кончиться для него большой бедой. Вдруг он схватит какую-нибудь ужасную
болезнь. Или девушка потребует с него больше, чем он может заплатить. Он
боялся девушки, себя, всего на свете... безмерно волновался и чуть не
потерял дар речи, одолеваемый страхами и сомнениями. И все же он шел, и,
как только дверь закрылась за ним, эта прекрасная, грациозная Венера с
округлыми формами обернулась и обняла его; потом спокойно стала перед
большим зеркалом, в котором он мог видеть ее всю, и начала раздеваться...
11
подействовать на новичка, глубоко чуждого всему этому миру. Правда, острое
любопытство и непреодолимое желание привели его сюда и заставили поддаться
соблазну, но строгие моральные правила, которые ему издавна внушали, и
характерное для него отвращение ко всему грубому, не эстетичному,
заставляли его смотреть на все, что произошло, как на нечто, несомненно,
унизительное и греховное. Наверно, родители были правы, когда утверждали в
своих проповедях, что это низменно и постыдно.
все было уже позади, приобретали в глазах Клайда какую-то грубую языческую
красоту, своеобразное вульгарное очарование. И пока другие, более яркие
впечатления не заставили побледнеть это воспоминание, Клайд против воли
возвращался к нему с большим интересом и даже удовольствием.
может ходить, куда угодно, и делать, что угодно. Ему незачем идти снова в
тот дом, если не хочется, - он может найти другие места, возможно не такие
бесстыдные, более утонченные. Ему не хотелось бы идти опять вместе со всей
компанией. Лучше бы просто найти себе какую-нибудь девушку, вроде тех, с
которыми он видел Зиберлинга и Дойла. Таким образом, несмотря на все
тревожные мысли, мучившие Клайда в ту ночь, он быстро освоился с новым
источником удовольствия, если и не с обстановкой, в которой его познал. Он
должен, как Дойл, найти себе девушку нестрогих правил и тратить на нее
деньги. И Клайд с нетерпением ждал удобного случая, чтобы осуществить свои
планы.
обстоятельство, что и Хегленд и Ретерер, хотя втайне и чувствовали его
превосходство, а может быть, именно поэтому, стали относиться к нему с
особенным вниманием: ухаживали за ним, вовлекали его во все свои дела и
развлечения. Так, вскоре после того первого приключения Ретерер пригласил
Клайда к себе, и Клайд с первого же взгляда понял, что семья Ретерера жила
совсем иначе, чем его собственная.
сосредоточенность людей, живущих под давлением религиозных догм и
убеждений. В доме у Ретерера было как раз наоборот. Мать и сестра его не
чужды были известных если не религиозных, то моральных убеждений, однако
смотрели на жизнь довольно свободно, - а моралист, пожалуй, сказал бы
"беспринципно". Тут никогда и речи не было о каких-либо строгих
нравственных устоях, о твердой линии поведения. И потому Ретерер и его
сестра Луиза (она была на два года моложе его) поступали так, как им
нравилось, и не слишком задумывались на этот счет. Но Луиза обладала
достаточным умом и характером, чтобы не броситься на шею первому
встречному.
заставлявшую его смотреть косо на большую часть того, что его окружало,
был пленен безыскусственностью и свободой открывавшейся перед ним жизни.
По крайней мере среди этих людей он волен был поступать так, как ему
доныне никогда еще не приходилось, и мог держаться непринужденнее, чем
когда-либо. Особенно приятно было ему, всегда нервному и неуверенному в
обращении с девушками, что теперь он почти освободился от сомнений в своей
привлекательности. До сих пор, несмотря на свой недавний первый визит в
храм любви, куда Хегленд и остальные показали ему дорогу, Клайд был
убежден, что у него нет ни ловкости, ни обаяния, необходимых, чтобы
нравиться девушкам. Стоило какой-нибудь девушке оказаться рядом или хотя
бы направиться в его сторону, как он уже чувствовал себя совсем
подавленным: его бросало в холод, в нервную дрожь, он глупел и
окончательно терял способность разговаривать или шутить, как другие
молодые люди. Но теперь, бывая у Ретереров, он получил полную возможность
испытать, сумеет ли он побороть свою застенчивость и нерешительность.
Луизы, более или менее одинаково смотревшие на жизнь. Здесь танцевали,
играли в карты, беззастенчиво флиртовали. До сих пор Клайд не представлял
себе, что родители могут быть такими снисходительными или равнодушными в
вопросах поведения и нравственности, как миссис Ретерер. Он не представлял
себе, чтобы какая-либо мать могла одобрять такие свободные товарищеские
отношения между юношами и девушками, какие существовали в доме Ретереров.
почувствовал себя частью этой компании; на членов ее он смотрел несколько
свысока за их распущенность, за не слишком правильную речь, но, с другой
стороны, его привлекала их непринужденность, общительность, уменье
веселиться. В этой компании он наконец-то может выбрать себе подругу, лишь
бы хватило смелости! И Клайд вскоре попытался осуществить это при
поддержке Ретерера, его сестры и всех их знакомых; случай представился в
первое же его посещение Ретереров.
к обеду. В этот день она не могла прийти раньше семи часов, и обед поэтому
отложили. Тем временем к Луизе зачем-то зашли две ее подруги и, застав
вместо нее Ретерера и Клайда, расположились как дома, заинтересованные
Клайдом и его новым костюмом. Но Клайд, одновременно и жаждавший общества
девушек, и робевший перед ними, держался нервно и отчужденно, а подругам
Луизы показалось, что он высокомерен и заносчив. Обиженные, они решили
показать себя во всем блеске и вскружить ему голову - никак не меньше.
Клайду очень понравилась их грубоватая веселость, и его быстро очаровала
одна из них - Гортензия Бригс, хорошенькая и крайне самоуверенная
брюнетка, которая, подобно Луизе, была всего лишь простой продавщицей в
большом магазине. И все же Клайд сразу увидел, что она довольно вульгарна
и грубовата и совсем не похожа на девушку, о какой он мечтал.
Ретерером и взглянув на Клайда, который стоял у окна и смотрел на улицу. -
Какая досада! Ну, мы чуточку подождем, если вы не возражаете.
же будет возражать против нашего присутствия!"
А ее подруга, Грета Миллер, прибавила:
обедать пришли. Мы думали, вы уже покончили с едой.
Ретерер. - Кто же вас отсюда выгонит, раз вам тут нравится? Садитесь,
заведите граммофон, вообще делайте, что хотите. Скоро будем обедать, и
Луиза вот-вот явится.
А Клайд под их взглядами сразу почувствовал себя брошенным в утлой шлюпке
на произвол судьбы среди неведомого моря.
разглядывая Клайда, как будто решая про себя, стоит ли он внимания, и,
решив, что стоит, пояснила: - Сколько нам сегодня придется съесть: и
мороженое, и пирог, и пирожные, и сандвичи. Мы как раз пришли предупредить
Луизу, чтобы она не очень наедалась. Знаешь, Том, Китти Кин справляет день
рожденья. У нее будет огромный пирог и много всякой всячины. Ты ведь
придешь туда потом, правда? - закончила она, подумав, что, может быть, с
Ретерером придет и Клайд.
обеда пойти в театр.
чтобы привлечь к себе внимание, центром которого до сих пор была Грета.
Гортензия все еще стояла у зеркала и теперь обернулась, чтобы послать
обольстительную улыбку всем и особенно Клайду, в чью сторону, как ей
казалось, уже закинула удочку ее подруга. - По-моему, глупость - идти в
театр, когда можно пойти с нами к Китти и потанцевать.
Ретерер (он умел иногда быть весьма здравомыслящим человеком). - Прямо
удивительно, как вам только не хочется иной раз отдохнуть. Вот я целый
день на ногах и подчас не прочь посидеть.
и сделала па влево, словно готовясь заскользить в танце. - У нас эта
неделя сплошь занята. Жуть! - Она закатила глаза и трагически сжала руки.
- Просто ужас, сколько нам придется танцевать этой зимой, - правда.
Гортензия? По четвергам, по пятницам, по субботам и воскресеньям. Ну и ну!
Вот ужас, правда?
у него сочувствия.
с Бертом Гетлером и я с Вилли Бэсиком! У Пэгрена на Уэстер-авеню. Видел бы
ты, сколько там было народу! Мы танцевали до четырех утра. Я думала, у
меня ноги отвалятся. Даже не помню, когда я так уставала.
думала, что не смогу работать на следующее утро. У меня до того слипались
глаза, я насилу различала покупателей. А мама как волновалась! Просто
ужас! Она до сих пор не может прийти в себя. По субботам и по воскресеньям