кроликами. Они не должны найти ошибку в наших действиях.
Для Панюшкина выводы Комиссии - дело чести, а для него - вопрос будущего.
И если Панюшкин из-за своей ли силы, слабости, из-за своего благородства,
капризности, честолюбия - какая разница? - если он будет играть в
открытую, это его дело.
вовсе не значит, что мы должны оставаться таковыми во всем остальном.
технические решения верны. Но поскольку толпа ревизоров прибыла, чтобы
доказать обратное, для меня уже не имеет большого значения правильность
моих и ваших действий. Мы с вами в одной команде, и мы уже вышли на поле.
Наша задача выиграть. Поймите, постарайтесь меня понять... Нам не верят.
из воды, в которой, я уверен, еще не один начальник подмочит репутацию.
Панюшкин.
играешь в шахматы, так?
фигуру и благодаря этому выиграл.
поневоле должен ответить "нет", дескать, такая победа неприятна. Но если
скажут: выиграешь-будешь жить, проиграешь-пеняй на себя, к стенке
поставим? Знаете, сопру фигуру, две, три. И не буду чувствовать никаких
угрызений совести. Больше того, буду гордиться собой.
ладонями лицо. - Ты, конечно, маленько передернул и сам знаешь где... Меня
ведь никто не собирается ставить к стенке, если обнаружится ошибка, если
выяснится моя несостоятельность как начальника строительства. Понимаешь,
каждый раз, когда решается нечто важное для тебя, появляется соблазн
разрешить себе любые действия, освободить себя от приличий, сказать себе,
что ты должен победить, не считаясь ни с чем, ни с кем. И при этом сделать
вид, что тебя собираются поставить к стенке. Но, знаешь, по этому пути
можно слишком далеко зайти. Мне он не подходит. После такой победы я буду
паршиво себя чувствовать. Признаюсь-я слишком честолюбив, чтобы ради
чего-то, пусть даже значительного, жертвовать своим настроением. Даже
настроением! Понимаешь, Володя, хочу чистой победы.
Званцев.
Но я и сам хочу хорошо к себе относиться. Понимаешь, иметь на это право, а
не просто преклоняться перед собственной персоной. Иначе не могу
руководить людьми, наказывать их, поощрять. На все это я должен иметь
разрешение от своей совести, прости мне, будь добр, красивые слова. Иногда
без них не обойтись. Теперь о Комиссии... Ты считаешь ее выводы
предопределенными? Я правильно тебя понял?
карманы, прошелся по кабинету.
хмуро посмотрел на главного инженера.
нависнув над ним, глядя с высоты своего роста спокойно, даже
снисходительно. - От Комиссии требуется не только диагноз, но и метод
лечения.
к выводу, будто все мы прекрасные специалисты, незаменимые люди? Что
повезет Комиссия в высокие инстанции, если обнаружится, что мы не
совершили ошибки, что наши технические решения безукоризненны и мы отлично
справляемся с обязанностями?
что же ты предлагаешь?
молодость можно назвать неопытностью, хорошие отношения с вами -
кумовством, горячность - непослушанием.
мешал ему свободно дышать.
заложена недоброкачественная, ложная, паршявая программа! Заткнись!
Слушай! Ты достаточно четко изложил свои взгляды. Володя, откажись от них.
Я могу привести тебе десятки случаев, когда в самом безнадежном положении,
держа ответ перед самыми высокими комиссиями, люди побеждали не
лукавством, а убежденностью в своей правоте. Ты молод и не знаешь силы
откровенности, понятия не имеешь о сокрушающей мощи честности! Володя!
Тысячи лет хитрые и безжалостные пытаются победить честных простаков,
вообще пытаются вытравить из душ людей понятия о доверительности,
бесхитростности - и не могут!
силой, что из остатков зеленого сукна выползли облачка пыли. - Собственным
примером, громкими победами, самим образом жизни коварство и жестокость
пытаются доказать несостоятельность честности. И не могут. Почему?
Отвечай-почему?! Ладно, молчи. Отвечу. Ни один человек, даже самая
последняя сволочь, не может преодолеть соблазна быть откровенным. Хотя бы
изредка. Миллионы прекрасно обходятся без подлости, обмана, злобы. Но ни
один прохвост не может обойтись без искренности! - Панюшкин устало
откинулся на спинку кресла. - А ты говоришь о жертвенной крови. Не знаешь
жизни, Володя... Не надо так улыбаться, это ухмылка разочарованного
баловня. Отличное знание парадных и черных входов, запасных выходов,
тайных переходов - это еще не знание жизни. Большой Маховик крутят простые
и бесхитростные люди.
озадачиваете. Пролив я уже понял, это вероломное и мстительное существо.
Вас не назовешь вероломным, но кто опаснее... Не знаю. Кто вы, Николай
Петрович? В каких богов верите? Кому жертвы приносите? В чью честь
жертвенный огонь раздуваете? Какие молитвы творите?
богов, всех богов, в которых верую... ты ужаснешься. Правда-правда, я не
шучу.
в свой опыт, в то, что мне удастся закончить эту работу. Верую! Как и
всякий добропорядочный язычник, верую в Пролив, в эту Зиму, в Трубу, верую
и готов их боготворить. Да что там готов - я давно отношусь к ним с
трепетным религиозным почтением.
дожидаясь, пока я принесу ему, он не нуждается ни в моих молитвах, ни в
моем преклонении. Но ты не поверишь-я боготворю даже Хромова.
произвел в боги всех членов Комиссии и даже следователя Белоконя. Все очи
- сильные и уважаемые мной боги.
как-то слишком уж серьезно спросил Званцев.
тебе их только что назвал... Чтобы они казались более могущественными,
могу украсить их величественными определениями - Вызывающая Честность,
Воинственная Убежденность, Всесминающая Бесхитростность... Вот им я готов
принести в жертву хоть самого себя.
смысле слова. И знаете, в чем ваша опасность?
представлений, о возможном, приемлемом, допустимом. Иногда ваши доводы
кажутся мне наивными, слабыми, иногда отчаянными, но каждый раз
оказывается, что они выстраиваются в некую линию, в некую позицию. И
кажется мне, что в конечном итоге позиция получается совсем неплохая. Она
дает свободу действий и позволяет чувствовать себя достаточно уверенно. Не
знаю, как это вам удается, но удается.
любом положении нужно оставаться спокойным и не терять чувства
собственного достоинства. Мне много раз приходилось встречать людей,
пытающихся добиться чего-то самоуничижением. С каким-то странным азартом,
в котором была даже искренность, они доказывали, что простоваты и
невежественны, что их нужно пожалеть и утешить, иначе они могут совсем
захиреть... Но самое странное то, что им все-таки удавалось добиться
своего. Значит, их расчет был верным, значит, самоуничижение может
оказаться полезным, значит, как тактический ход оно принимается,