Чтение 16–й страницы книги ~Из Америки

- Господа русские полицейские?

- Да!

Я резко развернулся... и замер, чудом удержав на месте нижнюю челюсть.

То, что стояло сейчас передо мной, я до этого видел только в английских фильмах про ихнюю аристократию. Из распахнутой двери на меня глядела красавица. Золотые волосы, голубые глаза, строгий деловой костюм. "Глазами смотреть, Руками не трогать". В жизни мне таких видеть еще не доводилось. Ну, если честно, один раз довелось. Когда на Рижском взморье так отметелили какого-то первогильдейского купца из Нижнего, что тот волей божию помре, и к Крумингу приволокли на допрос пару девиц, которые деликатно именуются "сопровождающими". По два университетских диплома и по два иностранных языка у каждой. А уж зашибают они... Каждое платье моих зарплат этак в двадцать.

- Следуйте за мной! - скомандовало прекрасное виденье по-русски и, развернувшись, зашагало, пардон, поплыло по коридору, даже не удосужившись проконтролировать исполнение приказа. Я потянулся за ней, не особенно соображая, что именно я делаю.

- Па-азвольте! - Щербаков, в отличие от меня, с места не сдвинулся. - Нам сказали дожидаться здесь офицера Тернера. А вы кто, собственно, такая?

Британская принцесса развернулась и уставилась на Сергея глазами, мигом превратившимися в льдинки.

- Я - офицер Кейтлин Тернер, - отчеканила она. На всякий случай я оперся о стенку.

- Из отдела по связям с общественностью. Направлена в помощь коллегам из России, - любезно уточнила "принцесса", отчего температура в коридоре упала еще градусов на десять. Я дохнул на пробу - не пойдет ли пар? - и мысленно вздохнул. Похоже было, что моим радужным надеждам познакомиться с офицером Тернер поближе так и не суждено будет сбыться. А все стараниями Щербакова, чтоб ему пусто было.

Глава 14

"ВАШИНГТОН ПОСТ",

24 сентября 1979 года

Продолжающееся увлечение русской поп-культурой заставляет импресарио идти на любые жертвы, чтобы только заполучить известных российских исполнителей. В частности, объявленные на конец ноября гастроли одного из самых популярных санкт-петербургских певцов, эмигранта из Индии Федора Меркулова, обойдутся их устроителям в астрономическую сумму - 40 миллионов долларов. Однако посредники не останутся внакладе. Все билеты на каждый из двадцати запланированных концертов уже раскуплены и продаются на черном рынке втрое-вчетверо дороже номинала. Подобного массового безумия страна не видала со времен гастролей сэра Пола Маккартни и его ансамбля.

Предполагается, что Меркулов привезет на американскую землю новую концертную программу "Библиотека Вавилона". Выступления пройдут в крупнейших городах Восточного побережья, а далее в Далласе, Лос-Анджелесе и Сан-Франциско, откуда певец вернется на родину через Манилу и Владивосток".

Вашингтон, округ Колумбия,

24 сентября 1979 года, понедельник.

Сергей Щербаков

Сказать, что я был шокирован, мало. Несколько мгновений я находился в ступоре, не в силах выговорить и слово. Я многого ожидал от Соединенных Штатов. Я мог вообразить себе, что к нам приставят соглядатая. Этакого широкоплечего ковбоя с открытым честным лицом и лживыми глазами, нечто вроде Рейгана в молодости. Или наоборот - плюгавого человечишку, с мерзким хихиканьем потирающего лапки. Короче, любой из заботливо культивируемых газетчиками образов врага сошел бы за официального филера. Но даже в бреду мне не пришло бы в голову, что американцы способны приставить к нам женщину.

Америка - страна консервативная настолько, что наши ретрограды сошли бы тут за опасных радикалов. Особенное распространение имеет здесь (и я говорю это, основываясь на личных впечатлениях) специфическая форма лицемерия, когда объявленная прилюдно государственная политика никоим образом не соотносится с реальным положением дел. Основной закон страны запрещает всяческое поражение в правах любой группы жителей. А в реальности большая часть этих самых жителей или не имеет указанных прав вовсе, или, что случается еще чаще, не может ими воспользоваться. На работающую женщину если и не смотрят косо, то занять мало-мальски значительную должность никак уж не позволят.

А тут, извольте видеть, офицер Тернер. Офицер... по связям с общественностью.

Я мысленно обругал себя за идиотизм. Ну еще бы - кого направить встречать важных гостей, как не аристократическую красавицу? Подобный эскорт кого угодно настроит на благодушный лад. Вон Андрей - так положительно влюбился в нее с первого взгляда. Эх, юноша... Отвел бы я тебя в сторонку и объяснил бы, что в глубине этих синих глаз огненными буквами выписано: "ХОЛОДНАЯ СТЕРВА"... Если бы я был хоть немного глупее и не знал, что объяснять бесполезно, потому что ни единому слову из моих объяснений ты не поверишь.

Одно только подозрительно. Американцы вообще полагают, что весь мир обязан изъясняться по-английски. По крайней мере за неделю, проведенную мною на Аляске, я не встретил ни единого человека, владеющего иностранными языками. А эта фифочка с ясным лицом круглой идиотки говорит по-русски. Медленно, правда, точно по учебнику, и с жутким акцентом, но говорит!

- Офицер Тернер! - окликнул я нашу провожатую, покуда она и неотвязно следующий за нею Заброцкий не скрылись из виду.

Девица остановилась.

- Слушаю, - проговорила она.

Мне пришла в голову ужасная мысль - я не знал, что ей сказать. Извиниться, дескать, не подумал, что к нам могут приставить женщину... Да после такого заявления на всей нашей поездке можно ставить крест.

- Вы меня не подождете? - губы шевелились безо всякого участия рассудка. - Я, признаться, не думал, что мы торопимся.

- Мы не торопимся, - ответила Тернер. Глаза ее чуть потеплели. - Я лишь хотела, э, вывезти коллег наружу. Здесь слишком много людей. Вы, думаю, господин Щербаков?

Моя фамилия далась ей с трудом, но американка справилась даже со звуком "щ".

- Совершенно верно, - ответил я. - А это, как вы догадались, мой коллега Андрей Заброцкий.

Коллега сглотнул и боднул воздух - очевидно, в присутствии красавицы Тернер дар речи у него отшибло напрочь.

- Очень приятно, - откликнулась американка. - Это большая честь для меня.

- Возможно, - предложил я по-английски, - вам будет легче говорить на родном языке? Правда, мой коллега его почти не знает... Или-же мы можем все говорить по-французски или по-немецки, если вам так проще.

- Нет, я постараюсь говорить по-русски, - любезно отказалась Тернер. - Из чужих языков я только с испанским знакома немного. Мне нужна трей-ни-ров-ка.

Я согласно кивнул.

- Мне не сказали, - американка изобразила милую улыбку, - в чем должна моя помощь заключаться, кроме... э... помощи по расследованию дела. Вы ведь только что с самолета?

- Совершенно верно, - кивнул я. - Сотрудник посольства, который нас привез, сказал, что нашим обустройством займется американский коллега. Если бы мы знали, что коллегой окажется очаровательная дама, мы бы, несомненно, занялись этим сами.

Взгляд, которым одарил меня Заброцкий, был весьма далек от дружелюбия. Кажется, придется воздерживаться от комплиментов. Что ж, сыграю в русского медведя. Не в первый раз.

- Не стоит того, - отмахнулась Тернер. - Я вас отвезу на своей машине, господа, если вы не будете против.

Вашингтон, округ Колумбия,

24 сентября 1979 года, понедельник.

Анджей Заброцкий

Я с подозрением уставился на приткнувшийся к обочине автомобиль. К сверхдлинным американским лимузинам я уже успел немного привыкнуть. К деловым авто - тоже. Но американскую малолитражку видел впервые.

Больше всего это чудо техники напоминало мне больную мышь - размерами, цветом и, кажется, даже запахом. На ум сразу пришла старая шутка про собаку, которая ловит машины и закапывает на газоне. Взрослый сенбернар утащил бы этот автомобильчик в зубах, не особо напрягаясь. Я ощутил себя не то Гулливером в стране лилипутов, не то карапузом, которому подарили игрушечную машинку с взаправдашними колесиками.

Похоже, Сергей разделял мои сомнения. Во всяком случае, дверцу он отворил столь осторожно, словно опасался, что при более резком рывке она попросту отвалится.

- Сейчас поедем в отель, - сказала красавица Кейтлин, заводя мотор.

Я прислушался.

- Выключите мотор.

- Что?

- Выключите двигатель, - повторил я по-английски и для пояснения крутанул в воздухе воображаемым ключом. Тернер пожала плечами и подчинилась.

- Дальше что? - спросила она, повернувшись ко мне.

Правда, на месте меня уже не было. Я уже распахнул крышку капота и начал ковырятся во внутренностях колымажки.

- Хэй, - закричала Кейтлин, выходя из машины, но обращаясь почему-то к Щербакову. - Что он делает с моей машиной?

- Переведите, Сергей, - попросил я, выкручивая вторую свечу. - А то моего английского может не хватить. У нас в Сибири бывает очень трудно добраться до мастерской. Особенно зимой. И чтобы не остаться в железном гробу навсегда, приходиться разбираться в технике.

- Короче говоря, вы автомеханик есть тоже? - спросила Кейтлин, не дожидаясь перевода и позабыв от волнения все правила русской грамматики.

- Есть тоже. Вот, уже починил, - заявил я, захлопывая капот и выпрямляясь.

По правде сказать, я всего-навсего отрегулировал зазор в свечах. А карбюратор нужно было просто выбрасывать на помойку.

- Можно чем-нибудь руки обтереть?

- Ноу проблем.

Я механически вытер руки и только потом сообразил, обо что я, собственно, их вытер. А сообразив, мучительно покраснел.

Кейтлин завела мотор и прислушалась.

- В самом деле, ровнее гудит. Может, что еще посоветуете, мистер сибирский механик?

Я оглянулся по сторонам и, убедившись, что никто из прохожих в нашу сторону не смотрит, зашвырнул скомканную прокладку поглубже под авто.

- Еще я посоветую его перекрасить, - заявил я, протискиваясь внутрь и складываясь пополам. - Двумя кисточками. Берете черную краску. Рисуете зигзаг. Берете оранжевую краску. Рисуете зигзаг. И так всю машину. Называется - "под тигра". Увидев такое, все преступники будут в ужасе разбегаться.

- Если я осмелюсь появиться на улице в такой машине, - сухо ответила американка, трогаясь с места, - меня немедленно арестуют за непристойное поведение.

- Вы знаете, - робко заметил Щербаков, - мисс Тернер, возможно, имело бы смысл вначале показать нам город. По дороге из аэропорта мы толком ничего не разглядели. А между тем нам здесь еще работать не меньше месяца.

- Ноу проблем. - Кейтлин резко вывернула руль. Малолитражка встала на два колеса, кажется, подпрыгнула и оказалась на другой полосе, обойдя солидное авто незнакомой мне марки. Я выглянул в окошко - на капоте красовалась синяя блямба с надписью "Форд". - Господин Заброцкий...

- Знаете, - не выдержал я, - если мой товарищ не будет против, будьте так добры, называйте нас по именам. А то мы уйму времени убьем, вежливость рассусоливая. Просто - Сергей и Анджей. Не против?

- Да, - несколько невразумительно ответила Кейтлин. - А вы зовите меня Кейт.

Вашингтон, округ Колумбия,

24 сентября 1979 года, понедельник.

Сергей Щербаков

Вашингтон не произвел на меня впечатления. Привлечь мое внимание он мог лишь одним - это был первый иностранный город, который я посетил... в мирное время. Должен признаться, что столица Соединенных Штатов Америки показалась мне еще более жалкой, чем Анкоридж, откуда нас вывозили на родину после окончания Трехдневной войны. От Анкориджа я хотя бы ничего не ждал.

Особенно тягостное впечатление произвели на меня названия улиц. Вернее, номера. За исключением нескольких магистралей, проложенных в блистательном противоречии с логикой прямо через центр города, вашингтонские улицы помечались числами и буквами алфавита. Наверное, это удобно, особенно в городе, где большая часть обывателей проживает, в общем-то, временно - от выборов до выборов, но по контрасту с заботливо и прихотливо наименованными российскими переулками обычай показался мне бездарным. Да и дорожное покрытие оставляло желать лучшего. Особенно если учесть, сколько авто по нему сновало. Я слышал об автомании американцев, но в Вашингтоне впервые увидел ее приметы своими глазами. И ощутил собственным носом. Над городом стояла сероватая мгла, пахнувшая бензиновой гарью. Она обжигала ноздри и глаза, как дым от сырого костра. Я раскашлялся. Потом достал платок и высморкался. На платке осталось грязное пятно.

- Как вы только терпите такой воздух, мисс Тернер? - риторически поинтересовался я.

- Это ничего, - обнадежила наша провожатая. - Я несколько лет жила в Лос-Анджелесе, вот там летом действительно неприятно.

Я попытался представить себе это "неприятно". Выходило нечто похожее на вулкан Толбачик в момент извержения.

Вероятно, для просвещения необразованных туристов Кейт сделала крюк, чтобы проехать мимо Капитолия, Белого дома и Мемориала Линкольна. Андрей, конечно, поинтересовался, что это.

- Памятник Аврхааму Линкольну, шестнадцатому президенту Соединенных Штатов, - на своем школьном русском ответила Кейт.

- А за что ему поставили памятник? - не отставал Андрей.

Я бы взвыл, если бы осмелился. Брови Кейт изумленно нырнули под челку.

- Он издал прокламацию, отменяющую рабство, - ответила она. - Благодаря ему многие миллионы негров получили свободу.

- В южных штатах, - напомнил я.

- Конечно, - подтвердила Кейт.

- А в северных его отменили уже после войны, - напомнил я, и только тогда заметил озорной блеск в глазах Андрея. Проклятье! Нашел мой напарник время дразнить гусей, ничего не скажешь. - Кстати, прокламацию он издал, когда война была уже в разгаре.

- На Севере не было рабства, - возмущенно ответила Кейт.

Искушение блеснуть эрудицией оказалось неодолимо.

- Было в Мэриленде и Пенсильвании.

- Подождите, после какой войны? - забеспокоился Андрей. - Севера с Югом?

Мы с Кейт молча кивнули.

- Так это тот парень, который ее развязал? Мы опять кивнули.

- И он освободил негров, чтобы набрать себе политического веса?

Теперь кивнул один я.

- И ему поставили памятник! - недоверчиво переспросил Анджей. - Сергей Александрович, - тут он перешел на французский, - давайте поставим в Москве у Василия Блаженного памятник Лжедмитрию!

Я прикрыл глаза. Потом осторожно выглянул из-под припушенных век. Очевидно, французского наш гид и правда не знала. Иначе мы бы моргнуть не успели, как оказались бы на мостовой.

Вашингтон, округ Колумбия,

24 сентября 1979 года, понедельник.

Кейтлин Тернер

Если бы я стиснула руль чуть сильнее - точно бы сломала.

За всю свою жизнь я так и не увидела ни одного русского. Даже во время Трехдневной войны, когда Фриско находился под прицелом русских пушек, они оставались для меня абстракцией. Я продиралась сквозь безумную путаницу склонений и спряжений, по сравнению с которыми испанские кажутся простыми и понятными, как притяжательный падеж, я читала Пушкина и Достоевского (современных писателей цензура не жаловала) и ни разу, ни одним глазком не глянула на настоящего русского.

А тут нате вам. Сидят. Пялятся.

Не похожи они на русских. Никоим образом, как принято у них выражаться. Наверное, я дура. Ожидала бог весть чего. Здоровенных русоволосых мужиков, с плечами рестлера, стриженных под горшок... и обязательно в мундирах. С чего это я решила, что русские всегда ходят в мундирах?

А приехали чинуша среднего роста, возраста и сложения - этакий кошмар полицейского, неопознаваемая личность, да долговязый парень, похожий на подростка-переростка. И это - агент ужасной охранки и детектив уголовной полиции? Больше похожи на пару туристов среднего достатка: не то братья, хотя не похожи совершенно, не то дядя с племянником. Может, их в посольстве перепутали?

Хотя что иностранцы - сразу видно. Все достопримечательности Вашингтона, которые я им, в лепешку расшибаясь, показала, не вызвали в моих заокеанских коллегах ни малейшего энтузиазма, за исключением Мемориала Линкольна.

- Простите, - поинтересовался Щербаков очень вежливо, как и все, что он говорил, - а что это за интересное здание?

Мы проезжали по Пенсильвания-авеню, выворачивая на перекресток К и Двадцать третьей. Делать нам в этом районе было совершенно нечего, но я никак не могла сообразить, куда девать этих русских, пока они не потребовали катить в отель, и колесила по центру города наугад.

- Отделение Банка Стилмана, - ответила я рассеянно, сосредоточившись на обгоне кривоватого "фордика". - Одна из штаб-квартир.

Клянусь, я не ожидала столь бурной реакции.

Заброцкий хлопнул себя по бедрам, ухмыльнулся до ушей и бросил что-то по-французски. Более сдержанный Щербаков ограничился улыбкой и вежливой просьбой проехать поближе и помедленнее.

Что-либо понимать я отказывалась. Игла их не заинтересовала. Памятник Линкольну вызвал какие-то дикие инсинуации. А обыкновенный банк...

- Просто фантастика, - пробормотал Щербаков, надеясь, очевидно, что я не услышу.

- Не могли бы вы объяснить, - старательно подбирая слова, начала я, - чем вас так привлек этот банк?

- О... - у Щербакова хватило совести смутиться. - Это долгая история...

- А вы расскажите, - не отступала я. Хотела было похлопать ресницами, но одумалась. Это на младшего его коллегу подействовало бы, а на этого - нет.

- Да тут рассказывать, в общем, нечего, - промямлил жандарм. - Просто основатель этого банка - в России фигура... э... одиозная.

Последнего слова я не знала, но по контексту и так было понятно, что имеется в виду.

- Почему, собственно? Я знаю, он из России эмигрировал.

- Не эмигрировал, а сбежал, - неожиданно поправил

Заброцкий с заднего сиденья.

- Откуда вам знать?! - возмутилась я.

Питать большую любовь к Банку Стилмана по меньшей мере глупо, особенно когда ежемесячно выплачиваешь этому самому банку грабительские проценты за купленную в кредит квартиру, но должна же и у меня быть национальная гордость.

- Эту историю, - хладнокровно ответил Заброцкий, - мне приводили в пример на юрфаке. Юридическом факультете. Как результат деятельности международных аферистов. Кстати, вы знаете, что ордер на арест господина Стилмана до сих пор не отменен?

- Но он же умер двадцать пять лет назад! - воскликнула я.

- Вот именно, - отозвался русский сыщик таким тоном, будто это все объясняло.

- Прелюбопытнейшая личность, - добавил Щербаков, потягиваясь, точно сытый кот. - Оппортунист до мозга костей, хитрый и безжалостный. В России он в основном грабил банки. Некоторое время баловался социализмом, даже работал с товарищем Ульяновым-младшим, но быстро отошел от этого дела и взялся за старое. Единственный, кстати, человек, кому удавалось бежать из всех главных тюрем России. Не сажали его, кажется, только в Петропавловскую крепость - решили, что велика честь. А потом не успели - наш налетчик скрылся с награбленным в Швейцарии, оттуда отправился сюда, в Соединенные Штаты, сменил фамилию, взяв за основу подпольную кличку, переделал на английский манер имя и стал уважаемым американским гражданином Джозефом Стильманом. Ирония судьбы - грабитель банков стал банкиром.

- Я тут недавно хорошую рекламу слышал. - Заброцкий Демонстративно уставился в окно. - "Банк "Искариот" напоминает: "Тридцать сребреников - это всегда тридцать сребреников".

Я резко выкрутила руль, от души надеясь, что этого сибирского шутника на повороте размажет по стеклу. Не получилось.

- Все это, конечно, замечательно, - проговорил Щербаков тоном, который не оставлял ни малейших сомнений в том, что именно он подразумевает под словом "замечательно". - А не могли бы вы, мисс Тернер, в продолжение экскурсии показать нам какой-нибудь ресторан? А то нам после долгой дороги, уж извините, больше всего хочется есть и спать. Не обязательно в таком порядке.

- No problem, - отозвалась я. - Вы наши гости. Сейчас отвезу.

- Ну что вы, что вы! - заволновался Щербаков. - Зачем такое беспокойство. Вы нас только в гостиницу забросьте, а там мы уже сами разберемся.

- А с таксистом мы и сами сможем объясниться, - добавил Заброцкий.

Я представила лицо капитана Стивенса, когда он увидит счет, и медленно, зловеще улыбнулась.

- Никакого беспокойства, господа, - пропела я, выворачивая руль. Мой "клоп" проскользнул между двух здоровых грузовиков и против всяких правил дорожного движения выскочил обратно на Пенсильвания-авеню. Щербаков машинально перекрестился. - Сейчас как раз время обеда.

Избранное мною для показательного обеда место не было самым дорогим рестораном Вашингтона - оно лишь успешно соревновалось за это звание еще с тремя подобными заведениями. Полицейский офицер вроде меня мог позволить себе выпить здесь одну крохотную чашечку кофе, только получив перед этим жалованье за три месяца вперед.

Если честно, то, кроме надежды подложить капитану Стивенсу большую и жирную свинью - я не была уверена, что мои подопечные станут расплачиваться сами, - мною двигало еще одно желание: я очень хотела полюбоваться, как поведут себя в этом заведении господа русские - повернутся и уйдут, узрев цены в меню, или закажут тазик черной икры и ведро водки, после чего начнут приставать к оркестру, требуя исполнить "Боже, царя храни" на балалайках. О том, что мои гости могут потребовать кормить их в этой обдираловке ежедневно, я как-то не подумала.

Я затормозила в полусотне метров от входа, опасаясь, что если швейцар заметит мою машину, в ресторан меня просто не пустят.

- Прошу вас, господа.

- Ресторан "Цветок мая", - вслух прочитал Заброцкий, вылезая из машины. - Ну-ну.

Я сделала несколько шагов... и замерла.