наклонился к Туркмену и стал забивать, пользуясь светом от его окна.
отталкивая Хасана.
снова наклонился к водительскому окну.
своим чарсом, сейчас, вон, в пропасть улетим к чертям собачьим, -- крикнул
Туркмен и снова отпихнул Хасана. На этот раз Хасан перелез в десантный
отсек, и начал забивать под лампочкой, плафоны в десантном отсеке были
бледно-зеленого цвета, и видимость была плохая, но руки Хасана были с
детства натренированны на это дело, и он без особого труда забил косяк.
После чего посмотрел на нас, и спросил:
Хасан, прикуривая косяк.
те, что будут, стали как-то глубоко похеру. Я прыгнул в командирское кресло
и натянул шлемофон, как раз в это время шли переговоры между ротным и
комбатом, из наушников доносилось прерывистые слова:
из Сибири, и позывной у него был или Тайга, или Сосна.
вас?
не тяжело.
прочесать, сейчас над ним работают штурмовики. Полк уже здесь, артдивизион
на подходе. Как понял?
БТРа.
Хасан.
где точно, в одиннадцатом квадрате, короче. Но это херня, сейчас на проческу
пойдем.
говорит, уже подошел, в кишлаке работают вертушки, по приезду будем чесать
кишлак, в общем.
возмущаться Хасан.
Стало слышно, как разносился раскат взрывов, где-то вдалеке.
говорить, он все равно ничего не будет слушать. Качок кемарил, он потерял
много крови, и по этому его от слабости тянуло на сон. Я взял автомат,
запрыгнул наверх и сел на броню, облокотившись о крышку люка.
Хасан что-то втирал Сапогу, а тот слушал и кивал. Я осмотрелся вокруг,
справа от нас были отвесные скалы, слева глубокая пропасть, ехали мы по
горной дороге, ехали медленно, так как эта опасная дорога шла серпантином.
исколесить по этим проклятым горным дорогам, и сколько бронетехники улетело
в пропасть вместе с экипажами. Куда ни глянь, везде братские могилы, да
вообще весь Афган -- это братская могила. Из этой войны два выхода, как при
менингите, или умер, или сошел с ума, и еще не известно, что лучше.
восьмидесятых это была диковина, мы никогда не видели ничего подобного.
Показали нам фильм ужасов, мы были ошарашены, после этого просмотра я первое
время боялся один оставаться в темноте. А сейчас, после всего увиденного и
пережитого в Афгане, и вспоминая этот фильм, я про себя думаю, какая это
была наивная сказка. Видеть ужасы на экране, и видеть их в натуре, мало
того, еще и участвовать во всем этом кошмаре самому, поверьте мне, это
огромная разница.
письма, наверно из дома. Ах, как я ему завидовал в этот момент, сам я за эти
два года в Афгане не получил ни одного письма. Да и кто мне напишет, у меня
ведь нет никого, ни родных не близких. А если вы спросите, как же друзья по
детдому? Да они, скорее всего, по зонам расфасованы, и того, что я сейчас в
Афгане, они возможно и не знают. И когда в роту приносят почту, на душе
такая тоска наступает, аж выть охота, в такие минуты начинаешь думать,
застрелиться что ли, один хрен никто оплакивать не будет. И вот видя, как
Сапог читает письмо, мною опять овладели подобные мысли.
откинул несколько камней. Под камнями и вправду лежала мина, это была
английская мина с круглым пластмассовым корпусом и резиновым взрывателем на
воздушной подушке. Такая мина с первого раза могла и не сработать,
взрыватель срабатывал от давления воздуха внутри воздушной подушки, так что
неизвестно где она шарахнет, или под первым колесом первого БТРа, или
посреди колоны.
под камней, которые я расшевелил.
рукой.
клещи подняты к верху, он, постояв немного в такой позе, стал потихоньку
пятится назад.
Наверно думаешь, явились сюда гости не званные, в чужой монастырь со своим
уставом. Да хотя, что ты можешь думать, тупое насекомое? -- я вытащил
штык-нож и, подцепив скорпиона острием, откинул его в сторону.
какая-то пустота, страха я не ощущал. Возможно, по этой мине уже кто-нибудь
проезжал, а может нет, с какого времени она стоит, неизвестно, может час,
может день, может год, черт ее знает. В голове промелькнула страшная мысль,
сейчас стоит нажать на эту черную точку и все, быстрая и безболезненная
смерть, тебя разорвет на куски, не успеешь даже осознать, что произошло. Я
не раз видел, как умирают мучительной смертью, видел, как горят живьем. Не
раз приходилось видеть, как духи подбрасывали наших пленных после жутких
казней, на них страшно было смотреть, тела были изувечены до неузнаваемости.
Я не хотел такой смерти, я всегда думал, пусть лучше убьют сразу, но только
бы не остаться калекой, или мучиться, перед тем как умереть. А тут передо
мной лежала мина, я был один на один с этим смертоносным механизмом, и был
выбор или жить, или умереть. Я где-то слышал, что у каждого человека все
предрешено судьбой, или, как еще можно выразиться, "на все воля божья".
судьба, ни воля божья. Подумав об этом, я протянул руку к мине, и нажал на
резиновый взрыватель. По спине пробежала мелкая дрожь, и я почувствовал, как
на лбу выступил холодный пот, сердце бешено стучало. Мина не взорвалась, я
со злостью ударил кулаком по взрывателю с криком:
взорвется неизвестно, а испытывать эти муки после каждого нажатия у меня не
было сил, и я встал.
присел на корточки.
землю вокруг нее и, взявшись за корпус, вытащил мину из ямы. Повертев ее в
руках, я подумал, да, тяжелая зараза, и, оглядевшись вокруг, бросил мину в
пропасть, потом посмотрел на место, где она лежала, и увидел пару торчащих
наконечника от танковых снарядов. Духи частенько ставили подобные мины,
сверху обычная мина, а снизу один или два снаряда от танка или САУ. Если
такая дура ухнет под БТРом, то днище от взрывной волны прилипает к потолку,
и если кто в это время находится в десантном отсеке, то его по стенам
размажет. Сидя на броне, еще есть шанс остаться целым, а вот водилам