руки, легко закинувшиеся, чтобы заплести волосы в толстую косу. В руках была
жизнь, и молодость, и сила. Какое счастье иметь руки! И вдруг, представив
себе синие шрамы над отпиленной костью, Танюша вздрогнула, отпрянула, упала
лицом в подушки и зарыдала от жалости, от страшной жалости к Обрубку,
которой ему нельзя высказать. Это хуже, чем видеть мертвого... раздавленный
жизнью и еще копошащийся под нею человек.
С ФРОНТА
дальше расщепляясь в ручьи малые, и утром, и днем, и ночью шли тени
солдатской рвани, неся с собой грязь траншей, котомки немытых рубах,
позванивая чайником о приклад ружья. Шли тротуаром, врассыпную, частными
гражданами, не пытаясь строиться. Войну с фронта несли вглубь, но думали не
о ней, а о деревне.
щеках, ушли во впадину глаз, в бессонное, в совесть дезертира, в тупое
упрямство не хотевшего оглянуться. Так и шли, никогда не оглядываясь, не
зная дороги, не разговаривая, но и не теряя спины переднего. Шли по вехам,
стадно, пока не терялись в переулках. Тогда передний спрашивал дорогу у
пугливого прохожего, остальные тупо тянулись за ним.
привычно, как в траншее, готовые ждать, пока молчаливая команда не бросит их
в атаку на поезд, дальний, ближний, дачный, куда бы ни шел, только бы
вперед, ближе к дому. А иные, махнув рукой на все, всасывались в город,
плодя в нем тревогу и больную траншейную вошь.
только у пояса болтался в ножнах штык, который мог пригодиться в хозяйстве.
И, встретив на ходу в городе свеженького юнкера, печатавшего чищеным
сапогом, смотрели недолго и удивленно, не трудя отупелого и уставшего мозга.
поправил за спиной ружье, дулом вниз, с привязанным штыком, поправил и
фуражку и зашагал быстрее. Дорогу, видно, знал. Дальше, по Сивцеву Вражку,
шел молодцом, хотя видна была большая усталость на небритом и грязном лице.
Свободной рукой толкнул калитку,- да оказалась на запоре, а за калиткой
залаяла собака. Раньше пса не было. Постучал кулаком крепко, увидал звонок,
позвонил. И не то смущенно, не то с деланной отвагой встретился опухшими
глазами с суровым взглядом дворника Николая.
постой.
любезный брат.
казенное?
баню обязательно надо.
до позднего вечера не выходил из бани рядовой Колчагин. Мылся, стирал,
сушил. И котомку с собой захватил. Чай пить явился красный, распаренный,
повеселевший, в новой гимнастерке офицерского покроя.
Насекомое же, Дуня, я все повытравил паром. Баня у вас настоящая, век бы в
ней сидел. Конечно, господа живут не по-нашему.
от болезни на пользу одного капитализма.
сестру соседям про приход его не болтать. И на расспросы Дуняши отвечал
уклончиво.
крана тонкой струйкой на пол полилась вода, разошлась ручейками, отыскала
щель в деревянном полу, залилась, исчезла...
замочив лапку в натекшей луже, брезгливо отряхнула и отошла.
Рядовой дезертир Колчагин тяжело всхрапывал.
У ПАМЯТНИКА
выкатить кресло из тупика на улицу, Григорий набросил на плечи Обрубка
короткий плащ.
темный, и Григорий побаивался.
переулка кружком стояла толпа, а в центре господин в очках, худой и
остробородый, спорил с солдатом. Солдат доказывал об окопных вшах, господин
говорил о Франции и Англии. Кругом слушали внимательно.
слушать, протягивая шеи через передних: словам верили меньше, лицу больше.
Один слушатель полугромко заметил:
таращила голубые глазки девочка. Когда обе коляски поравнялись,- встретились
два взора, детский и взрослый. Но Обрубок не улыбнулся.
земле, об Учредительном собрании, о партиях, но больше о фронте. И
доносились фразы:
всякий может...
костыле и с перевязкой. Фуражку его пустили по толпе, и все доверчиво давали
на инвалидов. Сбоку, перед лавочкой, стоял столик, и сидевший за ним сыпал
кредитки в шкатулку. Подходили и жертвовали, сами иногда не зная, на что и
кто собирает.
самому памятнику. Оратор, уже охрипший, показывал толпе на Стольникова и,
вытирая пот, кричал:
Россию немцам? Нет, граждане, мы этого не допустим!
шрам был на левой скуле, и, когда он открывал рот, кожа на шраме
натягивалась и лоснилась. Когда он кончил, его сменил штатский в очках, и
толпа придвинулась ближе с интересом. Через минуту она уже гудела, так как
штатский говорил против войны. Кто-то крикнул:
наклонившемуся Григорию:
Толпа завыла, и черный исчез вместе с солдатом и матросами.
дама визжала непонятное и убеждала всех идти и бить немцев. Сестра
милосердия с кудряшками стала рядом с Григорием, взявшись за ручку кресла, и
знаками - ее голоса слышно не было - приглашала снять шапки перед
искалеченным офицером. Передние сняли, задние напирали. Кто-то крикнул:
взглядом и в наступившей тишине ясно и отчетливо сказал: