цитат, лозунгов, тезисов, транспарантов... Словами, которые кому-то
показались мудрыми... Вообще слово "мудрость" мне кажется фальшивым.
Человеческие отношения выше всего остального... Всего остального попросту не
существует.
люди говорят, тем меньше понимают друг друга, тем больше у них недовольства,
раздраженности и нетерпимости.
тебе, дураку..."
их ограниченность, понимаю, как легко их истолковывать в противоположном
смысле, как легко найти в них возвышенность и низменность... В зависимости
от того, кто будет толковать. Я сказал тебе что-нибудь обидное?
мы делаем? Мы краснеем.
листьев, и солнечные зайчики пробегали по ее лицу, как отблески тайн и
надежд.
навсегда врезая в память и конопушки на носике Светы, и отсветы листьев на
ее лице, и воротничок белой рубашки из-под темного свитера, и маленький
серебряный кулон в виде штурвала - сквозь какие бури он поможет ей пройти,
какие рифы миновать, какие бермудские треугольники обойти десятой дорогой?
Стоит ему когда-нибудь в будущем, через десять или через двадцать лет, когда
Светы Луниной не будет в его жизни, ощутить на лице осеннее солнце, запах
осени, приправленный заводской гарью, он обязательно вспомнит этот обеденный
перерыв у щели в заборе, и боль необратимости пронзит его. Боль, которую
вызывает уходящее время. Каждый раз, вспоминая эту встречу, Анфертьев будет
видеть все больше подробностей: уголок воротника Светиной рубашки из модной
ныне мятой ткани, кулон, слегка тронутый красной или синей краской, детище
Подчуфарина - шестиметровые, сваренные из листовой стали серп с молотом,
выкрашенные серебристой краской. Из неимоверной двадцатилетней Дали своей
памяти он вытащит потускневший снимок и опять увидит, что сапоги на Свете
замшевые, на высоких каблуках, ее стеганое пальто розовато-перламутровое,
маникюр свеж и небросок, и он снова услышит в ее голосе то неуловимое, что
делало его счастливым и безутешным...
слишком большого значения своему вопросу. Она подняла с земли кленовый лист
посмотрела через него на солнце, и лицо ее озарилось цветом осени. И в душе
Анфертьева дрогнуло и заныло. Скорее всего это была любовь. Или что-то очень
на нее похожее. Анфертьев испугался, он не был готов к смятению и нервной
взвинченности, сопровождающим подобные смещения в душе. Но это был приятный
испуг. Жизнь, которая ограничивалась заводским двором, щелью в заборе,
тридцатью метрами квартиры, сумрачной фотолабораторией, жизнь, в которой
самыми большими радостями были свежие рубашки и хороший галстук, вдруг
раздвинулась, запреты рухнули, и только легкий прах от них вился на свежем
осеннем ветерке. С радостным ужасом Анфертьев видел, что мир вокруг него
простирается бесконечно и зовуще. Все рядом, все доступно, достаточно
протянуть руку. Он провел ладонью по щеке Светы, и она приподняла плечо,
пытаясь задержать его ладонь, прижать к своей щеке.
сводить к толкованию, которое дает очередное начальство.
не грозят... Разве что собственному растительному существованию... если это
дает тебе ощущение постоянной, насыщенной жизни... И у тебя не корыстные
расчеты, а надежды на счастье...
отпуская руку Анфертьева.
тропинке еще метров сорок и тогда бледные лица, приникшие к окнам
бухгалтерии, скроются за листвой.
именно этого они и боятся.
представляется мне чем-то вроде инструкции. Это как при строгой няньке -
всегда хочется поступить наоборот.
почувствовал, как что-то напряглось в его душе. Ему показалось, что он
услышал скрип раздавленных паркетин под чугунными ногами Сейфа,
удовлетворенный лязг стальных стержней в его глубинах. Анфертьева охватило
ощущение, будто он должен вспомнить что-то, увидеть, понять, будто в эту
самую секунду происходит очень важное и необходимо сделать еще небольшое
усилие, напрячь кое-какие силы в себе и увидеть нечто - судьбу, будущее,
итог. Анфертьев закрыл глаза, сжался, пытаясь вызвать из подсознания зреющее
предчувствие. Но нет не удалось. Он перевел дыхание, утешаясь тем, что
ощущение повторится и тогда, кто знает, может быть ему повезет больше.
какую сторону склониться, Вадим Кузьмич вспоминал дочь, и ложное отпадало
само. Он не пытался вообразить, как поступила бы на его месте Танька, ему
достаточно было представить ее круглую мордашку, синие глаза, горевшие
ожиданием необычного, чтобы сразу обнаружилась фальшь в словах, поступках,
решениях...
стенке):
тесно?
она все съела, стул сломала, спать завалилась, а подружки без нее
вернулись...
Ну, слушай. Родился однажды в темном дремучем лесу...
кровожадные...
ежик. И оказалось, что у него нет ни одной иголки. Что тут делать? Ежик
подрос ему погулять хочется, а мама не пускает, потому что любой зверь его
сразу же съест. И вот как-то утром, когда мамы дома не было...
из-под пня и бегом в лес. И вдруг навстречу ему...
боишься на своих коротких лапках бегать по лесу один, да еще без иголок?" -
"Что же делать, - отвечает ежик печальным голосом, - не выросли иголки". -
"Плохи твои дела, - сказал заяц, - не знаю даже, как тебе помочь. Будь у
тебя ноги подлиннее, вроде моих, ты мог бы удрать от кого угодно, а так...
Не знаю, не знаю". И ускакал.