Чтение 16–й страницы книги ~Жестокость~

- А милиционер-то этот, Воробьев, вас не беспокоит? - еще спрашивает
Венька, становясь на лыжи.

- Да как не беспокоит! Надоедает. На той неделе здесь был. Штраф
требовал. Говорит: "Посажу". Да ну его к козе под хвост...

Конечно, этот мужик не догадывается, кто мы и откуда. По виду нас можно
принять за кого угодно, но только не за работников уголовного розыска.

И в Жалейках и в Карачае, где мы останавливаемся ненадолго, никто не
обращает на нас особого внимания.

9

Только в Распопине после краткого разговора Веньки со стариками нас
сами жители начинают почтительно называть модным для той поры словом
"представители". И девчушка в огромных валенках на босу ногу, скатившись с
крыльца, кричит:

- Эй, тетка Матрена, заходите к нам! У нас в избе представители сидят.
Будут сейчас политическую беседу проводить...

И вот мы с Венькой, пробежав на лыжах по снежной целине верст десять
или пятнадцать, сидим в просторной, теплой избе, пахнущей сушеными грибами
и травами, свежевыдубленной овчиной и печеным хлебом.

Нас окружают разные люди - старики и молодые, женщины и мужчины,
хозяйственно-спокойные, с благообразными лицами.

Не верится, что среди них есть бандиты или сочувствующие бандитам,
способные заранее приготовить крест и потом, не дрогнув, заживо распять на
том кресте молодую учительницу. Не все же тут бандиты. Но бандиты здесь
все-таки есть.

И поэтому мы с Венькой, беседуя, как говорится, не развешиваем уши. Мы
даже сидим не рядом, а на некотором расстоянии друг от друга: он - в углу,
под образами старинного письма, под огромной, в бронзовой оправе лампадой,
а я - у самых дверей, на широкой, чисто выскобленной лавке - с таким
расчетом, чтобы в случае опасности не оказаться зажатым в этом сборище с
виду добродушных и в то же время настороженных людей.

Беседу ведет почти все время Венька, а я молчу, и мне больше всего
хочется поскорее, пока светло, уйти отсюда и двинуться дальше. Может, нам
еще сегодня удастся увидеть Кланьку Звягину. Правда ли, что она так
хороша, как рассказывает Воробьев?

Но красивых и хорошеньких сейчас вокруг нас немало. Даже обидно, когда
смотришь на некоторых, что они так далеко живут, что их тут немногие
видят.

Иную неплохо бы вывезти куда-нибудь в Иркутск, в Красноярск, в
Ново-Николаевск или даже в Москву, чтобы все посмотрели, какие у нас в
Сибири, в глухих, таежных местах, красавицы обитают, выросшие на просторе,
на чистом воздухе, выкормленные густым молоком, очень жирным, как сливки,
пахнущим цветами и травами.

В избу набивается все больше народу.

Люди стоят уже плотно друг к другу, прислонившись к стенам и
наваливаясь на стол, за которым сидят Венька и хозяева избы - степенный
дедушка с блестящей, голой, словно намазанной маслом головой и с жидкой
седенькой бородкой, его молоденькая дочка с быстрыми, жадными глазами, в
красной с белыми горошинами кофточке, и старуха жена, костистая, суровая,
дышащая открытым ртом, в котором желтеет на нижней десне единственный зуб.

В избе становится душно.

Я разглядываю каждого человека, чтобы угадать, кто он, как настроен, не
замышляет ли в этот момент какой-нибудь выходки против нас, нет ли с ним
оружия.

Угадать это, однако, нелегко.

На собраниях говорят и в газетах пишут, что бандитов поддерживают
кулаки. И это, конечно, правильно говорят и пишут. Но среди бандитов и
бандитских связчиков, мы точно знаем, много бедняков, много бывших солдат.
И даже есть такие, кто в гражданскую войну дрался на фронтах за Советскую
власть, а сейчас вдруг свихнулся, вроде разочаровался, вернувшись на
родные таежные заимки, сбитый с толку, как мы считаем, кулацкой агитацией
и угрозами.

О Советской власти на таежных заимках все еще из уст в уста передают
чудовищные легенды, потому что до сих пор не всем, далеко не всем понятны
ее истинные цели.

И Венька потому правильно делает, что рассказывает людям, теснящимся в
избе, - кто бы они ни были, кулаки или подкулачники, - о последних
решениях Советской власти. Но я все-таки нервничаю. Мне кажется, что он уж
слишком подробно рассказывает, а время у нас на счету. Не успеем мы,
пожалуй, еще сегодня дотемна пройти на самые дальние заимки... А ночью
идти опасно.

Хозяин, погладив свою голую, блестящую голову шершавой ладонью,
спрашивает Веньку:

- А как же, милочек, с бабами будет? Бухтят такое - правда или нет, -
что их потом в коммунию будут сгонять, для комиссарского вроде
развлечения...

Венька разъясняет, что это ерунда. Советская власть, напротив, жалеет
баб и считает, что их нужно называть женщинами. Это раньше, при царе, баб
обижали, заставляли тяжело, непосильно работать, а теперь Советская власть
такого не позволит.

Женщинам приятны эти слова. Они довольно пересмеиваются между собой. И
заметно, им нравится Венька - с виду веселый, светлоглазый, светловолосый
паренек с широкой, выпуклой грудью, с сильными и свободными движениями.

Он и сам, наверно, чувствует, что люди с удовольствием смотрят на него.
Он как будто разгорается от этих взглядов и говорит все с большим
увлечением. А я уже сержусь на него.

Я сержусь и одновременно удивляюсь уверенности, с какой он говорит обо
всем и ссылается в подтверждение этих слов на речи Ленина, опубликованные
в газетах.

- А Ленин-то, он что же, сам из немцев будет? - перебивает Веньку
хозяин избы.

- Кто это сказал такую ерунду?

- Ну как же! Прошлый раз тут гостил один студент, тоже, как вы,
представитель. Так он вроде так объяснил, что Ленин из немцев...

Мы начинаем осторожно выяснять, кто этот студент, когда и откуда он
приезжал, о чем еще рассказывал. И убеждаемся, что это был бандитский
представитель. Значит, банды не только грабят и убивают, но и посылают на
заимки своих агитаторов даже в зимнее время. А мы сидим в Дударях и ждем
весны. Плоховато мы все-таки работаем, плоховато.

Венька говорит:

- Этот студент, про которого вы рассказываете, набрехал вам. Он, как я
считаю, злейший враг Советской власти.

- А мы-то откуда можем знать, кто тут враг и кто друг! - как бы
извиняется хозяин избы. - Мы бумаг ни у кого не спрашиваем. А сельсовет от
нас далеко. Да и толку от него никакого нету, от сельсовета. Только
название, что власть...

- Нам любая власть хороша. Лишь бы она нас не забижала, - добавляет
сухонький, опрятный старичок, сидящий недалеко от меня на лавке. - Мы ведь
от леса кормимся, от тайги...

Венька сразу ухватился за эти слова. Заговорил о том, что Советская
власть со временем и тайгу изменит. Ученые сейчас пишут, что в тайге,
прямо тут, у нас под ногами, в недрах зарыты огромные богатства: и
железная руда, и каменный уголь, и золото. Все это Советская власть
заберет в свои руки и построит тут заводы и города.

- Вон что! - удивился Венькиным словам сухонький старичок. И спросил: -
А нас-то, милый человек, куда же вы в таком случае определите?

- Тебя, дедушка, на мыло, - сказал кто-то в толпе. - Всех стариков
переведут на мыло...

В толпе засмеялись.

- На мыло? - переспросил старик, видимо тугой на ухо.

- На мыло, на мыло, - подтвердил опять кто-то, и от подоконника
отделился курчавый пожилой мужик с сердитыми глазами и рыжей, кругло
подстриженной бородой.

Мне показался он похожим на Лазаря Баукина. Но в первое мгновение я не
поверил собственным глазам. Неужели он так спокойно может тут стоять и
даже выкрикивать насмешливые слова? Ведь он-то уж знает, кто мы и
откуда...

Я заметил, что и Венька чуть смутился, увидев его. Однако Венька не
осекся, продолжал рассказывать о том, что мы сами с ним узнали недавно на
лекции, прочитанной заезжим лектором в клубе имени Парижской коммуны. Он
говорил, какие заводы вырастут в самой глухой тайге.

- А птицы и звери куда же подеваются? - опять спросил все тот же
сухонький, тугоухий старичок.

И опять почему-то все засмеялись.

- Птицы и звери? - переспросил Венька.

И я понял, что он сам не знает, куда денутся птицы и звери, когда тут,
в тайге, появятся заводы. О птицах и зверях не было никакого упоминания в
той лекции, которую мы слушали в клубе. Да и для чего это надо было тут
заводить разговор о зверях и птицах?

Время идет. Короткий зимний день уже на исходе. И неизвестно еще, где
мы будем ночевать.

Предполагалось, что мы пройдем через Девичий двор и Петуховский яр на
Большие выселки, где, наверно, заночуем, и утром выйдем на Проказово,
чтобы встретиться с начальником. Но пока, по-моему, все идет не очень
складно.

- Птиц и зверей никто уничтожать не собирается, - говорит авторитетно
Венька. - Птицы и звери, конечно, останутся в лесах, должны, словом, по