дверь держали постоянно открытой для притока воздуха. Несмотря на нищету,
проступавшую в каждой вещи, все тут дышало скромным достоинством трудовой
жизни. Кто знал мать и обоих ее детей, тот находил в этом зрелище
трогательную гармонию.
Давида, и вслед за тем вошел сам типограф торопливой походкой человека,
озабоченного поспеть вовремя.
любит! Ты пойдешь к ней.
доказательство твоей дружбы; ты навел меня на серьезные размышления. Моя
жизнь, Люсьен, определилась. Я, Давид Сешар, королевский печатник в
Ангулеме, и мое имя можно прочесть на всех стенах, под каждой афишей. Для
людей этой касты я ремесленник, даже, пожалуй, купец, но, как-никак
промышленник, обосновавшийся в улице Болье, на углу площади Мюрье. Покамест
у меня нет ни богатства Келлера, ни славы Дэплена - двух видов того
могущества, которое дворянство пытается еще отрицать, но которое - ив этом я
согласен с ними - ничего не стоит без знания света и светских навыков. Чем я
могу оправдать такое внезапное возвышение? Я буду посмешищем и буржуа и
дворян. У тебя иное положение! Быть фактором не зазорно. Ты работаешь, чтобы
приобрести знания, необходимые для успеха. Ты можешь объяснить свои
теперешние занятия интересами будущего. Притом ты можешь завтра же заняться
чем-либо другим, изучать право, дипломатию, стать чиновником. Словом, ты не
заклеймен, не занумерован. Пользуйся же непорочностью своего общественного
положения, ступай один и добейся признания! Весело вкушай утехи, пусть даже
утехи тщеславия. Будь счастлив! Я буду радоваться твоим успехам, ты будешь
моим вторым "я". Да, я мысленно буду
приговоры его суетности. Мне - трезвая трудовая жизнь, мой промысел и
усидчивые занятия наукой. Ты будешь нашей аристократией,- сказал он, глядя
на Еву.- Ежели ты пошатнешься, в моей руке ты найдешь опору. Ежели тебя
огорчит чья-либо измена, ты найдешь приют в наших сердцах, там ты встретишь
нерушимую любовь. Покровительства, милости, доброжелательства может не
достать на двоих; как знать, не стали бы мы друг другу помехой? Ступай
вперед, ежели понадобится, ты потянешь меня за собою. Я далек от зависти,
более того: я себя посвящаю тебе. То, что ты сейчас ради меня сделал, рискуя
потерять покровительницу, быть может, возлюбленную, но лишь бы меня не
покинуть, не отречься от меня, этот простой и великий поступок, Люсьен,
навеки привязал бы меня к тебе, если бы мы уже не были братьями. Не укоряй
себя, не тревожься о том, что тебе, по-видимому, выпала лучшая доля. Раздел
в духе Монгомери в моем вкусе. Наконец, ежели ты и причинишь мне какое-либо
огорчение, как знать, не останусь ли я все же в долгу перед тобой? -
Произнеся эти слова, он робко взглянул на Еву, на глазах у нее были слезы,
ибо она все поняла.- Короче говоря,- сказал он удивленному Люсьену,- ты
хорош собою, строен, умеешь носить платье, у тебя аристократическая
внешность, даже в этом синем фраке с медными пуговицами и в простых нанковых
панталонах; а я в светском обществе буду похож на мастерового, я буду
неуклюж, неловок, наговорю глупостей или вовсе ничего не скажу; ты можешь,
покорствуя предрассудкам, принять имя твоей матери, назваться Люсьеном де
Рюбампре; я же был и впредь буду Давидом Сешаром. Все в твою пользу, а мне
все во вред в том мире, в который ты вступаешь. Ты создан для успехов.
Женщины будут обожать тебя за твое ангельское лицо. Не правда ли, Ева?
устраняла многие сомнения, многие трудности, и как было не почувствовать
прилива нежности к человеку, из чувства дружбы пришедшему к тем же выводам,
которые ему самому были подсказаны честолюбием? Честолюбец и влюбленный
почувствовали твердую почву под ногами, сердца друзей расцвели. То было одно
из тех мгновений, редких в жизни, когда все силы сладостно напряжены, когда
все струны затронуты и звучат полнозвучно. Но эта мудрость прекрасной души
еще более пробудила в Люсьене свойственную всем людям наклонность все
хорошее приписывать себе. Мы все так или иначе говорим, как Людовик XIV:
"Государство - это я!" Несравненная нежность матери и сестры, преданность
Давида, привычка видеть себя предметом тайных забот этих трех существ
развили в нем пороки баловня семьи, породили то себялюбие, пожирающее
благородные чувства, на котором г-жа де Баржетон играла, побуждая его
пренебречь обязанностями сына, брата, друга. Покуда еще ничего не произошло;
но разве не следовало опасаться, что, расширяя круг своего честолюбия, ему
придется думать только о себе, чтобы удержаться там?
поэма "Апостол Иоанн на Патмосе" чересчур библейская, чтобы ее читать в
обществе, которому поэзия Апокалипсиса едва ли очень близка. Люсьен,
готовившийся выступить перед самой взыскательной публикой Шаранты,
обеспокоился. Давид посоветовал ему взять с собою томик Андре Шенье и
заменить удовольствие сомнительное удовольствием несомненным, Люсьен читает
превосходно, он, конечно, понравится и притом выкажет скромность, что, без
сомнения, послужит ему на пользу. Подобно большинству молодых людей, они
наделяли светское общество своими достоинствами и }умом. Ежели молодость,
покуда она еще ничем себя не опорочила, и беспощадна к чужим проступкам,
зато она и озаряет всех великолепием своих верований. Поистине надобно
запастись большим жизненным опытом, чтобы признать, по прекрасному выражению
Рафаэля, что понять - эго значит стать равным. В сущности, чувство,
необходимое для понимания поэзии, редко встречается во Франции, потому что
французское остроумие быстро осушает источник святых слез восторга и ни один
француз не потрудится истолковать возвышенное, вникнуть в его сущность,
чтобы постичь бесконечное. Люсьену впервые предстояло испытать на себе
невежество и холодность света! Он пошел к Давиду, чтобы взять томик
стихотворений.
жизни еще ему не доводилось испытывать. Волнуемый тысячью страхов, он желал
и боялся похвал, он готов был бежать, ибо и скромности не чуждо кокетство!
Бедный влюбленный не смел слова вымолвить, чтобы не показалось, будто он
напрашивается на благодарность; любое слово казалось ему предосудительным, и
он стоял молча, точно преступник. Ева, догадываясь об этих мучениях
скромности, наслаждалась его молчанием; но, когда Давид начал вертеть в
руках шляпу, намереваясь уйти, она улыбнулась.
госпожи де Баржетон, мы можем провести его вместе. Погода прекрасная, не
желаете ли прогуляться по берегу Шаранты? Побеседуем о Люсьене.
звуке голоса Евы прозвучала нечаянная награда; нежностью тона она разрешила
все трудности положения; ее приглашение было более, чем 'похвала, то был
первый дар любви.
Давида,- я переоденусь.
удивил почтенного Постэля и вызвал в нем жестокие подозрения насчет
отношений Евы и типографа.
Люсьена, по натуре своей склонного отдаваться первым впечатлениям. Как все
неопытные влю6ленные, он пришел чересчур рано: Луизы еще не было в гостиной,
Там находился один г-н де Баржетон. Люсьен начал уже проходить школу мелких
подлостей, которыми любовник замужней женщины покупает свое счастье и
которые служат для женщин мерилом их власти; но ему еще не случалось
оставаться наедине с г-ном де Баржетоном.
между безобидным ничтожеством, еще кое-что понимающим, и чванной глупостью,
уже ровно ничего не желающей ни понимать, ни высказывать. Проникнутый
сознанием своих светских обязанностей и стараясь быть приятным в обществе,
он усвоил улыбку танцовщика - единственный доступный ему язык. Доволен он
был или недоволен, он улыбался. Он улыбался горестной вести, равно как и
известию о счастливом событии. Эта улыбка в зависимости от выражения,
которое придавал ей г-н де Баржетон, служила ему во всех случаях жизни. Если
непременно требовалось прямое одобрение, он подкреплял улыбку
снисходительным смешком и удостаивал обронить слово только в самом крайнем
случае. Но стоило ему остаться с гостем с глазу на глаз, он буквально
терялся, ибо тут ему надобно было хоть что-то вытянуть из совершенной
пустоты своего внутреннего мира. И он выходил из положения чисто по-детски:
он думал вслух, посвящал вас в мельчайшие подробности своей жизни; он
обсуждал с вами свои нужды, свои самые незначительные ощущения, что
походило, по его мнению, на обмен мыслями. Он не говорил ни о дожде, ни о
хорошей погоде, он не прибегал в разговоре к общим местам, спасительным для
глупцов, он обращался к самым насущным жизненным интересам.
любит,- и теперь страдаю желудком,- сказал он.- Вечная история! Знаю, а
всегда попадаюсь. Чем вы это объясните?
случаю? Или:
разговор прерывался. Тогда г-н де Баржетон молил гостя о помощи, вздернув
свой нос старого, страдающего одышкой мопса; разноглазый, пучеглазый, он
глядел на вас, как бы спрашивая: "Что вы изволили сказать?" Людей докучливых
он любил нежно; он выслушивал их с искренним и трогательным вниманием,
настолько подкупающим, что ангулемские говоруны признавали в нем скрытый ум
и относили на счет злоречия дурное мнение о нем. Оттого-то, когда никто уже
не хотел их слушать, они шли оканчивать свой рассказ или рассуждение к
нашему дворянину, зная, что будут награждены улыбкой похвалы! Гостиная его
жены была постоянно полна гостей, и там он чувствовал себя отлично. Его
занимали самые незначительные мелочи: он смотрел, кто входит, кланялся,
Сертаков Виталий
Маркелов Олег
Ильин Андрей
Шилова Юлия
Витковский Евгений
Флинт Эрик