Чтение 16–й страницы книги ~Париж на три часа~

На улицах слышались возбужденные голоса:

- Наша армия в России погибла полностью! Конечно, в "Мониторе" об этом
писать не станут. Это надо соображать самому. Разве не знаете, что Кутузов
уже вошел в Варшаву?..

Между тем генерал Дузе, недоумевающий, все еще изучал врученные ему
приказы. Советовался с подчиненными:

- Я вижу ряды когорты из окон своего штаба. Да, вот они. Вот и приказы.
Но кто мне объяснит, что все это значит?

По словам герцога Ровиго, "Дузе совсем потерял голову и, боясь
ответственности, решил покориться" обстоятельствам. Но ему не хотелось
подвергать аресту капитана Лаборда:

- Давно причислен к моему штабу! Такой милый, такой услужливый офицер..,
он ведь может обидеться.

Милый и услужливый офицер (об этом Дузе не ведал) был главным шпионом
архитайной полиции Наполеона, которая возвышалась даже над министерством
полиции, следила даже за Демаре, даже за Паскье и даже за этим старым
дураком - Дузе...

Мале был прав в своих подозрениях: именно капитан Лаборд составлял
секретные досье на врагов бонапартистского режима, и сам Мале был хорошо
известен Лаборду как "предмет специального наблюдения за его опасным для
государства умом..."

Сейчас капитан Лаборд стоял над душою генерала Дузе и несколько свысока
внушал ему с приятной улыбочкой:

- Читайте, читайте. Интересно, что там пишут. Кажется, тут что-то и обо
мне. Любопытно знать - что?

УЛИЦА СВЯТЫХ ОТЦОВ

Улица Святых Отцов; время - начало седьмого часа... Герцог Ровиго
(Савари) почивал на роскошной постели, когда услышал крики людей. В сознании
министра, затуманенном усталым сном, почему-то возникло бредовое
представление о пожаре. В двери спальни уже дубасили чем-то тяжелым.

- Я слышу, все понял, спасайте архивы! Сейчас отопру...

Он выпутался из одеяла, и в тот же момент между дверных досок вклинились
плоские приклады ружей.

В потемках спальни министр метался, то хватая впопыхах одежду, то
нашаривая под подушкой заряженный пистолет.

- Я все понял! - кричал он, еще ничего не понимая. - Я же сказал -
выносите архивы, спасайте дела... Ключи у меня!

Дверь вдребезги разлетелась, хлынул яркий свет, и на пороге спальни
собственной персоной предстал генерал Лагори.

- Ну и ну! - сказал он, почесав за ухом - Я брал твой будуар, словно
испанскую крепость... Признайся, Савари, по чести: ведь ты небось здорово
удивлен?

Из мемуаров герцога Ровиго: "Лагори был моим боевым товарищем в
нескольких походах во время революции, и, несмотря на разницу наших
политических убеждений, мы дружили..." Но сейчас от дружбы ничего не
осталось. При виде Лагори герцог Ровиго обмяк всем телом и вяло опустился на
постель.

- Ты думаешь, я только удивлен? - спросил он. Лагори, стоя среди солдат
когорты, весело улыбался.

- А я пришел к тебе, Савари, не просто так... По делу...

- Догадываюсь. Иначе бы не ломал двери!

- Ведь я пришел с одной радостной новостью.

- Какой же?

- Да ты арестован мною. Надеюсь, ты рад?

- Весьма, - и министр скривил тонкие губы. Челка на его лбу взмокла от
пота.

- Я понимаю, - продолжал Лагори, - ты, должно быть, здорово радуешься,
что попал именно в мои дружеские руки. Ведь ты имеешь дело с великодушным
врагом, который еще никогда в жизни не мстил своему противнику!

- Спасибо, - скупо поблагодарил Ровиго. - Но, может быть, ты все-таки
объяснишь мне, что происходит...

- За этим дело не станет, - отозвался Лагори. - Тебе, как министру
полиции, конечно, хорошо известно, что твой бестолковый император седьмого
октября погиб в России!

Герцог Ровиго понемногу приходил в себя, с некоторой надеждой он взирал
на капитана Пиккереля.

- Седьмого? - переспросил он Лагори. - Но каким образом ты оказался
здесь, а не в тюрьме Ла-Форс?

Рука его сунулась под подушку, где скрывался пистолет. Но Пиккерель с
солдатами перехватили руку министра. От боли Ровиго совсем пригнулся к
ковру, лицо его пошло пятнами. Однако он собрался с духом и заговорил снова:

- Послушай, Лагори! Ты напрасно дурачишь меня и этих солдат. Седьмого
октября император был жив. Если хочешь, я покажу его письмо ко мне,
датированное как раз этим числом.

- Ну, не ври! - ответил генерал спокойно. - Ты нас не проведешь. Это
немыслимо. Понимаешь ли сам, что это немыслимо, - настойчиво (скорее, для
солдат) повторил Лагори.

- А я еще раз говорю, что могу показать это письмо!

- А я тоже заявляю тебе, - настаивал Лагори в раздражении, - что
император убит. Какое имеешь ты право не верить мне?

При этих словах Лагори слишком нервно подскочил к скрюченному министру, и
герцог невольно испугался.

- Только не убивай, Лагори, - прохрипел он. - Хотя бы ради того пороха,
которым дышали в одних сражениях... Вспомни об этом и не дай убить меня, как
поганую собаку!

Благородный Лагори повернулся к солдатам:

- Ребята, разве мы с вами убийцы?

- Но здесь, - продолжал выхрипывать Савари, - сейчас здесь все говорит
мне о грубейшем насилии и злодействе. - Лагори уже направился к выходу. - Не
уходи! - призывал его герцог. - Не оставляй меня одного с этой казарменной
швалью... Вспомни, что однажды я уже спас тебя! Неужели ты забыл, как я
выкрутил твою судьбу из судебного процесса над генералом Моро?

Лагори вышел, а в спину ему еще летели слова:

- Ты помнишь?.. Ты не забыл?.. Не уходи!.. Повиснув на руках солдат,
державших его, Ровиго бессильно затих, потом он поднял лицо к капитану
Пиккерелю:

- Теперь я взываю к вам. Скорее!.. Как можно скорее отвезите меня в любую
из тюрем Парижа... В этом мое спасение. И не только мое, но и ваше, капитан!
***

После расправы с графом Гюлленом генерал Мале скорым шагом пересек
Вандомскую площадь и поднялся на второй этаж здания штаба внутренней стражи
Парижа.

- А, и ты здесь, Боккеямпе! - задержался он на лестнице штаба. - Скажи,
успели или нет арестовать гадину Лаборда?

- Наверное, старик Дузе все уже сделал... Дузе, оказывается, ничего не
сделал. Когда Мале поднялся в его кабинет, генерал еще копался в полученных
бумагах, а помогал ему в этом занятии.., сам капитан Лаборд!

Мале подошел к столу и показал на Лаборда:

- Не я ли приказал арестовать этого человека?

- Где и когда? - притворился Дузе наивным малым.

- Здесь, в этих бумагах.

- Ну, значит, я еще не дочитал до этого места... Мале распахнул окна
штаба на площадь:

- Чтобы у вас не оставалось дурных сомнений, можете выглянуть на улицы: и
штаб и комендатура уже оцеплены войсками... Лаборд, я знаю - все это вам не
по вкусу, но отечество в опасности, а потому извольте отправиться под арест.

- Так уж сразу? Поймите, что я еще не завтракал...

Стремительным шагом он покинул кабинет Дузе.

- Дузе, куда понесло твоего помощника?

- Откуда я знаю? Наверное, к завтраку...

***

Лагори удалился, и события в особняке министра на улице Святых Отцов
непростительно затянулись. Герцог Ровиго - в ночной рубахе - стоял
внаклонку, с вывернутыми назад руками, а солдатам уже надоело его держать в
таком положении.

Люди не разговаривали - лишь старинные куранты, в бронзе и мраморе, не
спеша отщелкивали роковое время, и того, а герцог, выждав удобный момент,
снова обратился к Пиккерелю:

- А все-таки кто вы такой? И откуда ваши солдаты? Пиккерель охотно
объяснил.

- Так, значит, вы не заговорщики?

- Да нет, - вразброд отвечали солдаты. - Нас привел сюда тот генерал,
который накричал на вас и выскочил.

- Несчастные! Знаете ли вы этого генерала?

- Нет, - отозвались солдаты когорты. Герцог Ровиго вздохнул почти с
облегчением:

- Зато я хорошо знаю: это приятель преступника Моро, изгнанного в
Америку, он бежал из тюрьмы, куда я же посадил его... Он погубит себя и вас!
Но меня-то вы знаете?

Увы, солдаты его не знали. Это на миг обескуражило министра, но он уже
ковал железо, пока оно горячо.

- Взгляните на мраморный бюст в углу, - сказал Савари, - и сравните его с
моим лицом... Разве это не я?

Солдаты посмотрели на голову человека, высеченную из белого каррара и
увенчанную лавровым венком патриция.