Чтение 16–й страницы книги ~Сорок пять~

и такие ловкие, что он не смог заметить, кто именно был похитителем.

Впрочем, признавал он, вина всецело его: незачем было являться в Париж в
шляпе с такой великолепной пряжкой.

Часам к четырем в гостинице Фурнишонов находилось уже около сорока
земляков капитана.

- Странное дело, - сказал хозяин, - они все - гасконцы.

- Что тут странного? - ответила жена. - Капитан же сказал, что соберутся
его земляки.

- Ну так что?

- Раз он сам гасконец, и земляки его должны быть гасконцами.

- И правда, выходит, что так.

- Ведь господин д'Эпернон родом из Тулузы.

- Правда, правда. Так ты по-прежнему считаешь, что это господин
д'Эпернон?

- Ты же сам слышал - он раза три пустил "тысячу чертей".

- Пустил тысячу чертей? - с беспокойством спросил Фурнишон. - Какие такие
черти?

- Дурак, это его любимое ругательство.

- Верно, верно.

- Удивительно только одно: что у нас лишь сорок гасконцев, ведь должно
было быть сорок пять.

Но к пяти часам появились и пять последних гасконцев, так что постояльцы
"Меча" были теперь в полном сборе.

Никогда еще гасконские физиономии не выражали подобного изумления: целый
час в зале гостиницы звучали характерные гасконские проклятия и столь шумные
изъявления восторга, что супругам Фурнишон почудилось, будто весь Сентонж,
весь Пуату, весь Они и весь Лангедок завладели их столовой.

Некоторые из прибывших были знакомы между собой. Так, например, Эсташ де
Мираду расцеловался с кавалером, прибывшим с двумя слугами, и представил ему
Лардиль, Милитора и Сципиона.

- Каким образом очутился ты в Париже? - спросил тот.

- А ты, милый мой Сент-Малин?

- Я получил должность в армии, а ты?

- Я приехал по делу о наследстве.

- А, так. И за тобой опять увязалась старуха Лардиль?

- Она пожелала мне сопутствовать.

- И ты не мог уехать тайком, чтобы не тащить с собой всю эту ораву,
уцепившуюся за ее юбку?

- Невозможно было: письмо от прокурора вскрыла она.

- А, так ты получил извещение о наследстве письменно? - спросил
Сент-Малин.

- Да, - ответил Мираду.

И, торопясь переменить разговор, он заметил:

- Не странно ли, что эта гостиница переполнена, а все постояльцы - сплошь
наши земляки?

- Ничего странного нет: вывеска очень уж привлекательная для людей чести,
- вмешался в разговор наш старый знакомый Пердикка де Пенкорнэ.

- А, вот и вы, дорогой попутчик, - сказал Сент-Малин. - Вы так и не
договорили мне того, что начали объяснять у Гревской площади, когда нас
разделила эта громадная толпа.

- А что я намеревался вам объяснить? - слегка краснея, спросил Пенкорнэ.

- Каким образом я встретил вас на дороге между Ангулемом и Анжером в
таком же виде, как сейчас, - на своих двоих, без шляпы и с одной лишь
тростью в руке.

- А вас это занимает, сударь мой?

- Ну, конечно, - сказал Сент-Малин. - От Пуатье до Парижа далековато, а
вы пришли из мест, расположенных за Пуатье.

- Я шел из Сент-Андре де Кюбзак.

- Вот видите. И путешествовали все время без шляпы?

- Очень просто.

- Не нахожу.

- Уверяю вас, сейчас вы все поймете. У моего отца имеется пара
великолепных коней, которыми он до того дорожит, что способен лишить меня
наследства после приключившейся со мной беды.

- А что за беда с вами стряслась?

- Я объезжал одного из них, самого лучшего, как вдруг шагах в десяти от
меня раздался выстрел из аркебуза. Конь испугался, понес и помчался по
дороге к Дордони.

- И бросился в реку?

- Вот именно.

- С вами вместе?

- Нет. К счастью, я успел соскользнуть на землю, не то пришлось бы мне
утонуть вместе с ним.

- Вот как! Бедное животное, значит, утонуло?

- Черт возьми, да! Вы же знаете Дордонь: ширина - полмили.

- Ну, и тогда?

- Тогда я решил не возвращаться домой и вообще укрыться от отцовского
гнева куда-нибудь подальше.

- А шляпа-то ваша куда девалась?

- Да подождите, черт побери! Шляпа сорвалась у меня с головы.

- Когда вы падали?

- Я не падал. Я соскользнул на землю. Мы, Пенкорнэ, с лошадей не падаем.
Пенкорнэ с пеленок наездники.

- Это уж известное дело, - сказал Сент-Малин. - А шляпа-то все же где?

- Да, верно. Вы насчет шляпы?

- Да.

- Шляпа сорвалась у меня с головы. Я принялся искать ее, - это ведь была
единственная моя ценность, раз я вышел из дому без денег.

- Какую же ценность могла представлять ваша шляпа? - гнул свое
Сент-Малнн, решавший довести Пенкорнэ до точки.

- И даже очень большую, разрази меня гром! Надо вам сказать, что перо на
шляпе придерживалось бриллиантовой пряжкой, которую его величество император
Карл V подарил моему деду, когда, направляясь из Испании во Фландрию, он
останавливался в нашем замке.

- Вот оно что! И вы продали пряжку вместе со шляпой? Тогда, друг мой
любезный, вы наверняка самый богатый из нас всех. Вам бы следовало на
вырученные за пряжку деньги купить себе вторую перчатку. Руки у вас уж
больно разные: одна белая, как у женщины, другая черная, как у негра.

- Да подождите же: в тот самый миг, когда я оглядывался, разыскивая
шляпу, на нее - как сейчас вижу - устремляется громадный ворон.

- На шляпу?

- Вернее, на бриллиант. Вы знаете - эта птица хватает все, что блестит.
Ворон бросается на мой бриллиант и похищает его.

- Бриллиант?

- Да, сударь. Сперва я некоторое время не спускал с него глаз. Потом
побежал за ним, крича: "Держите, держите! Вор!" Куда там! Через каких-нибудь
пять минут он исчез.

- Так что вы, удрученный двойной утратой...

- Я не посмел возвратиться в отцовский дом и решил отправиться в Париж
искать счастья.

- Здорово! - вмешался в разговор кто-то. - Ветер, значит, превратился в
ворона? Мне помнится, я слышал, как вы рассказывали господину де Луаньяку,
что, когда вы читали письмо своей возлюбленной, порыв ветра унес и письмо и
шляпу и что вы, как истинный Амадис, бросились за письмом, предоставив шляпе
лететь, куда ей вздумается.

- Сударь, - сказал Сент-Малин. - Я имею честь быть знакомым с господином
д'Обинье, отличным воякой, который к тому же довольно хорошо владеет пером.
Когда вы повстречаетесь с ним, поведайте ему историю вашей шляпы: он сделает
из нее чудесный рассказ.

Послышалось несколько подавленных смешков.

- Э, э, господа, - с раздражением спросил гасконец, - уж не надо мной ли,
часом, смеются?

Все отвернулись, чтобы посмеяться от всего сердца.

Пердикка внимательно огляделся по сторонам и заметил у камина какого-то
молодого человека, охватившего обеими руками голову. Он решил, что тот
старается получше спрятать свое лицо, и направился прямо к нему.

- Эй, сударь, - сказал он, - раз уж вы смеетесь, так смейтесь в открытую,
чтобы все видели ваше лицо.

И он ударил молодого человека по плечу.

Тот поднял свое хмурое строгое чело.

Это был не кто иной, как наш друг Эрнотон де Карменж, еще не пришедший в
себя после своего приключения на Гревской площади.

- Попрошу вас, сударь, оставить меня в покое, - сказал он, - и прежде
всего, если вы еще раз пожелаете коснуться меня, сделайте это рукой, на
которой у вас перчатка. Вы же видите, мне до вас дела нет.

- Ну и хорошо, - пробурчал Пенкорнэ, - раз вам до меня дела нет, то и я
ничего против вас не имею.

- Ах, милостивый государь, - заметил Эсташ де Мираду Карменжу с самыми
миролюбивыми намерениями, - вы не очень-то любезны с нашим земляком.

- А вам-то, черт побери, какое до этого дело? - спросил Эрнотон, все
больше раздражаясь.

- Вы правы, сударь, - сказал Мираду с поклоном, - меня это действительно
не касается.

Он отвернулся и направился было к Лардиль, приютившейся в уголку у самого
очага. Но кто-то преградил ему путь.

Это был Милитор. Руки его по-прежнему засунуты были за пояс, а губы
насмешливо усмехались.

- Послушайте, любезнейший отчим! - произнес бездельник.

- Ну?

- Что вы на это скажете?