был ее дух. Она оглядела чистую, уютную, хотя и мрачноватую маленькую
гостиную.
обманчивое лицо.
остальным сам управляюсь.
но в голубых озерцах все же осталась теплая доброта. Конни не переставала
ему удивляться. Вот он стоит перед ней, в брюках, в шерстяной рубашке, при
галстуке, мягкие волосы еще не высохли, лицо бледное и усталое. Угасла
улыбка в глазах, но теплота осталась, и проглянуло за ней страдание -
трудная, видно, выпала этому человеку доля. Но вот взгляд подернулся
дымкой отчуждения - словно и не беседовал он только что с милой и приятной
женщиной.
взглянула на него и обронила:
предполагал, кто ко мне постучит. Никто никогда вообще не стучит, а любой
непривычный звук пугает.
плисовой куртки, в одной рубашке, он, как и получасом раньше, со спины
показался ей худым и чуть сутулым. Но поравнявшись с ним, она почуяла его
молодость и задор - и в непокорных светлых вихрах, и в скором взгляде. Лет
тридцать семь, тридцать восемь, не больше.
душу, против ее воли растревожил.
безыскусна! Ей это и самой невдомек".
вообще на обычного работягу не похож, хотя с местным людом что-то роднило
его. Но что-то и выделяло.
прямо как настоящий джентльмен.
да и года-то нет. В Индии служил, если не ошибаюсь. Может, там-то и
поднабрался манер. Состоял небось при офицере, вот и пообтесался. С
солдатами такое случается. Но пользы никакой. Приезжают домой, и все
возвращается на круги своя.
черта: острое неприятие любого человека из низших сословий, кто пытается
встать на ступеньку выше. Черта, присущая всей нынешней знати.
любопытством, тревогой и даже подозрением. И она почувствовала: нет, не
скажет он ей всей правды. Как не скажет и себе. Ненавистен ему даже намек
на чью-то особенность, исключительность. Все должны быть либо на его
уровне, либо ниже.
жизни!
7
огромном зеркале - сколько лет не делала она подобного. Она и сама не
знала, что пыталась найти или увидеть в своем отражении, только поставила
лампу так, чтобы полностью оказаться на свету.
нагое человеческое тело. Есть в нем какая-то незавершенность.
слишком округло-женственная, а не новомодная угловато-мальчишечья.
Невысокого роста, крепко сбитая, коренастая, как шотландка. Каждое
движение исполнено неспешной грации и неги, что часто и принимают за
красоту. Кожа с приятной смуглинкой, плечи и бедра округлы и покойны.
Наливаться бы этому телу, точно яблоку, ан нет!
Недостало этому плоду солнца и тепла, оттого и цветом тускл, и соком
скуден.
угловатым, легким, почти прозрачным уже не стать. Вот и потускнело ее
тело.
Живот утратил девичью упругую округлость и матовый отлив - с тех пор, как
рассталась она со своим немецким другом - уж он-то давал ей любовь
плотскую. В ту пору ее молодая плоть жила ожиданием, и неповторима была
каждая черточка в облике. Сейчас же живот сделался плоским, дряблым.
Бедра, некогда верткие, отливавшие матовой белизной, тоже начали терять
женственную округлость, пропала их крутизна: зачем же они ей?
самая незначительная. Как горевала, как отчаивалась Конни! И было отчего:
в двадцать семь лет она - старуха, и нет ни проблеска, ни лучика надежды.
Плоть, ее женскую суть забыли, просто отвергли, да, отвергли. И она
состарилась. Тела светских львиц были изящны и хрупки, словно фарфоровые
статуэтки, благодаря вниманию мужчин. И неважно, что у этих статуэток
пусто внутри. Но ей даже и с ними не сравниться. "Жизнь разума" умертвила
ее плоть! И в душе закипела ярость - ее попросту надули!
это ее не красит. На пояснице набежала складка, когда Конни выгнулась,
чтобы увидеть себя со спины. Как от нудной тяжелой работы. А когда-то там
играли веселые ямочки. Ягодицы и долгие выпуклые ляжки утратили
шелковистость, отлив и вальяжность. Все в прошлом! Лишь немецкий парень
любил ее тело, да и того уж десять лет нет в живых. Да, летит время! Целых
десять лет, как его нет, а ей еще всего двадцать семь. Тогда она даже
презирала пробуждающуюся грубоватую чувственность здорового мальчишки. А
теперь такой не найти. Нынешние мужчины - как Микаэлис: ласки жалкие,
скорые, раз-два, и все. Нет у них здоровой человеческой плоти, что
зажигает кровь и молодит душу.
округлых, недвижно-спокойных ягодиц. Как песчаные дюны: зыбко-податливые,
круто заворачивающие вниз. Меж ними еще теплилась жизнь, надежда. Но и
сама плоть ее, казалось, стала гаснуть, увядать, так и не распустившись.
обвисать, так она похудела, усохла телом, состарилась, толком и не пожив.
Она подумала о ребенке, которого ей, быть может, придется выносить. А
может, она уже и для этого не годится.
Горючими слезами изошла досада на Клиффорда, на его тщеславное
писательство, на его чванливые разговоры. Досадовала и на других мужчин,
подобных ему, кто обманом отобрал у женщины плотские радости.
Клиффорду - ему нужно помочь во всех интимных отправлениях. Мужчины-слуги
в доме не было, а от служанки он отказывался. Муж экономки, знавший
Клиффорда еще ребенком, помогал поднимать и переносить его, все остальное
делала Копни, причем делала охотно. Хоть это и вменялось ей в обязанность,
она рада была помочь всем, что в ее силах.
экономка миссис Беттс. С течением времени он всякую помощь стал принимать
как должное - следствие сколь неизбежное, столь и естественное.
поступили нечестно, ее обманули! Обида за свое тело, свою плоть - чувство
опасное. Коль скоро оно пробудилось - ему нужен выход, иначе оно жадным
пламенем сожрет душу. Бедняга Клиффорд! Он-то ни в чем не виноват. Ему еще
горше пришлось в жизни. Участь обоих - лишь частичка всеобщего
губительного разлада.
простого, душевного человеческого общения. Разве нет и этом его вины?
Теплоты и задушевности в нем не сыскать, лишь холодная, расчетливая и
благовоспитанная рассудочность. Но ведь может мужчина приласкать женщину,
даже в родном отце чувствовала Копни мужчину; пусть он эгоист, причем
вполне сознательный, по даже он способен утешить женщину, согреть мужским
теплом.
каждый сам по себе. Душевное тепло для них признак дурного тона. Нужно
научиться обходиться без этого, главное - держаться на высоте. И все
пойдет как по маслу, если жить среди тебе подобных. И можно вести себя
холодно и обособленно - вас все равно будут ценить и уважать, и притом
держаться на высоте - до чего ж приятно это сознавать! Но если вы