пень, Джэб? Почему ты чуть ли не молишься да него?
него, не воздав ему почестей!
свободой?
оповещать о днях городских собраний или могло бы рассказать людям, какую
штуку собирается выкинуть король с чаем и с гербовыми марками?
чудеса?
вечером какую-нибудь пакость, чтобы одурачить народ, и наутро вы могли
прийти сюда и прочесть здесь на бумаге, приклеенной к стволу дерева, про все
его дьявольские затеи и про то, что теперь надлежит делать, и все это было
написано таким же прекрасным почерком, как у самого учителя Ловелла, когда
он очень постарается.
головой, Джэб частенько спал под этим деревом и не раз видел собственными
глазами, как Свобода приходила ночью и оставляла здесь эту бумагу.
женском платье и собирать вокруг себя толпу пьяных солдат? - не скрывая
своего презрения, возразил Джэб. - Случалось, конечно, она одевалась как
женщина, а то так нет. Как придется. И Джэб сидел на дереве, когда старик
Нолл отказался от своих дьявольских марок. Правда, он сделал это, только
когда "Сыновья Свободы" разорили на пристани его лавчонку с марками и
повесили его вместе с лордом Бьютом на суку старого вяза!
дерево служило когда-то виселицей?
Вы бы посмотрели, как этот Бьют вместе с оседлавшим его сатаной крутился в
воздухе, когда они его вздернули!
желание отправиться дальше.
интересом наблюдал, какое впечатление производят они на молодого офицера,
но, как только последний выразил желание двинуться дальше, он тут же
повернулся и снова зашагал вперед. Теперь они приближались к той части
города, которая примыкает к гавани, и вскоре их проводник свернул в
небольшой дворик и, не постучавшись, отворил дверь какого-то весьма мрачного
здания. Узкий, длинный, тускло освещенный коридор привел их в довольно
просторное помещение, походившее на зал для собраний. В зале находилось по
меньшей мере человек сто мужчин, собравшихся, очевидно, по какому-то весьма
важному делу, - так серьезны и сосредоточенны были их лица.
будто очень благочестивый, привел его сюда, чтобы он прослушал проповедь
какого-нибудь особенно чтимого проповедника. Восприняв это как молчаливый
укор за его пренебрежение ко дню господню, Лайонел в первую минуту
почувствовал легкий укор совести, по когда он протискался вперед и принялся
молча наблюдать за происходящим, то быстро понял свою ошибку. Непогода
заставила всех надеть простую, грубую одежду, и внешний вид собравшихся
производил суровое и даже несколько зловещее впечатление, однако сдержанное
спокойствие и учтивость манер убеждали в том, что все эти люди в высокой
степени обладают чувством собственного достоинства.
собрании, призванном обсудить политическое положение в стране, однако с
какой именно целью, это было ему еще неясно. По каждому вопросу выступал
один или два оратора, причем их сугубо провинциальная манера выражаться не
оставляла сомнения в том, что это простые торговцы или городские
ремесленники. Если не все, то, во всяком случае, большинство ораторов были
столь хладнокровны и осторожны в своих речах, что их искренность можно было
бы подвергнуть сомнению, если бы не прорывавшиеся порой резкие и даже
язвительные обличения королевских министров и не великолепное единодушие при
голосовании. Было принято несколько резолюций, в которых самый умеренный и
сдержанный протест удивительным образом сочетался с самыми смелыми и
решительными требованиями соблюдения конституционных принципов. Ни один
голос не прозвучал против, и тем не менее в зале царило такое спокойствие,
словно все это никого заживо не задевало. Лайонела поразил язык этих
резолюций, составленных чрезвычайно ясно и просто и вместе с тем не без
известной элегантности выражений, в которых ясно проглядывал трезвый и еще
не искушенный в витиеватых периодах политических речей ум городского
ремесленника. Взгляд молодого офицера перебегал с одного лица на другое,
стараясь найти тех, кто был тайным вдохновителем разыгравшейся перед его
глазами сцены, и вскоре один из присутствующих приковал к себе его внимание.
Это был человек средних лет; вся его внешность - лицо, осанка, одежда,
видневшаяся из-под плаща, - указывала, что он принадлежит к более высокому
сословию, нежели большинство собравшихся. Окружавшие его люди выказывали ему
знаки глубокого, но лишенного всякого подобострастия почтения. Раз или два
руководители собрания, отойдя с этим человеком в сторону, о чем-то горячо с
ним совещались, и это послужило причиной возникших у Лайонела подозрений
относительно тайной роли привлекшего к себе его внимание незнакомца. Однако,
несмотря на внезапно пробудившуюся в душе молодого офицера антипатию к этому
человеку, который, как ему казалось, злоупотребляя своим влиянием,
подстрекал других к неповиновению, он не мог не признаться себе в том, что
открытое, отважное и удивительно привлекательное выражение лица незнакомца
производило весьма благоприятное впечатление. Хотя стоявшие впереди
временами заслоняли незнакомца от Лайонела, молодой офицер не спускал с нею
глаз, и вскоре его пристальный и исполненный любопытства взгляд привлек
внимание незнакомца, после чего взоры их скрещивались не раз и были взаимно
выразительны. Наконец председатель объявил, что все вопросы разрешены, и
закрыл собрание.
потоку увлечь его за собой в темный коридор - тот, который и привел его
сюда. Он остановился, поджидая своего скрывшегося куда-то спутника и надеясь
в глубине души, что ему удастся увидеть поближе человека, чья наружность и
поведение так его заинтересовали. Он не заметил, что толпа быстро поредела и
в коридоре, кроме него, осталось всего несколько человек, и не подумал о
том, что сам может теперь привлечь к себе внимание и возбудить подозрения.
Внезапно за его спиной раздался голос:
который сочувствует им, или как баловень судьбы - офицер английской армии?
в толпе.
- промолвил Лайонел.
поддерживают наше правое дело, - мягко сказал незнакомец, - а ведь майор
Линкольн наш соотечественник.
минуту от этого наименования, сударь, каковы бы ни были мои чувства, -
высокомерно улыбнувшись, отвечал Линкольн. - Я бы не сказал, что это здание
представляется мне столь же безопасным местом для выражения моих симпатий,
как городской плац или Сент-Джемский дворец.
пришлось бы ему услышать хоть одно слово, противоречащее тем законам,
которые объявили его особу священной и неприкосновенной?
язык их отнюдь не был предназначен для королевских ушей.
менее священна, чем права ко роля.
нашего с вами государя. Но, если нам еще доведется повстречаться в месте,
более соответствующем нашему положению, что, судя по вашему обхождению и
манере изъясняться, я отнюдь не считаю невозможным, поверьте, я не премину
стать на защиту его прав.
коридора, ответил:
имеете в виду. Не приведи господь, чтобы встреча сыновей оказалась менее
дружественной.
его Ральфа и Джэба. Не спросив Лайонела о причинах задержки, старик, как и
прежде, не обращая ни малейшего внимания на разбушевавшиеся стихии, зашагал
обратно по направлению к дому миссис Лечмир.
непродолжительного молчания сказал он. - По-прежнему ли вы не видите
опасности, не верите, что извержение вулкана вот-вот начнется?
мнении, - отвечал Лайонел. - Бунтовщики едва ли станут произносить накануне
восстания столь рассудительные и умеренные речи. И даже те, кто обычно
служит топливом в костре мятежа, - даже чернь держалась в рамках законности
и обсуждала свои конституционные права, словно какие-нибудь ученые юристы.
"топливо", как вы выражаетесь, будет хорошо выдержанным и сухим? - возразил
Ральф. - Вот как судит наша молодежь, получившая образование в чужих землях!
Этот мальчик равняет своих трезвых и рассудительных соотечественников с
европейскими крестьянами!
Мережковский Дмитрий
Русанов Владислав
Орлов Алекс
Шилова Юлия
Березин Федор
Никитин Юрий