Чтение 16–й страницы книги ~Дело Локвудов~

ничего не вытянем. Либо женщины, либо выпивка.

- А может, и то и другое. Мой племянник учится в Пенсильванском
университете - так там есть общежития. И что в этих общежитиях творится,
ты бы не поверила. А в Принстоне общежитие, наверно, еще хуже.

- Почему? - спросил Бинг.

- Потому что там учатся дети более богатых родителей и у них больше
денег. Там гораздо хуже.

- Да нет, всего какую-нибудь неделю, - сказал Джордж.

- Неделю? - переспросила Маргарет.

- Да. Раз в году в Принстоне устраивают так называемую Неделю Оргий,
когда разрешается приводить к себе в комнату каких угодно женщин.

- И оставлять их на ночь? - спросила Маргарет.

- Конечно. Все разрешается. Только не с профессорскими женами. Если
тебя застанут с профессорской женой, тебе придется перевести пятьдесят
строк Горация.

- Не верю я этому, - сказала Маргарет.

- А я уж не знаю, что и подумать, - сказала Мэй.

- А вы моего отца спросите. Спросите его как-нибудь, приходилось ли ему
переводить пятьдесят строк Горация.

- Пятьдесят строк чего?

- Наверно, пятьдесят строк каких-нибудь ужасных выражений, - сказала
Мэй.

- Я так и думала, - сказала Маргарет. - Чего же еще? А разве есть
книга, в которой напечатаны все эти ужасные вещи?

- Я пришлю вам экземпляр.

- Только не мне. Я не хочу, чтобы почтальон знал, что у меня есть такая
книга, - сказала Маргарет.

- У меня наверху сохранился старый экземпляр, - сказал Бинг.

- Вот уж никогда не видела, - сказала Мэй. - А вашего отца разве
заставали с профессорской женой?

- Когда вы будете его об этом спрашивать, следите за выражением его
лица.

- Он может уволить меня, - сказала Мэй.

- Может. Бывшим студентам Принстона не полагается разговаривать о
Неделе Оргий с посторонними.

- Когда же эта неделя бывает?

- Когда? В разные годы по-разному. Иногда осенью, иногда весной. Все
зависит от студенческого совета. Вам объявляют, что Неделя Оргий
начинается, мол, тогда-то. Большинство профессорских жен уезжает на это
время из города - на всякий случай.

- Но кто-нибудь из них всегда остается.

- Молодые, наверно, - сказала Мэй. - Хорошенькие.

- В большинстве молодые и хорошенькие, - подтвердил Бинг. - Но я с
профессорскими женами не связываюсь. Не стоят они того, чтобы из-за них
переводить пятьдесят строк Горация.

- Лучше бы вам держаться подальше от женщин, - сказала Маргарет.

- Да ведь он уже взрослый. Ему двадцать два, - возразила Мэй.

- Взрослый, нет ли, дело не в этом. Видишь, какая у него неприятность.
Вот уже и в Калифорнию едет.

- Как, вы говорите, называется эта неделя? - спросила Мэй.

- Неделя Оргий. По имени Джона У.Орги. В тысяча восемьсот шестьдесят
пятом году он был профессором педерастии в Принстонском университете, с
него все и началось. Профессор Джон У.Орги. Легко запомнить. В
Нассау-Холле стоит его статуя.

- Гм. Не может быть, - сказала Маргарет.

- По-вашему значит, Джон У.Орги не был профессором педерастии? -
спросил Бинг. - По-вашему, в Нассау-Холле нет и его статуи?

- Может, он и был знаменитым профессором этой... как ее... но не
пытайтесь убедить меня, что какой-нибудь профессор пошел бы на такое, -
ответила Маргарет.

- Обычный профессор, возможно, и не пошел бы, но профессор педерастии -
да. По-моему, вы не знаете, что такое педерастия, Маргарет.

- Слыхала. Какая-то медицинская наука. О человечьих скелетах.

- Вот и не знаете. Путаете с ортопедией. А это - совсем не одно и то
же.

- Но на слух-то они почти одинаковы, - сказала Маргарет.

- В этом-то и беда. Например, что такое гомилетика?

- Знаю, но предпочла бы не говорить. Что-то вроде Арти Минзера?

- Ну да! Про гомилетику знаете, а про Джона У.Орги, профессора
педерастии, - нет. Это его наука. Он верил в абсолютную свободу личности и
проводил этот эксперимент, допуская в течение недели полную свободу.
Эксперимент длится полстолетия.

- Но вам-то он пользы не принес, - сказала Маргарет.

- Об этом пока рано судить.

Это был последний вечер Джорджа Бингхема Локвуда-младшего в
родительском доме. Он ужинал один и ел то, чего не заказывал и не стал бы
заказывать. Когда он зашел в комнату матери, та спала. Он позвонил трем
девушкам в Гиббсвилл, но как-то так совпало, что все они ушли играть в
бридж и дома их не ждали раньше полуночи. Он распаковал и вновь упаковал
вещевой мешок, принял ванну, лег в постель и заснул с книгой в руках. Он
не слышал, когда вернулся отец, не слышал, как к нему заходила мать, как
открывала окна и гасила свет.

Проснулся он в шесть часов. Побрился, оделся и позавтракал в последний
раз на кухне. Маргарет уговаривала его есть больше. После завтрака он
поднялся наверх, постучал и вошел в комнату матери.

- Ты едешь в восемь сорок шесть? - спросила она.

- Да. Спасибо, что открыла окна. Это ведь ты сделала?

- Ты так крепко спал. Тебе надо было выспаться. Напиши мне с дороги.
Наверно, ты поедешь через Чикаго, но вряд ли тебе захочется навестить там
наших знакомых.

- Думаю, вряд ли.

- Составь список того, что надо для тебя сделать. Шубу твою я велю
сдать на хранение. Она тебе пока не понадобится. А когда придет сундук, я
скажу Генри...

- С ним я уже договорился.

- Телеграфируй мне, когда приедешь в Калифорнию, а потом, когда
устроишься, напиши подробнее. Я хочу знать все. Деньги нужны?

- Нет, спасибо.

- Но если когда-нибудь понадобятся...

- Знаю. Еду я налегке, потому что там мне пригодится только рабочая
одежда. Джинсы.

- Джинсы?

- Рабочие штаны, только без нагрудника. Там их называют "левис". В
Сан-Франциско есть магазин, владельца которого зовут Леви. Это я все от
Стива узнал.

- Мать Стива живет тоже там? На ранчо?

- По-моему, да. Но ты не пиши ей, мама. Подожди, пока я обживусь
немного и когда представится случай. Адрес я тебе дам сейчас, но ты
понимаешь, почему я не хочу, чтобы ты писала миссис Кинг.

- Конечно. С Эрнестиной я за тебя попрощаюсь.

- Да, пожалуйста. Ну? Кажется, я слышу шаги Генри.

- Да. По-моему, мы обо всем условились.

- Обо всем. Надо спешить. Из-за меня они поезд держать не будут. Береги
себя. Я буду писать, и ты мне пиши.

Она оценивающе посмотрела на него.

- Все к лучшему. Я в этом уверена. Ничего из того, что тебе
действительно нужно, ты здесь не оставляешь. Моя любовь едет с тобой и с
тобой пребудет. Ты это знаешь, мой мальчик.

- Да, мама. Это я знаю. - Он нагнулся и поцеловал ее. Она погладила его
по голове - всего один раз.

- Торопись. Храни тебя господь.

Едва он сел в вагон, как поезд тронулся.

А его отец в это время стоял у окна в комнате его матери. Он был уже
одет. Она вышла из ванной и легла в постель.

- Доброе утро, Агнесса.

- Доброе утро.

- Он уехал.

- Да, уехал, и я его больше не увижу.

- Это еще неизвестно.

- Тебе это так же хорошо известно, как и все остальное. Как и то, что
вчерашнего вечера я тебе никогда не прощу.

- Агнесса, послушай меня, пожалуйста. Здесь две стороны вопроса, будь
справедлива.

- Какие там две стороны! И не в справедливости дело, Джордж. Это - тот
случай в твоей жизни, когда нечего было думать, думать, думать. Какой прок
от твоих раздумий? Ты лишил моего сына возможности побыть дома хотя бы еще
одну ночь. Не будь тебя здесь неделю или месяц, я могла бы ему как-то
помочь. Не знаю, что ты ему сказал, но это факт, что он не мог больше
здесь оставаться. Уж если ты не хотел отнестись к нему по-человечески, то
хотя бы уехал куда-нибудь, дал мне возможность рассеять у него чувство,
будто он прокаженный.

- Он был настолько любезен, что пожелал мне смерти.

- Что ты ему сказал? Что побудило его к этому? Не говори. Я не хочу
слушать.

- А мне очень хочется сказать тебе.

- Не надо.

- Ты пользуешься своим положением больной.

- Каким положением? Что это за положение, которым я пользуюсь? Я знаю,
что со мной будет. Знаю, что жить мне осталось самое большее год. Или ты
мог бы и этот срок укоротить на несколько месяцев? Самое плохое ты