read_book
Более 7000 книг и свыше 500 авторов. Русская и зарубежная фантастика, фэнтези, детективы, триллеры, драма, историческая и  приключенческая литература, философия и психология, сказки, любовные романы!!!
главная | новости библиотеки | карта библиотеки | реклама в библиотеке | контакты | добавить книгу | ссылки

Литература
РАЗДЕЛЫ БИБЛИОТЕКИ
Детектив
Детская литература
Драма
Женский роман
Зарубежная фантастика
История
Классика
Приключения
Проза
Русская фантастика
Триллеры
Философия

АЛФАВИТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬ КНИГ

АЛФАВИТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬ АВТОРОВ

ПАРТНЕРЫ



ПОИСК
Поиск по фамилии автора:


Ðåéòèíã@Mail.ru liveinternet.ru: ïîêàçàíî ÷èñëî ïðîñìîòðîâ è ïîñåòèòåëåé çà 24 ÷àñà ßíäåêñ öèòèðîâàíèÿ
По всем вопросам писать на allbooks2004(собака)gmail.com



Леонардо да Винчи! Ради фотографии я унижался перед друзьями Свана, унижался
даже перед фотографами, так ничего и не добился и только связался с очень
скучными людьми.
Родители Жильберты, долго препятствовавшие нашим свиданиям, теперь,
когда я входил в мрачную переднюю, где вечно реяла, еще более грозная и
более желанная, чем в былом Версале встреча с королем, возможность
встретиться с ними и где, наткнувшись на огромную вешалку с семью ветвями,
похожую на библейский семисвечник, я обыкновенно изгибался в поклонах перед
лакеем в длинной серой ливрее, который сидел на сундуке и которого я
принимал в темноте за г-жу Сван, - родители Жильберты, если я с кем-нибудь
из них сталкивался, не выражали неудовольствия, напротив, они с улыбкой жали
мне руку и говорили:
- Здрасте. (Само собой разумеется, что дома я с упоением и без конца
упражнялся в подражании их выговору.) Жильберта знает, что вы должны прийти?
Ну, тогда я не буду вас провожать к ней.
Этого мало: угощения, на которые Жильберта приглашала подруг и которые
долго представлялись мне наименее преодолимой из всех преград, высившихся
между нею и мной, теперь явились поводом для наших встреч, и об этих
сборищах Жильберта уведомляла меня записками (ведь я стал бывать у нее
недавно) на разной почтовой бумаге. На одном листке был оттиснут голубой
пудель со смешной подписью по-английски, в конце которой стоял
восклицательный знак; другой был с печатью в виде якоря, третий-с вензелем
"Ж. С.", растянувшимся непомерной величины прямоугольником на весь лист, а
еще были листки с именем "Жильберта", то напечатанным поперек в уголке
золотыми буквами, почерком моей подружки, и кончавшимся росчерком под
раскрытым черным зонтиком, то упрятанным в изображавшую китайскую шляпу
монограмму, куда входили все буквы ее имени, но только различить
какую-нибудь одну из этих букв, сплошь - заглавных, не представлялось
возможным. Наконец, так как набор почтовой бумаги, которым располагала
Жильберта, при всем своем разнообразии не был, однако, неисчерпаем,
несколько "недель спустя я вновь увидел, как в первый раз, девиз Per uiam
rectam над рыцарем в шлеме внутри медальона из потускневшего серебра. Тогда
я полагал, что бумага меняется, ибо того требует светский ритуал, а теперь
мне думается, что, скорей всего, это была затея Жильберты, всякий раз
припоминавшей, на какой бумаге она писала прошлый раз, с тем чтобы ее
корреспонденты, - во всяком случае, те, на которых стоило потратиться, -
получали записки на одинаковой бумаге через возможно более длительные
промежутки. Так как вследствие разницы в расписании уроков некоторые
подруги, приглашенные Жильбертой на чашку чая, вынуждены были уходить, когда
другие являлись, то я уже на лестнице слышал долетавший из передней говор, и
этот говор задолго до того, как я добирался до последней ступеньки, обрывал
мои связи, - так волновала меня мысль об участии в величественной церемонии,
- с повседневной жизнью, обрывал столь стремительно, что потом уже я забывал
снять шарф, когда мне становилось жарко, или посмотреть на часы, чтобы
вовремя прийти домой. Даже лестница, сплошь деревянная (как в тех домах, что
строились тогда в стиле Генриха II - стиле, которым долго увлекалась Одетта,
но от которого она потом все-таки отказалась), с объявлением, какого не было
на нашей лестнице: "Спускаться на лифте воспрещается", представлялась мне
чудесной, и, описывая ее моим родителям, я сказал, что это старинная
лестница и что Сваи привез ее откуда-то издалека. Любовь к истине была во
мне до того сильна, что я не задумываясь дал бы им эти сведения, даже если
бы я был уверен, что они недостоверны, ибо только такого рода сведения могли
внушить моим родителям почтение, какое испытывал я к лестнице Сванов. Так в
присутствии невежды, неспособного оценить гениальность врача, лучше не
говорить, что он не умеет вылечить насморк. Но я не отличался
наблюдательностью, в большинстве случаев не знал, как называются и что собой
представляют вещи, находившиеся у меня перед глазами, - я был уверен в
одном: раз ими пользуются Сваны, значит, это что-то необыкновенное, и потому
я не сознавал, что, рассказывая родителям об их художественной ценности и о
том, что лестница привезена, я лгу. Я этого не сознавал, и все же внутренний
голос мне на это намекнул, потону что я почувствовал, что густо краснею,
когда меня перебил отец: "Я знаю эти дома, - сказал он, - я видел один, а
ведь они похожи; Сван просто-напросто занимает несколько этажей; дома эти
строил Берлье". Осец добавил, что хотел было снять квартиру в одном из таких
домов, но передумал: они неудобные и в прихожей темновато; вот что он
сказал; я же инстинктивно почувствовал, что мой здравый смысл должен
принести жертву ради престижа Сванов и ради моего счастья: усилием воли я,
вразрез е тем, что услышал от отца, рае навсегда отстранил от себя, подобно
тому как верующий отстраняет от себя ренанову "Жизнь Иисуса", тлетворную
мысль, что в такой квартире, как у Сванов, могли бы жить и мы.
Так вот, в дни угощений я поднимался по лестнице, уже ни о чем не дума"
и т о чем не вспоминая, являя собою игралище самых низменных рефлексов, и
вступая в зону, где уже чувствовалось благоухание г-жи Сваи. Воображение
рисовало мне шоколадный торт во всем его великолепии, окруженный десертными
тарелочками с печеньем и серыми камчатными салфеточками, каких требовал
этикет и каких я ни у кого, кроме Сванов, не видел. Но это неизменное,
продуманное целое словно зависело, подобно упорядоченной вселенной Канта, от
крайнего усилия воли. Убедившись, что все мы в сборе, Жильберта вдруг
смотрела на часы в своей маленькой гостиной и говорила:
- Послушайте! Завтракала я давно, обедать мы будем в восемь. Я уже
проголодалась. А вы?
Она уводила нас в столовую, где было темно, как в азиатском храме на
картине Рембрандта, и где здание торта, приветливое и уютное, несмотря- на
всю свои" величественность, казалось, царило времени": а вдруг, не
сегодня-завтра, Жильберте придет фантазия сбросить с него зубчатую
шоколадную корону и разрушить его бурые отвесные крепостные стены,
выпеченные наподобие бастионов, ограждавших дворец Дария? Но, приступая к
сносу ниневийского изделия, Жильберта считалась не только с тем, что есть
хочется ей; извлекая для меня из-под обломков рухнувших чертогов целое звено
стены в восточном вкусе, политой глазурью и разделенной на квадраты
ярко-красными плодами, она осведомлялась, не голоден ли я. Она даже
спрашивала, в котором часу обедают мои родители, как будто я еще это помнил,
как будто я не так уже сильно влюбился и в состоянии был отдать себе отчет,
утратил я аппетит или голоден, как будто в опустошенной моей памяти еще
хранились образы моих домашних, а в омертвевшем желудке - ощущение обеда. К
несчастью, это омертвение было мгновенным. Я машинально брал кусок за
куском, а ведь их надо переваривать. Но это потом. А пока что Жильберта
наливала мне "мой чай". Я пил его без конца, хотя одной чашки было довольно,
чтобы лишить меня сна на целые сутки. Вот почему моя мать обыкновенно
говорила: "Это мне надоело: мальчик всякий раз приходит от Сванов больным".
Но когда я бывал у Сванов, разве я сознавал, что пью чай? А если б и
сознавал, то все равно пил бы, потому что, возродись во мне представление о
настоящем, оно не вернуло бы мне воспоминания о прошлом и предвидения
будущего. Мое воображение было неспособно долететь до того далекого мига,
когда у меня возникло бы понятие о постели и желание спать.
Не все подруги Жильберты испытывали такое состояние опьянения, -
состояние, когда человек не может ни на что решиться. Некоторые отказывались
от чая! Тогда Жильберта пользовалась очень распространенным в те времена
выражением: "Мой чай явно не имеет успеха". К этому она, как попало
переставляя стулья, чтобы уничтожить впечатление некоей церемонии,
добавляла: "Как будто у нас свадьба. Боже, до чего глупа наша прислуга!"
Она сидела на стуле бочком, в виде буквы X, и грызла печенье. Вид у нее
был такой, точно у нее этого печенья сколько угодно и она может им
распоряжаться, не спрашиваясь у матери, даже когда г-жа Сван, - "дни"
которой обыкновенно совпадали с чашкой чая у Жильберты, - проводив гостя,
вбегала сюда, иной раз - в платье из синего бархата, чаще - из черного
атласа, отделанном белыми кружевами, и с удивлением говорила:
- Ах, это, должно быть, вкусно! Вы с таким аппетитом едите кекс, что
мне и самой захотелось.
- Ну вот и отлично, мама, мы вас приглашаем, - отзывалась Жильберта.
- Нет, нет, мое сокровище, что скажут гости? У меня еще сидят госпожа
Тромбер, госпожа Котар и госпожа Бонтан, - ты же знаешь, что милейшая
госпожа Бонтан ненадолго не приезжает, а она только что приехала. Как я могу
бросить дорогих гостей, - что они обо мне скажут? А вот если никто больше не
придет, то, как только эти разъедутся, я вернусь и поболтаю с вами - это для
меня гораздо интереснее. По-моему, я имею право немного отдохнуть: у меня
перебывало сорок пять визитеров, из которых сорок два говорили о картине
Жерома! Приходите же как-нибудь на днях, - говорила она, обращаясь ко мне, -
попить вашего чайку с Жильбертой - она вам будет наливать, какой вы любите,
какой вы обычно пьете в вашей маленькой "студии", - убегая к гостям,
добавляла она, как будто я ради чего-то, столь же мне знакомого, как мои
привычки (хотя бы ради привычки пить чай, если только, впрочем, я его пил,
да я и вовсе не был уверен, есть у меня "студия" или нет), приходил в этот
таинственный мир. - Ну так когда же вы придете? Завтра? У нас делают тосты
не хуже, чем у Коломбена. Не придете? Негодник! - говорила она - с тех пор,
как у нее появился салон, она переняла все ухватки г-жи Вердюрен, ее
жеманно-деспотический тон. Между тем я понятия не имел, что такое тосты и
кто такой Коломбен, - вот почему последнее обещание г-жи Сван не усиливало
искушения. Может показаться еще более странным, поскольку все так говорят, -
и, может быть, даже теперь говорят и в Комбре, - что в первую минуту я не
понял, кого имеет в виду г-жа Сван, когда услыхал, как она расхваливает нашу
старую nurse {Няню (англ.).}. Я не знал английского языка и все-таки скоро
догадался, что это слово относится к Франсуазе. На Елисейских полях я так
боялся, что она, наверно, производит неприятное впечатление, и вдруг узнаю
от г-жи Сван, что именно рассказы Жильберты о моей nurse внушили ей и ее
мужу симпатию ко мне: "Чувствуется, как она вам предана, какая она хорошая".
(Я сейчас же переменил мнение о Франсуазе. Более того: я подумал, что мне
вовсе уж не так необходима гувернантка в плаще и в шляпе с перьями.) И еще я
понял, - из вырвавшихся у г-жи Сван нескольких слов о г-же Блатен, чьих
приходов она боялась, хотя и не отрицала ее светскости, - что знакомиться с



Страницы: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 [ 16 ] 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114
ВХОД
Логин:
Пароль:
регистрация
забыли пароль?

 

ВЫБОР ЧИТАТЕЛЯ

главная | новости библиотеки | карта библиотеки | реклама в библиотеке | контакты | добавить книгу | ссылки

СЛУЧАЙНАЯ КНИГА
Copyright © 2004 - 2024г.
Библиотека "ВсеКниги". При использовании материалов - ссылка обязательна.