на замок. Передо мной было полотно в раме: черно-синяя крыша, башенки,
высокие трубы и стены из песчаника сжались до размеров иллюстрации к сказке;
за этими стенами больше не было живых, чувствующих людей, я рассматривал
картинку в детской книжке, холст на стенах галереи, на котором задержишь на
миг взгляд из- за его красоты и тут же забудешь.
сеном, но воркующие трубастые голуби не собирались ее покидать -- они
прихорашивались, красовались друг перед другом, с важным видом заходили
внутрь через узкие оконца и вновь выходили, кланялись и распускали веером
хвосты. Вдруг высокие окна гостиной распахнулись и на террасе появились
Франсуаза и Рене; они замахали, увидев меня, а идущая между ними детская
фигурка вырвалась вперед и с криком пустилась ко мне, не
слушая матери, сердито велевшей ей вернуться. Промчавшись по пешеходному
мостику через ров, она запрыгала по траве, мне навстречу, а подлетев почти
вплотную, стремительно взметнулась вверх, и я был вынужден поймать ее на
лету, как балерину.
меня на шее и трепля мне волосы. -- Дяде Полю пришлось поехать одному, и он
очень сердился.
землю. -- Ты бы лучше шла в дом, я слышу, мама тебя зовет.
голубятни.
Ведь ты вернулся домой. Почини мне качели. Видишь, веревка лопнула.
болтала ни о чем, задавала вопросы, не требующие ответа, а когда я, наконец,
закрепил сиденье, стала на него и начала энергично раскачиваться; тонкие
ноги под коротким клетчатым платьем, таким ярким, что рядом с ним ее личико
казалось еще бледней, были пружинистые, как у обезьянки.
неожиданно сказала:
достигли дорожки, она принялась подбирать каштаны, но, набив ими кармашек,
остальные кинула на землю.
спросила она.
мучеников, а потому в райских кущах радость и ликование. Догоняй!
очутились на террасе перед замком, в том самом месте, где я был в эту ночь.
Подняв глаза на окошечко в башенке, я увидел, как далеко было от подоконника
до земли, и мне снова стало страшно. Девочка шла дальше, к конюшням и прочим
службам. Взобравшись на стену надо рвом, она осторожно пошла по ней среди
плетей плюща. Недалеко от прохода под аркой спрыгнула на землю, и пес,
спавший на солнце, потянулся и стал вилять хвостом; она открыла дверцу в
загородке и выпустила его наружу. Увидев меня, пес залаял, а когда я
крикнул: -- он остался на месте, у ног
Мари-Ноэль, словно охраняя ее, и продолжал на меня рычать.
что, вдруг ослеп? Не узнаешь хозяина?
тоже остался на месте; внутренний голос говорил мне, что стоит сделать один
шаг, он опять зарычит, а мои попытки подружиться с ним скорее усилят его
подозрения, чем успокоят их.
подбежал ко мне, обнюхал и равнодушно побежал дальше, тыкаясь носом в плющ
на стене.
Цезарь, ко мне! Цезарь, дай я пощупаю твой нос.
растерянно стоял, глядя на девочку; Мари-Ноэль подошла к нему, погладила по
широким бокам, пощупала нос.
церкви спускается вниз какая-то женщина и подходит к въездным воротам.
Женщина была в черном, на голове -- старомодная шляпка без полей, в руках
молитвенник. Наверно, Бланш. Не глядя по сторонам, словно не замечая, что
кругом ясный день, она шла, гордо выпрямившись, по гравиевой дорожке к
ступеням парадного входа. И даже когда к ней подбежала Мари-Ноэль, ничто не
дрогнуло в каменном лице, жесткие черты не смягчились.
видеть! Этого никогда не бывало. Вы не думаете, что он заболел?
запереть, -- сказала она, поднимаясь на террасу; поведение пса явно не
встревожило ее. -- А ты, раз недостаточно здорова, чтобы гулять, вполне
можешь прийти ко мне заниматься после ленча.
девочка.
снискать милость Бланш. -- Спроси лучше маму, как она думает.
казалось, я просто для нее не существую. Мари-Ноэль взяла меня за руку и
сердито ее затрясла.
если я не стану сегодня заниматься?
согласна потратить на тебя время, ты будешь сегодня заниматься. Это тебе не
повредит. А теперь пойдем наверх, у меня что-то для тебя есть.
время завтрака, когда все соберутся внизу за столом, а не вручать их
порознь. Но девочке придется отдать подарок сейчас, чтобы задобрить ее, --
она всерьез надулась на меня из-за того, что я велел ей заниматься.
книгой, взяв его со стола. Она нетерпеливо сорвала оберточную бумагу и,
когда увидела, что внутри, вскрикнула от радости и прижала к себе книгу
обеими руками.
дорогой папочка, как ты всегда угадываешь, что мне нужно?
подвергся ее детским ласкам: она обвила мою шею руками, терлась щекой о мою
щеку и осыпала меня беспорядочными поцелуями. Но теперь я этого ждал и
закружил ее вокруг себя по комнате; казалось, будто играешь со львенком или
длинноногим щенком, -- любое молодое животное привлекает нас юностью и
грацией движений. Я больше не чувствовал себя неловко, она пробудила во мне
невольный отклик. Я дергал ее за волосы, щекотал сзади шейку, мы оба
смеялись; ее естественность, ее доверие придавали мне смелости и уверенности
в себе... и в ней. Узнай это прелестное, льнущее ко мне существо, что я --
чужак, я вызвал бы у нее неприязнь и страх. Представил, как она тут же
замкнется в себе, нас ничто не будет связывать, в лучшем случае я стану ей
безразличен, как псу. Мысль о том, что этого не произойдет, поднимала во мне
дух, вызывала ликование.
догадавшись, что у меня изменилось настроение, и желая обратить это себе на
пользу.
свертки.
подарки не только для тебя. Маме я отдал подарок вчера вечером, бабушке
тоже. Давай отнесем те, что лежат здесь, в столовую, пусть все развернут их
перед ленчем.
рождения.
человеком, ценишь его по заслугам. У меня есть подарок и для тети Бланш.
добрее.
ногти.
столе. Слишком похоже на день рождения или другой праздник. У нас не
случится ничего такого, о чем бы ты мне не сказал? -- встревоженно спросила
она.