боже мой, что же теперь делать?
человек здравомыслящий, взяв его за локоть. - Идемте.
всхлипываниями: "Что делать, что делать!" - в то время как его безвольные
пальцы размазывали по лицу слезы. Они взошли на самый верх одной из
неприглядных тюремных лестниц, остановились у двери, ведущей в мансарду, и
сторож постучал в эту дверь ключом.
посреди которой две сиплые, опухшие красноносые личности играли за
колченогим столом в карты, курили трубки и пили джин.
ваших услугах и нельзя терять ни минуты!
положительной степени эпитеты сиплый, одутловатый, красноносый, грязный,
азартный, пропахший табаком и джином. Но для самого доктора уже
потребовалась бы сравнительная, ибо он был еще сиплее, еще одутловатей, с
еще более красным носом, еще азартнее, еще грязнее и еще сильней пропах
табаком и джином. Одет он был в какую-то немыслимую рвань -
штопаный-перештопанный штормовой бушлат с продранными локтями и без единой
пуговицы (в свое время этот человек был искусным корабельным врачом),
грязнющие панталоны, которые лишь при очень богатом воображении можно было
представить себе белыми, и ковровые шлепанцы; никаких признаков белья не
наблюдалось.
волосы дыбом, - что, по-видимому, означало у него умывание, - затем из
шкафа, где хранились чашки и блюдца, а также уголь для топки, достал
засаленную сумку с инструментами, обмотал шею и подбородок грязным шарфом и
превратился в какое-то зловещее медицинское пугало.
который вернулся на свое место у ворот) и направились к жилищу должника. Все
тюремные дамы успели проведать о готовящемся событии и толпились перед
домом, где оно должно было произойти. Одна уже вела обоих детей, чтобы
приютить их у себя, пока все не будет кончено; другие явились со скромными
гостинцами, выкроенными из собственных скудных запасов; третьи просто шумно
выражали участие. Мужская часть населения тюрьмы, чувствуя себя оттесненной
на второй план, разошлась, или даже, вернее сказать, попряталась по своим
комнатам и следила за ходом дел, выглядывая из окон; кто-то, завидя шедшего
по двору доктора, подсвистывал ему в знак приветствия, другие, не смущаясь
расстоянием в несколько этажей, обменивались язвительными намеками по поводу
волнения, охватившего всю тюрьму.
стенами, пеклись на солнце. В тесной комнатке, где лежала жена должника,
хлопотала некая миссис Бэнгем, которая некогда сама содержалась в Маршалси в
заключении, а ныне ходила туда на поденную работу и исполняла разные
поручения обитателей тюрьмы, через нее поддерживавших связь с внешним миром.
Эта достойная особа предложила свои услуги по истреблению мух и всяческому
уходу за больной. Стены и потолок комнаты были черным-черны от мух, и миссис
Бэнгем, со свойственной ей неистощимой изобретательностью, одной рукой
обмахивала свою пациентку капустным листом, а другой готовила и разливала по
банкам из-под помады убийственную смесь уксуса с сахаром, на соблазн и
погибель мушиному роду, сопровождая все это приличествующими случаю
утешительными и ободряющими речами.
они зато отвлекут ваши мысли, а это к лучшему. Очень уж тут, в Маршалси,
мухи жирны, да оно и не мудрено: с одной стороны кладбище, с другой -
бакалейная торговля, а рядом конюшня и лавки, где продают требуху. Кто
знает, если рассудить, так, может, и мухи нам посланы в утешение. Ну как вы
себя чувствуете, моя душенька? Не лучше? Впрочем, теперь на это надеяться не
приходится; сначала будет хуже и хуже, а уж только потом лучше, вы ведь и
сами знаете. Да, дела, дела! Подумать только, такой хорошенький маленький
ангелочек должен появиться на свет за тюремной решеткой! Разве ж это не
радость? Разве ж от этого не становится легче на душе? Да я и не упомню у
нас в тюрьме такого случая. Ну-ну, зачем же плакать, - продолжала миссис
Бэнгем, неукоснительно заботясь о поднятии духа пациентки. - Вы ведь теперь
прославитесь на всю округу! А мухи так и валятся в наши банки. И вообще все
идет хорошо! А вот, наконец, - сказала миссис Бэнгем, оглянувшись на
скрипнувшую дверь, - а вот, наконец, и ваш дорогой муженек и с ним доктор
Хэггедж. Ну теперь, можно сказать, все в полном порядке!
уверенность, что все в полном порядке; но поскольку доктор сразу заявил: "Мы
совсем молодцом, миссис Бэнгем, раз-два, и все будет кончено", и поскольку
они с миссис Бэнгем тут же принялись верховодить четой беспомощных горемык,
как ими всегда и все верховодили, то эта помощь, оказавшаяся под руками,
сгодилась не хуже всякой другой. Во врачебных методах доктора Хэггеджа не
было ничего примечательного, кроме разве его заботы о том, чтобы миссис
Бэнгем все время оставалась на высоте своего положения. Вот образчик этой
заботы.
минут, - ступайте принесите бутылочку джину, а то, я боюсь, вам не
выдержать.
отвечала миссис Бэнгем.
врачебного долга и не потерплю, чтобы мне противоречили. Ступайте и
принесите джину, а то я уже вижу, что силы вам изменяют.
самому не мешало бы, пожалуй, глотнуть капельку, что-то у вас вид неважный,
как я погляжу.
вашим здоровьем, это еще не означает, что вы вправе интересоваться моим.
Потрудитесь не вмешиваться. Ваше дело - исполнять мои распоряжения, а потому
ступайте и принесите то, что вам ведено.
и сам. Эту лечебную процедуру он повторял каждый час, с неизменной
настойчивостью. Так прошло три или четыре часа; мухи сотнями падали в
расставленные им ловушки; и вот, наконец, среди этого множества мелких
смертей затрепетала крошечная новая жизнь, едва ли многим крепче мушиной.
сложена отлично. Что с вами, миссис Бэнгем? На вас лица нет! Немедленно
ступайте и принесите еще джину, сударыня, а то как бы с вами не сделался
нервный припадок.
должника, как осыпаются листья с деревьев, когда зима близка. И ни одного
уже не было у него на руке, когда он положил на грязную ладонь доктора
что-то звякнувшее металлом. Перед тем миссис Бэнгем была послана с
поручением в расположенное неподалеку заведение с тремя золотыми шарами на
вывеске *, где ее очень хорошо знали.
успокоилась. Самочувствие отличное.
Хоть никогда я не думал, что...
сэр! Не все ли равно! В конце концов чего нам здесь не хватает? Немножко
простора - и только. Живем спокойно; никто нас не донимает, нет дверных
молотков, которыми кредиторы дубасят в дверь с таким грохотом, так что у вас
душа уходит в пятки. Никто не спрашивает, дома ли вы, и не обещает простоять
у порога как вкопанный, пока вы не придете. Никто не пишет вам угрожающих