полоску.
расслышали мои. грешные отверстия?.. - Брат Бонифаций прикоснулся к
сморщенным и грязным лепешкам, заменявшим ему уши.
учитель. (И у меня сжалось что-то в груди от жалости, что такой могучий
человек, такой всесторонний ум вынужден унижаться перед этим паршивым
монахом...) - Дети мои, ведь это ошибка! Это, конечно, ошибка, это не
золото! - Он внес железный стержень в огонь, и золотистый слой немедленно
потемнел. - Это медь, конечно, это медь, дети мои...
лошадке рябой францисканец, который часто шептался с братом Бонифацием. Я
хотел его догнать, но мой друг отсоветовал мне.
Бонифация. У него на столе лежало письмо, сам он спал, и, судя по запаху,
в комнате было выпито немало вина. Бонифаций извещает этим письмом папу
Климентия, что наш учитель на "правильном пути". Хорошо еще, что он ничего
не прибавил. Не думаю, чтобы такое письмо могло сыграть роль. Да, сейчас и
монахи побаиваются открыто действовать против воли правителей Англии.
Однажды в воскресенье - был жаркий день июля - мы, достав бочонок пива и
сбросив с себя напряжение последних месяцев, во время которых нам пришлось
очень много работать, веселились вовсю. Меня попросили "тряхнуть стариной".
предметами, которые мне бросали. Среди них были и мои медные шары, с
которыми я пришел в Оксфорд. Мы употребляли их для растирания мягких
минералов. Я жонглировал на столе, с которого перед этим все было убрано в
большую бронзовую ступку, стоящую у окна.
бегающих по полю свиней и все время ошибается, я в такт словам бросал и
ловил ножи, камешки и шары, как вдруг в наступившей тишине почувствовал,
что что-то произошло. Я оглянулся и увидел строгое лицо учителя.
комнате, наконец в моей руке остался медный шар. Я метнул его в ступку. И
тут случилось что-то ужасное! Я никогда не слышал такого громкого треска и
шума. Не могу подыскать слова, чтобы это описать. Он был похож на весенний
гром или на грохот падающих в Альпах камней, он был в сотни раз громче,
чем рев толпы в тысячу человек. Синий дым вырвался из ступки. Я упал со
стола и как раз вовремя, так как сверху посыпались раздробленные камни и
пыль заволокла комнату.
подумал я.
появилось глубокое отверстие, на целую ладонь в глубину. Я, повинуясь
знаку учителя, пододвинул стол к окну, влез на него и просунул руку в
отверстие...
солнца, ясно увидел, что это был мой шар. Значит, он вылетел из ступки
вверх с такой силой, что пробил в потолке глубокую дыру и застрял в ней.
долго его рассматривал, потом спросил, что было в ступке.
но ничего, что могло бы вызвать такой треск и гром, не могли найти, пока
один из учеников не сказал:
рассыпанного порошка из серы, угля и селитры. Мы называем его огненным
порошком. Я смахнул его со стола в ступку. Простите нас!..
не знаете, что нашли. Я давно думал, что огненный порошок, пришедший к нам
от арабов, а по слухам известный и загадочному Китаю, откуда приходят
раскрашенный с поверхности фарфор и чудесные мечи из железа, столь ценимые
древними римлянами, я давно думал, что этот порошок найдет применение в
кровавой науке войны. Но мне казалось, что его можно применить только для
разрушения стен осажденной крепости. Я ошибался. Ведь если сделать ступку
из бронзы, побольше и подлиннее этой, то она сможет вытолкнуть большое
каменное или медное ядро, которое сметет все на своем пути! Я вижу новый
век. Он рождается, окутанный дымом огненного порошка, в грохоте летящих
ядер, от которых не сможет спасти ни щит, ни панцирь, ни стены
крепостей... Жаль, как жаль!.. Я сожалею только о том, что ты, Одо, бросил
свой шар сегодня, не раньше... Дети мои! - продолжал наш учитель. - Дети
мои... Темные тучи сгущаются над королевством Англии. Крестьяне сжигают
замки своих господ. Они так кричат "Монфор! Монфор!", что трусливые бароны
и рыцари дюжинами переходят на сторону бежавшего из плена короля и его
старшего сына Эдуарда.
которого - пост, молитва, подвиг, чем он так не походит на богатых
епископов и кардиналов, погрязших в роскоши и богатстве, - сообщил мне,
что к реке Эйвон сходятся войска короля и войска графа Лестерского. Там и
решится судьба королевства... Мне страшно, когда я думаю о будущем Англии.
Если король победит, то папа, жадный и кровавый римский папа, приобретет
необыкновенную власть над всеми сословиями Англии!..
ведая, ты приоткрыл завесу над будущим. Ты очень удачно бросаешь свои
шары, ты очень ловок, Одо!.. Я даю тебе имя Меканикус. И тебя всегда будут
так звать.
березовый ствол. Он раскрыл его, как раскрывают шкатулку, и вытащил
завернутый в материю меч.
Лестерскому...
ждать тебя, Одо Меканикус...
Эйвон, но не той, что несет свои воды в пролив, а той, что вблизи Глостера
сливается с рекой Северн. За день ты доберешься до нее.
ручьи. К вечеру на зеленой поляне я нашел оседланного коня. Он был в мыле,
и в его холку глубоко вонзилась стрела арбалета. Я вынул ее и поскакал
вперед.
толпа пленных, Стонущий, смертельно раненный лондонец тихо сказал мне:
ручьем, но вскоре пал.
учителю. Он ждал меня, его лицо осунулось, глаза были красны от бессонницы.
руками.
казнях и расправах со сторонниками графа Монфора. Учитель все время
проводил с нами. Часами он развивал перед нами картины будущего.
помощи нескольких таких стекол люди смогут разглядывать скрытые от глаза
тайны малых тел, что они научатся видеть далекие предметы так ясно, как
если бы они были рядом. Он говорил, что люди сделают машины, которые без
помощи усилий человеческих рук или впряженных лошадей будут с огромной
скоростью передвигаться по земле. Что настанет день - и человек полетит
подобно птице над долинами и горами, морями и реками.
сбылось, я по-прежнему верю в его великую правоту.
перевезли в Париж. И вскоре мой учитель был заключен в келью с толстыми
решетками на окнах. На прощание он успел каждому из нас раздать задания,
как это делал обычно. Мне он передал ту самую арабскую рукопись, с которой
я пришел к нему.
ней есть высокий смысл. Попробуй сделать так, как я записал на обороте
этого пергамента...
заключен учитель. Мы доказывали монахам, что для того, чтобы учитель мог
совершить Великое Делание, ему нужна лаборатория, но нас и слушать не
хотели...
получал благородное золото, - ответили нам. - А что касается опыта и ваших
грязных реторт и колб, то истина познается благочестивыми размышлениями и
не нуждается ни в гнусном адовом пламени ваших печей, ни в смердящих
серных духах.
Париж.