read_book
Более 7000 книг и свыше 500 авторов. Русская и зарубежная фантастика, фэнтези, детективы, триллеры, драма, историческая и  приключенческая литература, философия и психология, сказки, любовные романы!!!
главная | новости библиотеки | карта библиотеки | реклама в библиотеке | контакты | добавить книгу | ссылки

Литература
РАЗДЕЛЫ БИБЛИОТЕКИ
Детектив
Детская литература
Драма
Женский роман
Зарубежная фантастика
История
Классика
Приключения
Проза
Русская фантастика
Триллеры
Философия

АЛФАВИТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬ КНИГ

АЛФАВИТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬ АВТОРОВ

ПАРТНЕРЫ



ПОИСК
Поиск по фамилии автора:


Ðåéòèíã@Mail.ru liveinternet.ru: ïîêàçàíî ÷èñëî ïðîñìîòðîâ è ïîñåòèòåëåé çà 24 ÷àñà ßíäåêñ öèòèðîâàíèÿ
По всем вопросам писать на allbooks2004(собака)gmail.com



знало человечество за все тысячелетия своих страданий и радостей.
Берег Европы был по-весеннему ласков, точно хотел возместить раненым
все страдания войны запахами цветов и моря, а с другого берега дышала зноем
пустыня Азии, ударила в лицо жгучими ветрами, обожгла, ошеломила. Поезд
громыхал через Каракумы. В пустыне догорала весла, травы исчезали в песках,
над безводными горизонтами лишь изредка поднимались зеленые островки
станций. На мгновение взорвался зеленой свежестью деревьев и воды Ашхабад, и
снова - пустыня, фиалковая безнадежность небес, тысячелетнее молчание
песков, грустноватая неуклюжесть верблюдов, отчаянный рев ослов, туркмены в
черных мохнатых папахах-тельпеках, яркие уборы туркменок - синее, красное,
серебристое, - огненные взгляды, черные брови, черные косы...
Судьба как бы возместила Карналю все его тягчайшие утраты. То показала
город незабвенного Профессора, то бросила теперь в края Капитана Гайли. Но
задержится ли он тут хотя бы на короткое время или повезут его дальше, все
дальше - и не остановится он никогда и нигде, точно вечный дух непокоя и
бесприютности?
Поезд наконец остановился. Была ночь, был перекресток тысячелетних
караванных путей, безнадежно старый город Мерв, называемый теперь Мары,
когда-то, наверное, сплошь глиняный, теперь кирпичный, но плохо обожженный
кирпич был цвета серой рассыпчатой глины. Тяжелая тысячелетняя пыль, тишина,
зной. Карналя повезли еще дальше, в самые недра песков, мимо каких-то
древних руин. Он бы предпочел задержаться в Марах, так как где-то поблизости
должен был находиться конесовхоз Капитана Гайли, но врачи строги, их
приговорам должны подчиняться все раненые, и его высадили в Байрам-Али, так
как у него были повреждены не только легкие, но и почки. О целебности
воздуха Байрам-Али ходили легенды, из человека там улетучивалась вся вредная
влага, там больные излечивались без всяких медикаментов, там творились
чудеса, там выживали даже те, кто не хотел больше жить. А Карналь хотел, он
ведь еще и не жил, насчитывал от рождения едва двадцать весен. Двадцать, а
уже сколько всего позади! Страшно оглянуться, невозможно вообразить!
Сразу написал письмо в Мары жене Капитана Гайли, хотел встретиться с
нею, когда выздоровеет, рассказать ей о героическом ее муже, о своем
товарище, который... Написал ей в тот же день, что и отцу. Но до отца письму
предстояло идти далеко и долго, да и сохранилось ли село, может, уничтожено
фашистами, сожжено, разрушено. Карналь писал отцу в тревоге и страхе, а в
Мары послал письмо с болью, незажившие раны воспоминаний дышали в каждом
слове, однако он не мог откладывать - не надеялся, что эти раны хоть
когда-нибудь заживут.
Жена Капитана появилась в госпитале чуть ли не на следующий день.
Кто-то крикнул: "Карналь, к тебе!" Все, кто лежал в палате, оборотились к
дверям, ни у кого здесь не было ни родственников, ни знакомых, никто не ждал
посетителей, а этот малый, вишь, уже дождался, и это тем более удивительно,
что сам попал сюда из таких далеких Европ, что невозможно даже поверить в их
существование и в то, что этот мальчишка мог там быть и - главное -
выбраться оттуда живым.
По узкому проходу между кроватями шла сестра, а за нею невысокая
изящная туркменка в длинном красном платье, в красном платке, в красных
шароварах, в мягких кожаных остроносых туфлях. Ступала мягко, неслышно,
легко, передвигалась с такой женственной грацией, что все мужчины в палате
словно бы даже всхлипнули от неожиданного восторга. Сначала никто и не
заметил, что вслед за женщиной, прячась у нее за спиной, идет девочка, почти
такого же роста, как и мать, тоже изящная, тоненькая, еще более грациозная,
вся в синем, с длинными черными косами, в тихом перезвоне серебряных
украшений на груди и в волосах.
- Карналь, к вам, - сказала сестра и тактично отошла.
Женщина подошла к Карналю. Положила на тумбочку пакет. В глазах у нее
стояла такая печаль, что Карналь зажмурился. Когда снова взглянул на
женщину, увидел, как из-за ее спины вымелькнула тоненькая девчушка, нежными
ручками положила на тумбочку большую чарджуйскую дыню.
- Это Айгюль, - сказала женщина.
- Знаю. Капитан Гайли рассказывал и о вас, и об Айгюль.
- Вы с ним долго были?
- До конца.
Она молчала.
- Таких людей никогда не забудут, - сказал Карналь.
Мать и дочка молчали.
- Садитесь, - предложил он. - Вот тут, на кровать. Места хватит.
Глаза у обеих были как грустный черный шелк. Карналь должен был бы им
так много рассказать про Капитана, но с ужасом почувствовал, что не сможет
этого сделать.
- Вот я выздоровею, тогда... - испуганно прервал речь, поняв, как
неуместно звучат его слова о выздоровлении, когда они обе обречены теперь
навсегда думать лишь о смерти своего мужа и отца.
- Простите, - покраснев, пробормотал он.
- Мы вас заберем к себе, - сказала жена Капитана. Айгюль кивнула
головой, утверждая мамино обещание.
- Как только врачи разрешат, мы заберем вас, чтобы вы набрались сил.
- Я поеду к отцу. У меня на Украине должен быть отец.
- Далеко, - сказала Айгюль, - это же так далеко...
Голос у нее был тихий, чуть хриплый, наверное, от смущения. Такая кроха
- десять, двенадцать, четырнадцать лет? И не угадаешь.
- Еще и не знаю, жив ли отец, - сказал Карналь.
Мать и дочь немного посидели возле него. Он начал рассказывать им про
Капитана. Неумело и нескладно. Надеялся вызвать просветление на их лицах, но
должен был убедиться лишь в тщетности своих усилий. Легкой была бы
спасительная ложь, но не мог скрыть то, что произошло с Капитаном. Мать и
дочь плакали. Тихо, почти незаметно, чуть ли не украдкой. Раненые молча
поощряли их к слезам. Каждый из тех, кто лежал в палате, умирал на войне не
раз и не два, должны были бы и о них литься женские слезы, но никто не видел
этих слез, так что эта туркменская женщина и тоненькая девочка как бы
заменяли их матерей, жен и дочек.
Плачьте, плачьте, родные, может, вернут ваши слезы к жизни хотя бы
одного из миллионов убитых, и это будет величайшим чудом из всех чудес на
свете.
Но Капитан не воскреснет никогда. Это Карналь знал твердо. И казнился
так, словно был виноват в его смерти. Казнился своей неумелой, неуклюжей
правдивостью и тогда, когда мать и дочь тихо плакали возле него, и когда шли
к двери неслышные, легкие, как грустноватый ветерок.
Но потом стало легче на душе. Мать приезжала еще и еще, всегда вместе с
Айгюль, привозила раненым темный сладкий кишмиш, орехи, сочные гранаты, обе
были немногословны, не требовали и от Карналя слов. Он научился у них
сдержанности, тактичности, внимательности, входил в их мир печали и
воспоминаний незаметно и легко, становился как бы родным им, а они роднились
с ним. Когда наконец получил письмо от отца, и вовсе стало исчезать в нем
чувство полной брошенности, которое он остро пережил в этой пустыне, посылая
без надежды письмо на далекую, разоренную войной Украину.
Долго блуждало то письмо, уже подживали у Карналя раны, уже благодаря
маленькой Айгюль он как бы возвращался в свою уничтоженную войной юность,
переживал то, что не успел пережить, прошлое отступало, чтобы дать
возможность начать почти все заново, пройти то, что должен был пройти без
войны, и вот тогда, прокладывая мост из утраченного, казалось бы, навсегда,
в неизбежное грядущее, через тысячи километров, сквозь руины и
неустроенность пробилось в затерянный в песках Байрам-Али коротенькое письмо
с Украины. Впервые в жизни у Карналя руки дрожали так, что он попросил
своего товарища по палате распечатать конверт. Только теперь вспомнил, что
никогда не получал от отца писем, потому что и сам написал ему впервые в
жизни: то жил до войны всегда возле отца, то во время войны был отрезан от
него фронтами, границами и умиранием. Впервые написал, впервые получил
ответ, и не просто ответ, а свидетельство того, что отец жив, жизнь не
остановилась, она продолжается, она неуничтожима!
Положил письмо под подушку - в руках удержать его не мог, буквы
танцевали перед глазами, узнавал почерк отца, вспоминал, как любил тот
писать своим братьям долгими зимними вечерами, - усаживаясь на печи, ставил
перед собой деревянный солдатский сундучок, привезенный с первой мировой
войны. Сундучок изнутри был обклеен номерами газеты-копейки выпуска тысяча
девятьсот четырнадцатого года. Отец хранил там бумагу, ручку и малюсенькую
чернильницу, низенькую, всегда наполненную чернилами, купленными еще в
Москве, когда лежал там после контузии в госпитале. Удобно умостившись,
мережил длинные листы аккуратными буквочками, описывал с невероятной
пространностью сельские события, исписывал листы с обеих сторон, и
маленького Петька поражали те листочки своею законченностью, совершенством,
почти живописностью, ибо отец словно бы и не писал, а вырисовывал свои
письма.
Это письмо не было похожим на довоенные. Было намного короче:
"Дорогой мой сынок Петько! Уже и не надеялся услышать тебя живого,
пришло на тебя аж две похоронки, и стали мне платить за тебя пенсию из
военкомата, а село наше фашисты все спалили, только хаты у Стрижака да у
Федора Мусиенко уцелели, потому что под черепицей, а мужчины еще никто не
вернулся с войны, и не знаем, вернется ли кто. Твоего дядю Сашка фашисты
расстреляли в Потягайловке в глинище, а перед тем в районе заставляли его
вместе с партизанами таскать по грязи санки и били его, потому как он был
командиром партизанского отряда, а кто-то его выдал. Дядька Назара Набоку
убило бомбой, уже когда наши наступали, а немцы бомбили переправу, так
дядько Назар хотел спрятать корову, мы его отговаривали, а он уперся,
побежал за коровой, бомба как гахнула, так ни коровы, ни дядька Назара. Меня
полицаи дважды хотели расстрелять, когда нашли у нас портрет Сталина,
который моя жена Одарка Харитоновна, а твоя мачеха, спрятала в мякине на
чердаке. Ну, не расстреляли, а из хаты выгнали, так мы всю войну жили в
землянке, а теперь и все село в землянках, потому что фашисты, как



Страницы: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 [ 16 ] 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151
ВХОД
Логин:
Пароль:
регистрация
забыли пароль?

 

ВЫБОР ЧИТАТЕЛЯ

главная | новости библиотеки | карта библиотеки | реклама в библиотеке | контакты | добавить книгу | ссылки

СЛУЧАЙНАЯ КНИГА
Copyright © 2004 - 2024г.
Библиотека "ВсеКниги". При использовании материалов - ссылка обязательна.