таланты все еще дерутся у дверей, чтобы не дать друг другу войти. Но глухая
неприязнь мнимых друзей, которую Флорина раскрыла бы с прирожденным чутьем
куртизанки, угадывающей истину среди тысячи гипотез, не представляла собою
наибольшей опасности для Рауля. Два его компаньона, адвокат Массоль и банкир
дю Тийе, задумали впрячь его талант в колесницу, на которой они удобно
расположились, с тем чтобы убрать его с дороги, едва только он окажется не в
состоянии питать газету, или лишить его этого огромного средства влияния,
когда они пожелают воспользоваться им. Для них Натан был известною суммой,
предназначенной для израсходования, литературной силой в десять перьев,
предоставленной к их услугам. Массоль - один из тех адвокатов, которые любой
ценой хотят сделаться видными фигурами, считают красноречием способность
разглагольствовать без конца, умеют надоедать своим многословием и являются
настоящей моровой язвой собраний, так как умаляют любую идею, - уже не
мечтал стать министром юстиции; за четыре года у него на глазах сменилось на
этом посту не то пять, не то шесть человек; его больше не прельщал этот
пост. Взамен министерского портфеля он домогался кафедры в ведомстве
народного просвещения и места в государственном совете, приправленных
орденом Почетного легиона. Дю Тийе и барон Нусинген гарантировали ему орден
и должность докладчика в государственном совете, если он будет действовать с
ними заодно; Массоль полагал, что они скорее выполнят свои обещания, чем
Натан, и слепо им повиновался. Чтобы получше обольстить Рауля, люди эти
предоставили ему бесконтрольную власть. Дю Тийе пользовался газетою только в
целях биржевого ажиотажа, - а в этом Рауль не смыслил ничего, - но уже дал
знать Растиньяку через барона Нусингена, что газета будет молчаливо
благосклонна к правительству, при том единственном условии, чтобы поддержана
была кандидатура дю Тийе на депутатское кресло барона Нусингена, будущего
пэра Франции, который был избран в палату малочисленным составом избирателей
в захудалом городишке, куда газета посылалась бесплатно во множестве
экземпляров. Таким образом, банкир и адвокат водили Натана за нос, с
бесконечным удовольствием наблюдая за тем, как он царит в газете и
пользуется в ней всеми преимуществами, всеми усладами самолюбия и прочими
благами. Натан был в восторге от своих компаньонов, считал их по-прежнему,
как и в деле с покупкою выезда, самыми славными на свете людьми; он думал,
что провел их. Наделенные воображением люди, для которых надежда - основа
жизни, не хотят понять, что в делах самый опасный момент - это тот, когда
все идет согласно их желаниям. Этим моментом триумфа, которым он, впрочем,
воспользовался, было появление Натана в доме Нусингена, куда его ввел дю
Тийе, его проникновение в политический и финансовый мир. Г-жа Нусинген
оказала ему самый радушный прием, не столько ради него, сколько ради г-жи де
Ванденес; но когда она в беседе с ним вскользь коснулась графини, он решил
произвести эффект и, прикрывшись Флориною, как ширмой, стал распространяться
с великодушным фатовством о своей дружбе с актрисою, о невозможности с нею
порвать. Можно ли покинуть верное счастье ради кокеток Сен-Жерменского
предместья? Натан, дав себя провести Нусингену и Растиньяку, дю Тийе и
Блонде, из тщеславия согласился поддержать доктринеров при формировании
одного из их эфемерных кабинетов. Затем, чтобы с чистыми руками прийти к
власти, он из показной гордости погнушался снять пенки с некоторых
предприятий, созданных при помощи его газеты, - он, не стеснявшийся
компрометировать своих друзей и вести себя не слишком брезгливо с иными
промышленниками в известные критические моменты, Эта непоследовательность,
объяснявшаяся его тщеславием, его честолюбием, часто наблюдается у такого
рода деятелей. Мантия должна быть великолепной в глазах публики, и
приходится иной раз призанять материи у друзей, чтобы залатать на ней дыры.
Тем не менее через два месяца после отъезда графини Рауль попал в стесненное
положение, причинившее ему некоторые огорчения в разгар его триумфа. У дю
Тийе было взято вперед сто тысяч франков. Полученные от Флорины деньги -
первая треть его взноса - поглощены были казною и огромными расходами на
первое обзаведение. Надо было подумать о будущем. Банкир поддержал писателя,
выдав ему пятьдесят тысяч франков под четырехмесячные векселя. Таким
образом, дю Тийе держал Рауля в руках. Благодаря этой ссуде газета
располагала средствами на полгода. По мнению некоторых литераторов, полгода
- это вечность. К тому же при помощи объявлений, разъездных агентов,
несбыточных посулов удалось завербовать две тысячи подписчиков, Такой
полууспех поощрял Рауля бросать банковые билеты в этот костер Еще бы немного
таланта, и, случись политический процесс, судебное преследование, Рауль
сделался бы одним из современных кондотьеров, чьи чернила стоят пороха
прежних наемников. К несчастью, заем у Тийе состоялся к тому времени, когда
Флорина вернулась, привезя с собой около пятидесяти тысяч франков. Вместо
того чтобы образовать из них запасной капитал, Рауль, уверенный в успехе,
потому что сознавал его необходимость, униженный мыслью о тех деньгах, что
он уже взял у актрисы, морально окрепший благодаря своей любви, ослепленный
коварными восхвалениями своих придворных льстецов, скрыл от Флорины
положение дел и заставил ее потратить эти деньги на новую обстановку. При
сложившихся обстоятельствах великолепная декорация становилась
необходимостью. Актриса, которую не приходилось к этому поощрять, вошла в
долги на тридцать тысяч франков и обзавелась дивным особняком на улице
Пигаль, где вновь стало собираться ее прежнее общество. Дом такой особы, как
Флорина, является нейтральным местом, весьма удобным для политических
честолюбцев, которые, как Людовик XIV у голландцев, договаривались между
собою у Рауля без Рауля. Для первого выступления Флорины после ее турне
Натан приберег пьесу, в которой главная роль удивительно ей подходила. Этим
пятиактным водевилем Рауль собирался распрощаться с театром. Газеты, которым
ничего не стоило оказать Раулю эту услугу, подготовили Флорине такую овацию,
что во Французской комедии зашла речь о ее приглашении. В фельетонах
доказывалось, что Флорина - наследница мадемуазель Марс. Шумный триумф
оглушил актрису и помешал ей исследовать почву, по которой ступал Натан; она
жила в мире пиров и празднеств. Повелительница этого двора, окруженная
толпою просителей, хлопотавших кто за свою книгу, кто за пьесу, кто за свою
танцовщицу, кто за свой театр, кто за свое предприятие, кто за рекламу, -
она отдавалась всем утехам власти, какою обладает печать, видела в ней зарю
кредита, открываемого министру. По словам тех, кто приходил к ней на поклон,
Натан был великим государственным деятелем. Он не ошибся в своей затее, он
будет депутатом и, конечно, побывает и на министерском посту, как многие
другие. Актрисы редко не верят тому, что им льстит. Фельетоны так воспевали
Флорину, что она не могла относиться с недоверием к газете и к тем, кто ее
создавал.
средства успеха, - женщины склада Флорины понимают только результаты. Что до
Натана, то с этого времени он стал думать, что ближайшая сессия введет его в
правительство вместе с двумя бывшими журналистами, из которых один, в ту
пору уже министр, старался выжить своих коллег, чтобы самому укрепиться.
После шестимесячной разлуки Натан был рад свидеться с Флориною и беспечно
вернулся к своим привычкам. На грубой канве этой жизни он втайне вышивал
прекраснейшие цветы своей идеальной страсти и тех удовольствий, которые
рассыпала по ней Флорина. Его письма к Мари были шедевром любви, изящества,
стиля. Он изображал ее солнцем своей жизни, ничего не предпринимал, не
спросив совета у своего доброго гения. Досадуя на свое демократическое
направление, он подумывал по временам, не стать ли ему на защиту
аристократии; но, несмотря на свою акробатическую ловкость, понимал
совершенную невозможность перескочить слева направо; сделаться министром
было легче. Драгоценные письма Мари он прятал в портфеле с секретным замком
работы Гюре или Фише, одного из тех двух механиков, которые афишами и
объявлениями оспаривали в Париже первенство друг у друга в искусстве делать
самые неприступные и крепко хранящие тайну замки. Этот портфель хранился в
новом будуаре Флорины, где работал Рауль. Нет ничего легче, чем обмануть
женщину, привыкшую к полной откровенности со стороны любовника. Она ни о чем
не догадывается, она думает, что все видит и все знает. К тому же со времени
своего возвращения актриса наблюдала жизнь Натана и не видела в ней ничего
необычного. Никогда не могло бы ей прийти в голову, что этот портфель, почти
не замеченный ею, небрежно положенный в ящик, содержит сокровища любви,
письма соперницы, которые посылались по адресу редакции газеты, как о том
попросил графиню Рауль. Таким образом, с виду положение Рауля было блестяще:
у него было много друзей; две пьесы, написанные в сотрудничестве с другими
авторами, прошли с успехом, и это позволило ему роскошествовать, освобождало
его от всякой тревоги за будущее. Его нимало не беспокоил долг, который он
обязан был вернуть дю Тийе, своему другу.
привыкшего все анализировать, возникали порою сомнения.
самый честный человек на свете. Существование Натана, канатного плясуна без
шеста, могло бы испугать всякого, кто проник бы в его тайну, даже
равнодушного человека; но дю Тийе наблюдал за ним со спокойствием и
безучастием выскочки. В дружеском добродушии его обращения с Натаном
проскальзывала жестокая ирония. Однажды, уходя от Флорины, он пожал ему руку
и смотрел, как Рауль садился в кабриолет.
Лусто, великому завистнику, - а через полгода он, пожалуй, окажется в
долговой тюрьме.
полгода наверняка будешь у нас главным редактором. Он ведь тебе и в подметки
не годится.
новые, но уже сроком на два месяца и на большую сумму, с включением
добавочной ссуды и учетного процента. Рауль, уверенный в победе, спокойно
влезал в долги. Графиня де Ванденес должна была вернуться через несколько
дней, на месяц раньше, чем обычно, влекомая безумным желанием видеть Натана,
и он хотел освободиться от денежных забот, готовясь возобновить свою
беспокойную жизнь. Переписка, в которой перо всегда смелее языка, в которой
Ильин Андрей
Корнев Павел
Флинт Эрик
Корнев Павел
Шилова Юлия
Орловский Гай Юлий