видеть, как она томится тут в долгие зимы, как она изнывает знойным летом
от жары, они станут свидетелями ее медленной смерти от удушья. Она закрыла
окно и подошла к Бернару.
связанными руками.
стараетесь казаться. Неужели вы хотите, чтобы на ваше семейство пал такой
позор? Нет, на этот счет я спокойна.
объяснил ей, что бегство означало бы, что она признает себя виновной.
Позор обрушится на их семейство, и избегнуть его можно будет только одним
способом: отсечь зараженную часть тела, отречься от преступницы перед
лицом всех людей.
предоставить правосудию идти своим путем, не будь тут замешана судьба Анны
и судьба Мари. Но сделать это еще не поздно. Не торопитесь с ответом. Я
прощаюсь с вами до завтра.
карьера, его партия, идеи, которые он защищает. Он думает только о том,
как бы замять это скандальное дело, замять во что бы то ни стало.
Согласитесь, что он немало сделал для вас. Ведь если следствие вели спустя
рукава, то именно благодаря ему. Да, несомненно, он уже и выразил вам свою
волю, в категорической форме выразил. Разве не так?
сказать, что ему стало жаль Терезу. Но эта женщина, которая, казалось,
даже не дышала, была повергнута ниц, заняла наконец подобающее ей место.
Все пришло в порядок. Он с гордостью думал, что у кого-нибудь другого
счастье всей жизни рухнуло бы от такого удара, который обрушился на него,
Бернара Дескейру, а он вот сумел выправить положение. Каждый человек может
ошибиться, да, относительно Терезы, можно сказать, ошибались решительно
все, даже госпожа де ла Трав, обычно очень быстро и верно выносившая
суждения о своих знакомых. И все дело в том, что теперь не придают особого
значения принципам и не замечают, насколько опасно то воспитание, какое
получила Тереза. Конечно, она - чудовище, но что бы там о ней ни говорили,
а если б она верила в бога... страх - первая ступень к благоразумию. Так
полагал Бернар. А еще он думал, что весь город жаждет насладиться зрелищем
позора их семьи, но как же обыватели будут разочарованы, видя каждое
воскресенье за мессой дружную супружескую чету. Право, хоть бы поскорее
настало воскресенье, хочется посмотреть на эти физиономии... А
справедливая кара, кстати сказать, от этого ничего не потеряет. Он взял со
стола лампу и держал ее в высоко поднятой руке, свет падал на склоненную
голову Терезы.
ступени лестницы сидела, скорчившись, тетя Клара. Видя, что она с
беспокойством смотрит на него, Бернар заставил себя улыбнуться и, взяв ее
под локоть, помог ей подняться. Но она упиралась, словно старая собака, не
желающая отходить от постели умирающего хозяина. Бернар поставил лампу на
каменный пол и крикнул тете Кларе в ухо, что Тереза уже чувствует себя
гораздо лучше, но ей хочется побыть несколько минут одной.
племяннице как раз в то время, когда той хотелось побыть одной; зачастую
стоило тете Кларе приотворить дверь, и она уже чувствовала себя непрошеной
гостьей.
комнаты, расположенной над большой гостиной. Бернар вошел вслед за ней,
заботливо зажег для нее свечу, стоявшую на столе, затем, поцеловав ее в
лоб, вышел. Старуха не сводила с него глаз. Чего только не умела она
разгадать по лицам людей, которых не могла слышать! Она выждала, когда
Бернар войдет к себе в спальню, тихонько отворила свою дверь... но
увидела, что он еще стоит на лестничной площадке и, опершись на перила,
свертывает сигарету; она поспешно юркнула обратно, ноги у нее дрожали,
дыхание перехватило, она не в силах была раздеться, так и лежала на
постели одетая, с открытыми глазами.
10
камине еще тлел огонь. Тереза не двигалась. Теперь, когда уже было поздно,
в памяти всплывали обрывки исповеди, которую она подготовила в поезде. Но
стоит ли корить себя за то, что она не воспользовалась этим обдуманным
признанием? По правде говоря, столь складная история не очень
соответствовала действительности. Зачем, например, ей вздумалось придать
такое большое значение ее разговорам с Жаном Азеведо? Вот глупость! Как
будто разглагольствования этого юнца могли идти в счет! Нет, конечно, нет!
Она повиновалась глубокому, непреложному закону. Она не погубила этой
семьи - так теперь семья погубит ее, у них имеются основания считать ее
чудовищем, но и она тоже считает их чудовищами. Ничем не проявляя внешне
своих намерений, они хотят не спеша, действуя методично, уничтожить ее.
"Теперь против меня пустят в ход весь мощный семейный механизм. Я ведь не
сумела ни сломать его, ни выбраться из-под его колес. Совершенно
бесполезно искать другие причины, кроме основной: "все дело в том, что они
- это они, а я - это я..." Носить маску, стараться соблюдать приличия,
обманывать. У меня для этого и на два года не хватило терпения; подумать
только, что другие люди, такие же люди, как я, терпят до самой смерти, -
вероятно, им помогает природная способность приноравливаться к
обстоятельствам, усыпляющая сила привычки, и в конце концов они тупеют и
погружаются в сон, зато остаются в лоне всемогущей семьи. Но я-то, я-то,
я-то?.."
ей не убежать? Стоит только вылезти из окна. Бросятся они в погоню за ней?
Отдадут ее опять в руки судебных властей? Можно все-таки попытать счастья.
Будь что будет, только бы не эта бесконечная агония. Тереза уже
пододвинула кресло, приставила его к подоконнику. Но ведь у нее нет денег.
Ей принадлежат тысячи, тысячи сосен, и все это ни к чему: без разрешения
Бернара она не может получить ни единого гроша. Лучше уж пуститься бежать
напрямик через ланды, как бежал когда-то Дагер, убийца, за которым
гнались, - Тереза в детстве чувствовала к нему беспредельную жалость (как
ей запомнились жандармы, искавшие его; жена Бальона угощала их в кухне
вином); а напала на след несчастного Дагера собака господ Дескейру. Его
схватили полумертвого от голода в зарослях вереска. Тереза видела, как его
провезли в телеге на соломе связанным по рукам и по ногам. Говорили, что
он умер на арестантской барже, не доехав до Кайенны. Арестантская баржа...
Каторга... А разве они не способны отдать и ее в руки правосудия, как
собирались сделать? О какой это улике говорил Бернар? Лжет, вероятно...
если только не нашел в кармане старой пелерины пакетик с ядом...
лестнице. Чем выше поднималась, тем становилось светлее, - наверно, уже
заря светит в окно. Вот наконец лестничная площадка у чердака, на ней
шкаф, где висит старая одежда, которую до сих пор никому не отдают, потому
что надевают ее на охоту. В выцветшей пелерине есть глубокий карман; тетя
Клара клала туда свое вязанье в те времена, когда и она подстерегала в
хижине вяхирей. Тереза засовывает в карман руку и вытаскивает запечатанный
пакетик:
боялась смерти. Главное, не смотреть смерти в глаза, думать только о том,
что надо сделать: налить в стакан воды, растворить в ней порошок, выпить
залпом, вытянуться на постели, закрыть глаза. Стараться не думать о том,
что будет после смерти. Почему бояться вечного сна больше, чем всякого
другого? Если ее сейчас кинуло в дрожь, то только потому, что на рассвете
всегда бывает холодно. Тереза спускается по ступенькам, останавливается у
той комнаты, где спит Мари. Нянька храпит так громко, словно рычит
какой-то зверь. Тереза тихонько входит. Сквозь щели в ставнях пробивается
занимающийся дневной свет. В тени белеет узкая железная кроватка. На
одеяльце лежат два крошечных кулачка. В подушке утопает еще расплывчатый
детский профиль. Тереза узнает ушко Мари, слишком большое, как у матери:
верно говорят, что девочка - вылитая мать. Вот она лежит, отяжелевшая,
спящая. "Я ухожу. Но эта частица меня самой останется, и судьба ее
свершится до конца, ничего оттуда не выкинешь, ни на йоту не изменишь".
Склад ума, склонности, закон крови, закон нерушимый. Терезе приходилось
читать, что самоубийцы, дошедшие до отчаяния, уносят с собой в небытие
своих детей. Мирные обыватели в ужасе роняют газету: "Да как возможны
подобные вещи?" Поскольку Тереза - чудовище, она чувствует, что это вполне
возможно и что еще бы немного, и она... Она опускается на колени, едва
касается губами маленькой ручонки, лежащей на одеяле, и, вот удивительно,
Сертаков Виталий
Орловский Гай Юлий
Шилова Юлия
Афанасьев Роман
Скальци Джон
Пехов Алексей