нас. К счастью, мы с вами встретились, - благодаря нашему доброму
родственнику, - и теперь суд не в силах нас разлучить!
многозначительный взгляд. Я улыбнулась в ответ, и весь остальной путь до
дому мы прошли очень весело.
Джеллиби, а потом в течение часа в столовой один за другим появлялись
разнообразные предметы, необходимые для первого завтрака. Я не сомневаюсь,
что миссис Джеллиби легла спать и встала точно так же, как это делают все
люди, но по ее виду казалось, будто она, ложась в постель, даже платья не
сняла. За завтраком она была совершенно поглощена своими делами, так как
утренняя почта принесла ей великое множество писем относительно
Бориобула-Гха, а это, по ее собственным словам, сулило ей хлопотливый день.
Дети шатались повсюду, то и дело падая и оставляя следы пережитых
злоключений на своих ногах, превратившихся в какие-то краткие летописи
ребячьих бедствий; а Пищик пропадал полтора часа, и домой его привел
полисмен, который нашел его на Ньюгетском рынке *. Спокойствие, с каким
миссис Джеллиби перенесла и отсутствие и возвращение своего отпрыска в лоно
семьи, поразило всех нас.
беспрерывно пачкалась чернилами, быстро обретая тот вид, в каком мы застали
ее накануне. В час дня за нами приехала открытая коляска и подвода для
нашего багажа. Миссис Джеллиби попросила нас передать сердечный привет
своему доброму другу мистеру Джарндису; Кедди встала из-за письменного стола
и, провожая нас, поцеловала меня, когда мы шли по коридору, а потом стояла
на ступеньках крыльца, покусывая гусиное перо и всхлипывая; Пищик, к
счастью, спал, так что сон избавил его от мук расставанья (я не могла
удержаться от подозрений, что на Ньюгетский рынок он ходил искать меня);
остальные же дети прицепились сзади к нашей коляске, но вскоре сорвались и
попадали на землю, и мы, оглянувшись назад, с тревогой увидели, что они
валяются по всему Тейвис-Инну.
ГЛАВА VI
и светлей становился день. Озаренные солнцем, вдыхая свежий воздух, мы
ехали, все больше и больше дивясь на бесчисленные улицы, роскошь магазинов,
оживленное движение и толпы людей, которые запестрели, словно цветы, как
только туман рассеялся. Но вот мы мало-помалу стали выбираться из этого
удивительного города, пересекли предместья, которые, как мне казалось, сами
могли бы образовать довольно большой город, и, наконец, свернули на
настоящую деревенскую дорогу, а тут на нас пахнуло ароматом давно скошенного
сена и перед нами замелькали ветряные мельницы, стога, придорожные столбы,
фермерские телеги, качающиеся вывески и водопойные колоды, деревья, поля и
живые изгороди. Чудесно было видеть расстилавшийся перед нами зеленый
простор и знать, что громадная столица осталась позади, а когда какой-то
фургон, запряженный породистыми лошадьми в красной сбруе, поравнялся с нами,
бойко тарахтя под музыку звонких бубенчиков, мы все трое, кажется, готовы
были запеть им в лад, - таким весельем дышало все вокруг.
сказал Ричард, - и этот фургон - последний штрих на картине... Эй! В чем
дело?
бубенчиков перешел в легкое позвякиванье, но стоило одной из лошадей дернуть
головой или встряхнуться, как нас вновь окатывало ливнем звона.
назад, к нам... Добрый день, приятель! - Возчик уже стоял у дверцы нашей
коляски. - Смотрите-ка, вот чудеса! - добавил Ричард, всматриваясь в него. -
У него на шляпе ваша фамилия, Ада!
заткнуты три записки: одна - адресованная Аде, другая - Ричарду, третья -
мне. Возчик вручил их нам одну за другой поочередно, всякий раз сперва
прочитывая вслух фамилию адресата. На вопрос Ричарда, от кого эти записки,
он коротко ответил: "От хозяина, сэр", - надел шляпу (похожую на котелок,
только мягкий) и щелкнул бичом, а "музыка" зазвучала снова, и под ее звон он
покатил дальше.
были совершенно одинакового содержания, и в каждой мы прочли следующие
слова:
стесняться один другого. Поэтому предлагаю встретиться, как старые приятели,
ни словом не поминая о прошлом. Возможно, так будет легче и для Вас, а для
меня - безусловно. Любящий Вас
мне так ни разу и не удалось поблагодарить того, кто столько лет был моим
благодетелем и единственным покровителем. Раньше я не спрашивала себя: как
мне благодарить его? - признательность была слишком глубоко скрыта в моем
сердце; теперь же стала думать: как удержаться от благодарности при встрече
с ним? и поняла, что это будет очень трудно.
впечатление, - только они не помнят, откуда оно взялось, - будто их кузен
Джарндис не терпит благодарности за свои добрые дела и, уклоняясь от нее,
прибегает к самым диковинным хитростям и уловкам вплоть до того, что
спасается бегством. Ада смутно припомнила, как еще в раннем детстве слышала
от своей мамы, будто мистер Джарндис однажды оказал ей очень большую услугу,
а когда мама отправилась его благодарить, он, увидев в окно, что она подошла
к дверям, немедленно сбежал через задние ворота, и потом целых три месяца о
нем не было ни слуху ни духу. Мы много беседовали на эту тему, и, сказать
правду, она не иссякала весь день, так что мы почти ни о чем другом не
говорили. Случайно отвлекшись от нее, мы немного погодя возвращались к ней
опять и гадали, какой он, этот Холодный дом, да скоро ли мы туда доедем, да
увидим ли мистера Джарндиса тотчас же по приезде или позже, да что он нам
скажет и что следует нам сказать ему. Обо всем этом мы думали и раздумывали
и говорили все вновь и вновь.
тропинки по обочинам большей частью были удобны; поэтому мы выходили из
коляски на всех подъемах и шли в гору пешком, и нам так это нравилось, что,
добравшись доверху, мы и на ровном месте не сразу садились в свой экипаж. В
Барнете * нас ждали сменные лошади, но им только что задали корму, так что
нам пришлось подождать и мы успели сделать еще одну длинную прогулку по
выгону и древнему полю битвы, пока не подъехала наша коляска. Все это нас
так задержало, что короткий осенний день уже угас и наступила долгая ночь, а
мы еще не доехали до городка Сент-Олбенса *, близ которого, как нам было
известно, находился Холодный дом.
Ричард признался, - когда мы катили по булыжной мостовой старинного городка,
- что его обуяло нелепое искушение повернуть вспять. А мы с Адой - Аду он
очень заботливо укутал, так как вечер был ветреный и морозный - дрожали с
головы до ног. Когда же мы выехали за черту города и завернули за угол
крайнего дома, Ричард сказал, что форейтор, который давно уже сочувствовал
нашему нетерпеливому ожиданию, обернулся и кивнул нам; и тут обе мы
поднялись и дальше ехали стоя (причем Ричард поддерживал Аду, чтобы она не
вывалилась), напряженно всматриваясь в звездную ночь и расстилавшееся перед
нами пространство. Но вот впереди на вершине холма блеснул свет, и кучер,
указав на него бичом, крикнул: "Вон он, Холодный дом!", пустил лошадей
крупной рысью и погнал их в гору так быстро, что нас, как брызгами на
водяной мельнице, осыпало дорожной пылью, взлетающей из-под колес. Свет
блеснул, погас, снова блеснул, опять погас, блеснул вновь, и мы, свернув в
аллею, покатили в ту сторону, где он горел ярко. А горел он в окне
старинного дома с тремя вздымавшимися на переднем фасаде шпилями и покатым
въездом, который вел к крыльцу, изгибаясь дугой. Как только мы подъехали,
где-то зазвонил колокол, и вот под его густой звон, гулко раздававшийся в
тишине, и лай собак, доносившийся издали, озаренные потоком света, хлынувшим
через распахнутую дверь, окутанные паром, поднявшимся от разгоряченных
лошадей, чувствуя, как быстро забилось у нас сердце, мы вышли из коляски в
немалом смятении.
встретиться с вами! Рик, будь у меня сейчас еще одна свободная рука, я
протянул бы ее вам!
голосом, одной рукой обнял Аду, другою - меня и, отечески поцеловав нас
обеих, провел через переднюю в небольшую с красными стенами комнатку,
залитую светом огня, который ярко пылал в камине. Тут он снова поцеловал нас
и, разжав руки, усадил рядом на диванчик, уже пододвинутый поближе к огню. В
эту минуту я поняла, что стоит нам хоть немножко дать волю своим чувствам, и
он убежит во мгновение ока.
искреннее слово не хуже целой речи. От души рад вас видеть. Вы теперь дома.
Отогревайтесь же!