мелкие 'человеческие слабости, чтобы больше походить на живых людей... Еще в
старину понимали: недостатки людей - продолжение их достоинств. Я, например,
вспыльчив, легко взрываюсь. Твой друг, глава нашего института, Октавиан
Красс иногда нерешителен в острых ситуациях. Но хирургически срезав у
Октавиана нерешительность, мы тем самым задели бы другие душевные струны и
лишились бы, вероятно, одареннейшего ученого, обладающего редкой
способностью выбирать из веера многочисленных вариантов одно-единственное
верное решение. Или возьмем тебя.
раз становишься несколько неуживчивым, как, например, сейчас, обрастаешь
этакой колючей иронией, - Виардо мягко улыбался. - Однако члены твоего
экипажа не только уважают, но и любят тебя, тянутся к тебе. Почему? Да
потому, что за жесткой требовательностью, за твоими колючими репликами они
чувствуют беспредельную доброту, даже нежность и ранимость.
сентиментальностью. Но, как знаток старинной поэзии, ты должен помнить, что
Маяковский не стыдился, когда сравнивал себя с нежным облаком. Его поэма так
и называется "Облако".
в то же время ты кремень, гранит. Редкое сочетание! Вот потому мы и выбрали
тебя для первого рейда в прошлое, хотя кандидатов было хоть отбавляй. И не
ошиблись! В древней саванне воля твоя справилась с чудовищной силы
хроношоком. А с первобытным мальчиком ты быстро и естественно наладил
контакт. Сан сразу доверился тебе, почувствовал в незнакомце человека
бесконечно доброго...
Октавиан, психологически состыкуется.
стал однажды свидетелем такой сцены: Сан стоял перед зеркалом и вдруг
шаловливо показал своему отражению язык. Наверняка он увидел в зеркале
вполне "гравитонного" мальчика с приятным лицом. Маятник настроений качнулся
у него, видимо, в лучшую сторону. Этому способствовало и весеннее солнце. В
саду перед завтраком Сан подолгу глядел на встающее светило и улыбался. Что
он видел там, в дымном блеске утренней зари? Ивана радовало, что Сан спит
спокойно, прилежно учится в "Хроносе", снова стал проявлять интерес к
книгам. "Вживается", - решил Иван.
и мы вместе отправимся в "Хронос".
Октавиан встревожились уже после полудня, когда на посадочной площадке
увидели "личную" аэрояхту Сана. "Лебедь" вернулся без пассажира. Несчастный
случай на такой машине был совершенно исключен. Неужели сбежал?
Сан не раз путешествовал на летающей платформе - учебном географическом
классе. Он видел сверху земные ландшафты и приземлялся во многих странах.
Сильное впечатление произвела на него африканская саванна.
южноамериканских пампасах - в тех местах, которые больше всего напоминали
мальчику его родные просторы.
своем веке. Однако приземлился он сравнительно недалеко от города, к северу
от Байкала, там, где река Лена, выйдя из горных сумеречных теснин,
медлительно текла по малолесным равнинам.
выходя из кабины, вертел головой и не мог наглядеться. Что-то щемяще
знакомое виделось ему в плавных извивах реки, в прибрежных кустах и густой
осоке, в ласточках и чайках, носившихся над водой. У Сана вдруг пересеклось
дыхание: это же Большая река!
напоминавшей его любимый древний луг. Сан все узнавал! Со всеми травами и
кустами он встречался словно после долгой разлуки. Он почувствовал себя
птицей, вырвавшейся на свободу.
обнаружил среди кустов уютный заливчик с сухой песчаной отмелью. Он присел и
быстро начертил на песке круг с расходящимися лучами. "Огненный Еж", -
заулыбался Сан, следя, как искристые волны постепенно смывают рисунок. Долго
сидел он так, ни о чем не думая, счастливо растворяясь в тихом плеске реки,
в ленивом колыхании света и тени.
движений. Мальчик снова выбежал на поляну, где желтыми огоньками горели
купавки и лютики. Прыгал и, вскидывая руки, кричал:
пассажира "лебедь" все так же важно, величаво вышагивал вдоль берега.
Наверно, пора возвращаться?
заметил? С плавными склонами, покрытыми кустами и редколесьем, она, как две
капли воды, походила на священную гору Ленивого Фао.
седую птицу, и у него возникла озорная мысль.
"Куда? С кем?"
поднялась над лугом. Летела сначала низко, потом круто взмыла вверх и,
набрав скорость, исчезла в густой синеве.
вершине остановился: перед ним высились почти такие же каменные изваяния,
как на Горе Духов. Сан вскинул руки и закричал:
и воплотившиеся в камне образы: затейливо изогнутый гранитный столб смахивал
на древнеримского легионера в шлеме и со щитом, а тянувшиеся рядом каменные
палатки - на пиратскую шхуну. Сан тут же дал ей название - "Альбатрос".
"Альбатроса" и увидел, что шхуна давно брошена экипажем. Поперек "палубы"
лежал поваленный ветром ствол сосны - рухнувшая бизань-мачта. Кругом
валялись ржавые сучья-сабли и похожие на ножи щепки - следы абордажной
схватки.
перед ним колыхалось бескрайнее зеленое море - море свежих ветров и
приключений.
солнце, словно корабль, вплывало в синие тучи и роняло вниз свои золотые
якоря.
понял, в чем дело: светлых и добрых духов огня, увы, уже не было. Вместо
пляски веселых духов он видел в струистом пламени заката иные образы -
скачущую боевую конницу с развернутыми красными знаменами, голубые лагуны,
алые паруса...
даже больше прежних вечерних зорь.
глядел в извивающиеся космы пламени и видел родной огонь - живой и вольный,
не закованный в каменные своды камина.
Получилось что-то похожее на дротик. Сан лег на траву лицом к огню. Сжимая
дротик в правой руке, левую он подсунул под голову, и сон, легкий и
приятный, охватил его. Уснул так крепко, как не спал уже давно.
палку-дротик, испуганно оглянулся. Вспомнив, что находится не в древнем
своем, полном опасностей мире, успокоился. Здесь и хищников, наверное, нет,
а людей бояться и подавно нечего.
него. В короне желтых лучей утреннее светило показалось ему живым существом
- мыслящим и добрым, похожим на лик златокудрого античного бога. Как его
звали? Аполлон или Феб?
древнегреческого Олимпа. Исподволь, незаметно закрадывалась тревога. Если
вчера безлюдье радовало, то сейчас оно стало тяготить. Хотелось встретить
кого-нибудь и узнать, как вернуться домой. Вольная жизнь, понял Сан, хороша
до поры до времени. Вспомнились уют каминного огня, книги, смешной и
услужливый Афанасий. И, конечно же, брат. Добрый и веселый старший брат.
солнцем поляна у подножия так и светилась красными брызгами земляники. Но
ягоды только распалили голод. После них есть захотелось просто нестерпимо.
углубился в чащу. И заговорили, зазвенели в крови древние инстинкты. Он
почувствовал себя охотником. Шел пригнувшись, ступая мягко и бесшумно. На
первой же обрызганной солнцем лесной прогалине увидел лося. Тот стоял боком