Чтение 16–й страницы книги ~Солнце в ночи~

нарты, он еще долго не спал.

Есть своеобразная прелесть в езде на оленьей упряжке по летней тундре. В
Морской слободе Алексею еще в детстве однажды удалось прокатиться на оленях.
Четвероногие, длиннорогие "гости" со своими хозяевами прибыли в слободу из
Болъшеземельской тундры, преодолев огромнейшее расстояние. Но тогда была
зима, и скольжение по заснеженной равнине широкой реки мало чем отличалось
от поездки на лошадях. Лишь сознание того, что впереди санок бегут олени,
приносило мальчику радость и восхищение.

Сейчас же нарта неслась по голой заболоченной тундре. Она подпрыгивала на
кочках, монотонно шелестела полозьями в мягком ягеле и, попав в болотину,
вдруг вздымала вокруг невысокие, но стремительные шумные ливни. Иногда
встречалась возвышенность, и олени замедляли бег. Санко вскакивал и
придерживал нарты, подталкивал их. Озерки и широкие, сплошь покрытые водой
болота приходилось объезжать.

Но олени выносливы, послушны, они не подведут умелого погонщика.

Олень! Гордое, благородное, стремительное животное, - о тебе хочется петь
восторженную песню! Заоблачных волшебных сказок достоин неудержимый,
кажущийся крылатым, бег-полет оленьей упряжки по заснеженной тундре.
Быстрого карандаша и смелой кисти требуют запрокинутые ветвистые рога. Пусть
скрипки, валторны и флейты сопровождают почти бесшумный рысистый аллюр
оленей и легкий шелест нартовых полозьев!

Для жителя тундры нет в мире животного дороже и красивее северного оленя.
Олень - это жизнь! И в старину ненцы любили повторять: "Нет оленя - нет
человека".

На оленьей упряжке человек может ехать до конца тундры - до Константинова
Камня Уральского хребта, до грозного Ледовитого океана, до южной зеленой
лесной полосы.

Сверхтеплую одежду - малицу, паницу, совик, надежную и в морозы и в
оттепели обувь - тобоки, пимы, липты, крепчайшие нитки-сухожилия дарит
северянину добрый и верный друг-олень

И мясо, отличное, нежное, вкусное, сытное мясо оленя - отварное,
поджаренное на сковороде или на пруте, сырое, горячее с кровью прямо с убоя
или мороженая строганина.

Без оленя тундра сиротлива и скучна, беспомощна и бедна.

Беспокойная езда по летней тундре, вся в толчках, быстрых разворотах, в
постоянном ожидании, что нарта или завязнет или перевернется. Но это-то и
нравилось Алексею Холмогорову. Он не спал не потому, что боялся, и не
потому, что лежать было неудобно. Он смотрел на бледное полярное небо и
наслаждался, да, наслаждался хаотичностью движения. Возможно, в своем
спокойствии он надеялся на опыт Санко. Молодой ненец мастерски управлял
оленьей упряжкой, он ловко действовал и вожжой и хореем1, олени были
послушны его голосу.

- Почему не спишь? - спросил Санко. - Плохо?

- Нет, Санко, очень хорошо. Ты о чем сейчас думаешь. Санко?

- О чем? - удивился Санко вопросу. - Я много думаю. Я всегда думаю...

- О чем ты думаешь сейчас, Санко?

- Думаю я думаю про отца, про мать, про Степана... и больше всего я думаю
про Нанук...

- Кто такой Нанук? - спросил Алексей и приподнялся на нарте. Он впервые
от Санко слышал это имя.

- Нанук - девушка, - ответил Санко и посмотрел Алексею в глаза.

Алексей все понял без дальнейших объяснений. Но ему хотелось побольше
узнать о Нанук, о девушке, которую любил его новый друг.

- Расскажи мне о Нанук! - попросил Алексей. - Ты давно ее знаешь?

- Давно, очень давно. Так давно, как что помню на острове, как помню
себя, как помню отца и мать.

- Значит, с детства. И ты ее очень любишь, Санко?

- Очень... ты даже не знаешь, как очень, - Санко добавил несколько
ненецких слов, непонятных для Алексея, но, видимо, точнее выражающих чувства
юноши. - Очень! Нанук самая красивая девушка на острове. Это знают все и это
ты скоро узнаешь. Скоро ты увидишь Нанук.

И Алексей поверил Санко потому что уже знал: его друг не был хвастуном.
Он был очень молод, но многое знал и многое умел делать, был умен и наивен,
простодушен и доверчив.

Незаметно Алексей уснул, и его крепкий сон не потревожили ни толчки, ни
трудные подъемы на сопки, ни стремительные спуски. И проснулся он, когда
упряжка остановилась, а Санко растерянно ходил около и словно что-то
разыскивал на земле.

- Ты чего потерял, Санко? - крикнул Алексей.

- Здесь было наше стойбище, - печально ответил Санко, - Они ушли. Я
смотрю, куда они ушли.

Новость была неприятная. Начальник экспедиции Чехонин ожидал упряжек. Но
ненцы сменили стоянку. Теперь их нужно искать. И доброе настроение Алексея
омрачилось. Впрочем, он надеялся на Санко, на его опыт и знание острова.

Упряжка остановилась на возвышенности. Всюду были видны следы недавней
стоянки островитян. Ветер трепал остатки облезлой старой оленьей шкуры.
Невдалеке белела кучка сухих, обглоданных собаками и омытых дождями костей.
Вытоптанная мшистая земля была засыпана золой и мелкими углями.

Алексей поднялся с нарты и попрыгал, чтобы размять ноги, одеревеневшие от
долгого лежания. Он смотрел на Санко и ждал, что он скажет и что решит
делать.

Санко подошел к упряжке и улыбнулся Алексею.

- Они ушли туда, - он показал на северо-восток. -Там стойбище Валеев и
там Нанук. Саво! Поедем туда!

- Ты ложись, отдохни, - оказал Алексей. - Я вскипячу чай.

- Чаи хорошо, - согласился Санко. - А спать буду там, в чуме. Надо
торопиться. - Он оглядел небо и сказал: - Похоже, будет снег, большой снег.
Ветер отошел, птица прячется.

Пока грелся чай в котелке на разведенном Алексеем костре, товарищи
погрызли вяленого омуля и сухарей.

- Далеко нам ехать? - опросил Алексей, снимая с костра котелок.

- Пока хад собирается, успеем. А хад-пурга будет большая. Надо
торопиться.

Они наскоро попили чаю, и снова упряжка тронулась в путь. Снова движение,
быстрое, с крутыми поворотами и прыганьем по кочкам. Санко торопился и то и
дело, управляя оленями, пускал в ход свой длинный легкий хорей.

Хад, как называют ненцы пургу, налетела раньше, чем они достигли
становища Валеев. И тундра, еще десять-пятнадцать минут назад спокойная,
притаившаяся, неожиданно потемнела и словно вздыбилась Снег, вначале мягкий,
перистый, становился все жестче и жестче и вскоре превратился в тяжелую
дробь. Эта дробь больно исхлестывала лицо и смотреть вперед было невозможно.
Пурга крутила снегом так, что нельзя было определить направление ветра.

Санко управлял упряжкой, пользуясь лишь чутьем и надеясь на самих оленей.
Животные бежали, пригибая головы к земле. Казалось, они вынюхивают следы на
снегу.

Ветер был встречный. Это знал Санко, хотя пурга кружила и била со всех
сторон. Встречный - это плохо, он изматывает и так уставших оленей. И
встречный - это хорошо: Санко легче почувствовать запах дыма, отыскать
стойбище.

Но не дым помог Санко отыскать людей. Неожиданно вдали послышался
протяжный, заунывно-тревожный вой. Ненец прислушался. Не волки ли?

О волках знали все островитяне. Огромные полярные хищники появились на
острове с Большой земли. Но как они пришли с материка? Старый Филипп Валей
уверял, что волки приплыли на льдине. Возможно, что так и случилось. Стаю
волков, забредшую на припай, могло на оторванной льдине унести в море.
Льдину прибило к ледяным полям, прилегающим к острову Новому.

До последнего времени полярные волки были, пожалуй, единственными врагами
Санко, врагами коварными, жестокими и беспощадными. Много горя принесли
хищники ненцам. Оленей ежегодно десятками недосчитывались в стадах каждого
из стойбищ.

Санко жаждал встречи с волками, но только не сейчас. Во-первых, Санко
устал, во-вторых, в пургу волки из-за плохой видимости становились вдвойне
опаснее.

Ненец прислушался и облегченно вздохнул. То выла собака.

- Алексей, слышишь? - спросил Санко и, не дождавшись ответа, вдруг
пронзительно закричал: - Нгей! Э-ге-гей!

- Что? - спросил Алексей, тоже прислушался и различил сквозь свист пурги
собачий вой. Он не подумал о волках, потому что не знал, что они на острове
водятся.

- Собаки, - сказал Санко, соскочил с нарт, круто повернул оленей вправо,
туда, где слышался вой, и снова сел. - Э-ге-гей! Нге-ей!..

Некоторое время друзья ехали, прислушиваясь и крича. Вдруг они услыхали
уже не вой, а заливистый лай. Он был совсем близко.

Выть собака может в одиночестве. Но на лай откликаются почти все ее
собратья. И вскоре около двух десятков собак окружили упряжку.

Спустя несколько минут Санко и Алексей, к своей радости, были в стойбище.

Глава девятнадцатая

НАНУК

Хотя в чуме горел костер, Алексей никак не мог рассмотреть лицо Анисьи -
матери Санко. Она по-ненецки переговаривалась с сыном и, готовя еду, низко
наклонялась над огнем и над котлами. Совик и какие-то обвязки делали ее
фигуру особенно неопределенной и неуклюжей.

Отца Санко дома не оказалось - он был в стаде. В такие ненастные дни
многие мужчины уезжали в стада охранять оленей. В пургу олени могут
отбиваться от стад - это опасно.

Пурга не унималась. Наоборот, она становилась, как казалось Алексею, еще
злее и неистовей. Она так страшно рвала шкуры чума, что грозила каждую