Чтение 16–й страницы книги ~Девять десятых судьбы~

"Военки" (Военной организации партии большевиков) - был направлен Шахов.

Утром 26 он отправился разыскивать давешнего коменданта Зимнего, ко-
торый за ночь успел переменить больше должностей, чем любой гражданин
Республики за год, начиная с начальника пикета и кончая начальником шта-
ба.

Шахов нашел его в Главном Штабе, где он бросался от телефона к столу
и обратно, отдавая приказания, принимая донесения, налету подписывая бу-
маги и время от времени принимаясь торопливо ощупывать раненую руку, ви-
севшую на грязной повязке.

Он переговорил с Шаховым, наскоро набросал записку и тут же исчез в
коридорах сумрачного здания, где еще вчера бродили растерянные офицеры в
мундирах с белыми аксельбантами и черными просветами погон.

Шахов развернул записку: она была адресована прапорщику Турбину и в
двух словах рекомендовала "подателя сего", как бывшего офицера, опытного
в военно-инженерном деле.

Через полчаса он был у подъезда Смольного; октябрьский ветер уже рвал
и взметывал вверх узкий клочок бумаги - первый военный бюллетень граж-
данской войны, сообщавший о том, что третий конный корпус угрожает подс-
тупом к Петрограду и о том, что "армия и красная гвардия революции нуж-
даются в немедленной поддержке рабочих".

- Товарищ Турбин здесь?

Крепкий чернобровый матрос, сменивший сонного красногвардейца, молча
вышел в соседнюю комнату; сквозь притворенную дверь, в синем табачном
дыму мелькнули смутные лица, наклонившиеся над столом. Шахов разглядел
одно из них - квадратное лицо с запавшими, почерневшими глазами.

- Его нет на заседании. Он только-что уехал.

- Куда?

- В Главный Штаб.

- В Штаб? Да я только-что из Штаба!

- Так значит разъехались... Нет и десяти минут, как он уехал... Поез-
жайте в Штаб, если спешное дело.

...............

Трамвай полз медленно, солдаты грушами висели на нем с обеих сторон.

На углу Литейного красногвардейский патруль отнимал у долговязого
мальчишки газеты; мальчишка ругался, дамы в шляпках, окружившие красног-
вардейцев, бодро размахивали руками и кричали что-то о французской рево-
люции.

Перед зданием думы тесными шпалерами стояла толпа - по лестнице бега-
ли туда и назад игрушечные офицеры и студенты с белыми нарукавниками, на
которых красными буквами были отпечатаны три слова: "Комитет обществен-
ной безопасности", из которых ни одно не соответствовало истине.

Кое-где Шахов заметил красногвардейцев, которые меньше всего походили
на людей, только-что совершивших революцию; они молча стояли на своих
постах, толпа кричала им что-то, потрясая кулаками.

Вдоль Невского тянулись бесконечные колонны солдат, проходивших мимо,
не обращая никакого внимания на всю эту суматоху.

"На фронт"... - подумал Шахов.

У Главного Штаба он сошел с трамвая и, поднявшись во второй этаж,
вернулся в ту самую комнату, которую покинул час назад. Немного не дохо-
дя до этой комнаты, он встретился в полутемном коридоре с высоким чело-
веком в офицерской шинели - с тем самым прапорщиком Турбиным, которого
он в течение трех часов искал неудачно, - и прошел мимо, даже не взгля-
нув в лицо офицера.

Но если бы он взглянул в это лицо, он вряд ли прошел бы дальше, не
остановившись ни на одно мгновение: Турбин отшатнулся, с перекосившимся
лицом бросился к Шахову и тут же дернулся назад, вытаращенными глазами
смотря ему вслед и с дрожью потирая руки.

В коридоре никого не было; никто не слышал, как этот длинноногий офи-
цер, так непохожий на офицера, бормотал, потирая лоб и растерянно моргая
глазами:

- Д-да, не... да не может-быть... Д-да, ведь это же он... Он, Шахов!

И он прибавил, вдруг усмехнувшись и нелепо взметнув головой:

- П-пустяки дело!

Вечером того же дня (ему так и не удалось увидеться с Турбиным, и
Кривенко завалил его утомительной работой по снаряжению и вооружению от-
ряда), вечером того же дня Шахову удалось добраться до Кавалергардского
переулка.

Галина сидела на кровати, обложенная подушками; ее лихорадило,
большой мохнатый плед был накинут на плечи; на этом пледе лежала забин-
тованная от плеча до локтя рука.

Лицо ее, немного постаревшее, утомленное, было почти незнакомо Шахо-
ву; она не напоминала нисколько ни девочку, которую он оставил год на-
зад, ни молодого офицера, которого, рискуя жизнью, он тащил накануне на
своих плечах через весь город.

Она заговорила с ним как-то неловко, даже сухо, и он сразу насторо-
жился.

- Я очень благодарна вам... Вы вчера помогли мне. Я почти ничего не
помню... Помню только, что увидела вас там, наверху. Вы, должно быть,
очень устали?

Можно было подумать, что путешествие накануне ночью от Дворцовой пло-
щади до Кавалергардского переулка под угрозой немедленного расстрела бы-
ло спортивным упражнением или увеселительной прогулкой.

Он отвечал медленно, немного теряясь, не зная, как говорить с этой,
почти незнакомой ему, женщиной.

- Да нет, пустое. Вот за сегодняшний день я в самом деле устал немно-
го.

Он осторожно прибавил немного погодя:

- Вы так долго были в обмороке, что я уж было испугался... Рука бо-
лит?

- Нет, ничего... Доктор говорит, что сквозная рана. Через три дня бу-
ду здорова.

Шахов машинально взял со стола какую-то безделушку и начал вертеть ее
в руках.

- Однако ж, я не ожидал вас таким образом встретить, - сказал он то-
ропливо, - как-то это все на вас непохоже... Вы как-то переменились за
этот год. Если бы мне за час перед тем сказали, что я встречу вас так,
как я вас вчера встретил, я бы...

Но и это не произвело на Галину никакого впечатления, как-будто кур-
систке Высших Женских Курсов и полагалось носить форму прапорщика и быть
в самое опасное время на "защитных постах армии, верной Временному Пра-
вительству".

- Я не знала, каким образом вы вчера попали во дворец. Нет, ничего не
помню, - снова повторила она, сощурив глаза, и Шахов сразу же узнал это
движение... - Так, что же, значит, выходит, что мы...

- Выходит, что мы... - повторил Шахов.

Он напряженно засмеялся.

- Выходит, что мы вчера воевали друг против друга с той разницей, что
вы в чине прапорщика, а я - простого солдата.

На этот раз Шахову пришлось еще раз убедиться в том, что эта бледная
с забинтованной рукой женщина незнакома ему.

Галина сказала, криво усмехнувшись:

- Что же, вы - красногвардеец?

- А разве вы вчера не успели в этом убедиться?

Галина сощурилась, помолчала.

- Знаете ли, Константин Сергеевич, если бы вчера ночью вы попались в
мои руки и сопротивлялись так, как я сопротивлялась, так я бы, пожалуй,
приказала вас расстрелять.

- Я считал, что вы для нас неопасны, - сухо отвечал Шахов, не глядя
на нее, - мы немного выиграли бы от вашей смерти. Таким, как вы, вчера
оставляли оружие. Все это пустяки какие-то...

Галина снова усмехнулась.

"А пожалуй, таким, как она, не следовало оставлять оружие", - подумал
Шахов и добавил сердито:

- И, кроме того, я думал, что мне не придется раскаиваться в том, что
я вчера помог вам добраться до дому.

Она, не отвечая, потянулась было за портсигаром, лежавшим на стуле
возле кровати, но не дотянулась и снова прилегла на подушку: видимо рука
у нее сильно болела.

Шахов подал ей портсигар и несколько минут молча смотрел на маленькие
пальцы, державшие папиросу.

- Так вы говорите, что юнкерам вчера оставляли оружие?

- Почти все юнкера отпущены на честное слово.

- Ну, вот видите... а я-то...

- Что вы?

- Я-то ведь никому честного слова не давала. Ведь вы вчера вынесли
меня из дворца тайком?

- Да от кого же мне было таиться? - неохотно сказал Шахов.

Галина глядела на него с любопытством.

- Стало-быть, вы нарушили вашу обязанность и поступили против вашего
долга.

- Я беру на себя ответственность за то, что я вчера по отношению к
вам сделал, - сдержанно сказал Шахов. - Мне пора итти. Я зашел для того
только, чтобы проститься с вами.

Галина быстро взглянула на него и вдруг принялась старательно сгибать
и разгибать пальцы больной руки; потом также неожиданно бросила это за-
нятие и закурила новую папироску.

- Вы уезжаете?