Чтение 16–й страницы книги ~Таганский перекресток~

_«_Что_скажете,_коллега?»_

_Коллега_?_Его_великодушие_не_знало_границ!_Я_насладился_неземным_вкусом_жаркого_и,_потрясенный,_смог_произнести_только_одно:_

_«Великолепно!»_

_«А_знаете,_его_не_так_уж_и_сложно_готовить. –_Он_улыбнулся. –_Главный_нюанс_–_подготовка_мяса…_Вы_готовите_свежую_ягнятину_?»_

_«Конечно!»_

_«Хотите,_подарю_вам_рецепт?»_

_Я_ловил_каждое_слово,_запоминал_ингредиенты,_пропорции,_нюансы_приготовления._Я_не_записывал,_я_знал,_что_пронесу_подаренный_великим_Мастером_рецепт_через_всю_жизнь._

_И_буду_гордиться_тем,_что_такой_человек_снизошел_до_меня._

– Европейских поваров начали выписывать еще до Петра Первого, при нем это просто вошло в молу. Приезжали знаменитости – их заманивали огромными деньгами… На подлинный бриллиант наткнулся

граф Шереметев. Он нашел человека, которого вы называете «хорошим поваром», человека, обладающего колоссальными знаниями по европейской кухне и кухне Нового Света. Так была заложена основа московского общества гурманов. К тому времени русские повара уже имели представление о кухнях Китая, Индии и Азии, требовалось систематизировать знания, положить начало школе. Революции и войны в Европе облегчили задачу: в Москве появились бегущие от потрясений специалисты, подчас – гении кулинарии. Все, что оставалось, – нагнуться и подобрать лежащее под ногами золото. – Господин Ра помолчал. – Граф Холодов был продолжателем традиций русских гурманов, лидером закрытого общества, сложившегося в Москве в течение восемнадцатого века. Я, как и вы, узнал о «Беседке истинных гурманов» и стал искать…

– Хватит болтать. Покажи лицо! – Елакс не скрывал волнения. – Лицо покажи!

Повар же, напротив, успокоился, взял себя в руки. Голос его звучал с прежним хладнокровием.

– Что вы хотите увидеть, Рудольф Казимирович?

– Ты знаешь что, – буркнул Елакс. – В исторических материалах подчеркивалось, что Холодов не любил фотографироваться, но отказать великому князю Кириллу не смог. Я раздобыл карточку в Париже, в архиве императорской семьи. И хочу убедиться…

– А стоит ли?

– Значит, правда?

Господин Ра молчал, но тишина стала самым красноречивым ответом на вопрос. Елакс покачал головой:

– Сколько ты живешь, Холодов?

– Учитывая обстоятельства, имеет смысл спрашивать: сколько мне осталось.

– И сколько?

– Не так много. Лет тридцать – тридцать пять. Никто из общества не преодолевал двухсотлетний рубеж.

Елакс шумно выдохнул. Он верил. Он верил каждому слову повара.

– И все только потому, что вы правильно жрали!

– С детства, Рудольф Казимирович, – уточнил господин Ра. – Родители правильно кормили нас с младенчества. Индивидуальная диета.

– Ты хочешь сказать, что мне можно не беспокоиться?

– Почему же? – Повар на мгновение задумался, оценивая состояние собеседника. – Если постараться, можно обеспечить вам пятнадцать-двадцать дополнительных лет. Если же оставить все как есть, то, даже пересадив почки, вы не преодолеете семидесятилетний рубеж.

– Пугаешь?

– Я хороший врач, Рудольф Казимирович. Мне не нужны длительные исследования, чтобы понять, сколько вам осталось.

– А ты, значит, согласен меня тянуть?

– Я хороший врач, – повторил господин Ра. – Ближайший год вам придется питаться только в моем ресторане. Затем – только ужинать. Потом посмотрим.

– Я часто уезжаю из Москвы.

– Вас будет сопровождать Ноэль.

– Предлагаешь договориться? – усмехнулся Елакс. – Моя лояльность против двадцати дополнительных лет жизни?

– Мне кажется, это очень хорошая сделка. Хотя, если судить по тону, у вас другое мнение.

– Ты прав – другое. – Елакс не сдержался, выдал гримасу: злую и презрительную. – Предлагая сделку, ты отдавал себе отчет, с кем разговариваешь?

– Мне известна ваша репутация, Рудольф Казимирович.

– Я всегда первый. Я буду лидером общества.

– И чем вы будете нас кормить? – осведомился господин Ра.

– Кормить нас будешь ты. Я займусь другими вопросами.

Повар вздохнул и произнес предельно вежливо:

– Рудольф Казимирович, вы не первый человек, который пытается навязать мне соглашение подобного рода. Не скрою, что вы, пожалуй, самый могущественный из них. И уж действительно самый умный. Не сочтите за лесть, но я на самом деле потрясен вашей подготовкой. Вы раскопали уникальные сведения, а самое главное, отнеслись к ним крайне внимательно, не сочли сказками. Именно поэтому я готов пойти против принципов и повторить свое предложение. Обдумайте его. И поймите, что мне нужны не покровители, а друзья.

– Тебе придется принять МОИ условия.

– Не торопитесь, Рудольф Казимирович, припомните все, что вы обо мне знаете.

– Я все решил задолго до того, как приехал сюда.

– А вас не смущает, что я могу отравить вас обыкновенным бутербродом? Не смущает, что, назвавшись моим врагом, вы станете с опаской смотреть на содержимое любой тарелки?

– Не волнуйся – не смущает. – Елакс усмехнулся. – Твоя сила в тайне, в страхе. Но если твой секрет станет известен широкому кругу лиц, ты не сможешь ничего предпринять. Я ведь забочусь не только о себе. Нет. Ты будешь обслуживать элиту. Ты займешь свое настоящее место – на кухне. Все уже решено, Холодов. Все уже решено.

– Вам не кажется, что наш диалог теряет конструктивное зерно?

– Кажется, – согласно кивнул Рудольф Казимирович. – Поэтому хватит на сегодня. – Он посмотрел на часы. – Я понимаю, Холодов, что ты привык к самостоятельности и требуется время для осознания новых реалий. Перед визитом сюда я плотно покушал, так что, по моим оценкам, обойдусь без еды до завтрашнего полудня. Это твое время, Холодов. Не согласишься с моими условиями – потеряешь все.

– Время это очень щедро, – пробормотал повар.

– Не надейся улизнуть, – предупредил Елакс. – До полудня за тобой будут присматривать мои люди. Считай себя под домашним арестом.

– Они тоже не будут есть?

– Тоже.

– Какая дивная предусмотрительность.

Елакс подозрительно посмотрел на темную фигуру собеседника. Рудольф Казимирович не сомневался, что Холодов оценил серьезность предложения, возможно – испугался. Но при этом повар не потерял присутствия духа. Что смущало. Впрочем, план разработан до мелочей, люди подобраны надежнейшие, и Елакс был уверен, что все пройдет именно так, как он наметил.

Рудольф Казимирович поднялся со стула.

– Приготовь вежливую речь. Во время разговора ты держался весьма самоуверенно, поэтому завтра я хочу выслушать заявление о преданности, составленное в изысканных выражениях. И постарайся быть искренним.

Дверь отворилась, на пороге стоял метрдотель.

– Ноэль, – негромко произнес господин Ра. – Проводите Рудольфа Казимировича. К сожалению, он не будет сегодня ужинать у нас.

Уют родного лимузина окончательно успокоил могущественного человека. Запах любимого табака и кожи обивки, неяркий свет, приятная музыка из динамиков – все это помогло расслабиться и выбросить из головы дерзкое поведение повара, позволило забыть, как побежал по спине холодок, когда господин Ра произнес свою угрозу. Но из бронированного чрева окруженного телохранителями авто слова повара казались жалким лепетом.

«Ничего ты мне не сделаешь, ублюдок, – усмехнулся Рудольф Казимирович. – Сила солому ломит! Будешь служить!»

Елакс еще не прорабатывал следующие шаги, но контуры будущего сообщества наметил и всю дорогу домой размышлял над кандидатами, прикидывая, кого следует позвать в круг избранных. Его влияние, и без того весьма ощутимое, достигнет немыслимых высот.

«Бессмертие или гарантированное долголетие спаяет нас крепче крови. Элита будет счастлива заполучить в свои руки такую власть…»

Оказавшись дома и узнав, что супруга уже почивает, Рудольф Казимирович отпустил слуг, а сам, прежде чем отправиться в спальню, поднялся в кабинет. Готовясь к встрече с поваром, Елакс знал, что даст тому время на размышление: требовать мгновенный ответ в столь деликатном деле трудно. И тогда же, несколько дней назад, Рудольф Казимирович положил в сейф три бутылки с питьевой водой и три банки консервов. Насчет консервов он не был уверен – продержаться двенадцать часов без еды не составляло труда. А вот вода пришлась кстати: после сигарилл захотелось пить, но Елакс не рискнул прикасаться к содержимому автомобильного бара.

Рудольф Казимирович открыл сейф, извлек пластиковую бутылку, тщательно оглядел крышку – запечатана, внимательнейшим образом изучил саму бутылку: нет ли где следов от шприца? И, убедившись, что все в порядке, открутил крышку и сделал большой глоток прямо из горлышка.

– Хорошо!

Он опустился в мягкое кресло, сделал еще один глоток и улыбнулся:

– Ну что ж, Холодов, согласись: до меня тебе не добраться. Я предусмотрел все.

И нахмурился, почувствовав легкое покалывание в почках.

«Барин умер!»

«Рудик копыта откинул!»

«Что теперь будет?!»

С самого утра, с того момента, как телохранитель нашел хозяина в кабинете, в особняке царила суета. Молодая супруга усопшего, как и положено, рыдала в спальне. Взятая за красоту и молодость, она совершенно не представляла, что следует делать при кончине благодетеля, но кое-какие шаги предприняла: с целью обновления траурного гардероба прибыл известный портной.

Но прежде в усадьбе появились две кареты «Скорой помощи»: местная и микроавтобус, на котором подвезли нескольких медицинских светил. Чуть раньше примчался милицейский «жигуленок», но внутрь его не пустили, дабы не смущал приличных людей отвратным видом, отвели место у ворот, а при первой же возможности заменили на роскошный «Форд». Правоохранителей вообще набежало много: звезды, лампасы, каждый хочет лично удостовериться, что Рудик помер, каждый желает лично убедиться, что криминала в этом нет, каждый обязан лично поговорить с экспертом и лично выразить соболезнования вдове. Истоптали ковер в большой гостиной, поцарапали штучный паркет. У эксперта сел голос, охрип, бедолага, каждому лампаснику объяснять, что помер великий и ужасный Рудик от острой почечной недостаточности, заурядный случай для хронического гломерулонефрита. И никаких препаратов, ускоряющих переход человека в мир иной, не обнаружено. Очередной генерал (или полковник) отправлялся восвояси, покачивая умной головой, а на его место сразу же заступал следующий. «Как? Почему? Из-за чего?» И ведь знали же, подлецы, что в теле видного демократа еще не раз покопаются лучшие патологоанатомы, что каждую клеточку в микроскоп рассмотрят, а все равно лезли. «Говори как на духу! Именно мне! Я лично буду докладывать…» Фамилии назывались самые могущественные.

Но больше всего, разумеется, появилось в особняке соратников покойного, солидных, сосредоточенных господ в дорогих костюмах. Шушукались, морщились, что-то друг другу доказывали. Но – тихо, только между собой. Если лампасник какой приближался или из прислуги – замолкали. Серьезные дела не для посторонних ушей. И с уважением поглядывали на плечистого здоровяка, прибывшего одним из последних.

– Совсем ведь молодой был?

– Молодой, да порченый, – буркнул я. – Не зря же о пересадке беспокоился.

Не нравилось мне, что среди дворни шуточки нехорошие пошли, а особенно раздражало, что некоторые открыто улыбались, словно не похороны предстоят, а праздник какой. Ну да, согласен, Рудика мало кто любил: родители его давно умерли, с детьми от первого брака он не общается, а больше вроде и некому горевать. Но радоваться-то зачем? Во всяком случае – открыто? Нехорошо это.

Впрочем, Борька, судя по всему, мою точку зрения разделял.

– Клавдия с девками хихикает. А чего хихикать? Куда мы теперь? Опять место искать?

Я вздохнул: тему приятель поднял правильную. Но неприятную, ибо, как сложится судьба после внезапной смерти Елакса, я не представлял. Текла себе устоявшаяся жизнь, сытая и безмятежная, и вдруг – опа! – ищи новое место. Опять пороги обивать.

– Думаешь, здесь остаться не получится?

– Помяни мое слово: молодая при первой же возможности умчится. Ей во Францию хочется, у них дом на Лазурном Берегу. Вилла. В ней и поселится. А там обслуга другая. Французская. Не потащит же она туда нас.

– Не потащит. Борька закурил.

– Ты-то мужчина молодой, да и повар знатный, не зря тебя Рудик постоянно нахваливал. А нам с Клавдией куда?

Я потоптался около плиты, раздумывая, стоит ли заниматься обедом, решил не спешить и, одолжив у Борьки сигарету, присел рядом.

– При доме останемся. Не пропадем. Новые господа въедут. Мало их, что ли?

– Одна надежда.

Надежда-то надеждой, да слабая. Когда еще новые господа появятся? Завещание огласить надо? Надо. Опять же, неизвестно, кому Рудик дом оставил. Может, молодой жене, а может, и первой. Он вроде неплохо к ней относился. А господа за домину удавятся, наверняка в суд пойдут, дело замутят… В общем, чуяло мое сердце, что закроют особняк на неопределенный срок. Мало, что ли, случаев? Полно!

– Повар кто?

Голос грубый, глаза равнодушные – милиционер пришел. В погонах. Хотя и без погон все понятно. По обращению.

– Ты повар?

– Ага.

Я на всякий случай привстал и сигаретку затушил. Милиционер оглядел меня с хорошо поставленной подозрительностью:

– Слушай сюда, повар: поскольку обстоятельства смерти Рудольфа Казимировича Елакса пока не ясны, принято решение опечатать кухню.

– Почему?

– Ты дурак, что ли? Сказано: поскольку обстоятельства смерти пока не ясны. Неизвестно, отчего приступ приключился.

– Подозревают, что траванули Рудика, – доходчиво объяснил Борька. – Ты, стало быть, и траванул. Как этот… Сальери.

В груди у меня стало холодно-холодно. Ведь упекут гады! Одно дело – такая шишка сам окочурился, и совсем другое – был убит. Начальникам милицейским только бы зацепиться, только бы упечь честного человека, «расследование начать», а там… Им ордена и благодарности, а мне? Мне пропадать.

Задрожали руки.

– Но…

– Да не трусь ты, – заржал милиционер. – Эксперты говорят, что смерть наступила по естественным причинам. Болезнь у Рудольфа Казимировича была, гомонефрит, кажется. От него одно спасение – пересадка. А он не успел.

– А я? А я тогда при чем?

– Проверяем.

«Знаем мы ваши проверки!» Мне стало тоскливо.

– Шкафчик открой.

Я распахнул дверцы и посмотрел на знакомые полки. На склянки, стоящие в первом ряду. Милиционер говорил что-то еще, но я не слышал. Не слушал, если быть точнее, потому что не понимал… В первом ряду корица, лаванда, гвоздика, чили… Странно. Рудик не любил корицу. Да и лаванду… Куда же я их добавлял? Я вдруг понял, что абсолютно не помню, что в последний раз готовил для хозяина. Рыбу? Мясо? Овощи? Какие овощи? Нет, не рыбу. Жаркое. Смутное воспоминание о сложном рецепте. Да, был очень интересный рецепт, который я прочитал… В журнале? А ведь верно – в журнале. Там есть раздел «Рецепты от звезд».

– Что это? – Милиционер брезгливо посмотрел на склянки.

Он не понимал, как может взрослый мужчина заниматься кулинарией. Конечно, не понимал, он ведь в автомат играет.

– Приправы. – Я посмотрел на склянку с корицей. Потер лоб. Ну и ладно, забыл, значит, забыл. Потом вспомню. Посмотрел на милиционера: – Здесь приправы. Специи.

* * *

В том, что господин Ра попросил приехать, не было ничего странного – Николаев ждал звонка и готовился к встрече. Насторожило другое: на этот раз шеф-повар не стал скрывать лицо. Господин Ра встретил гостя у дверей кабинета, первым протянул руку, улыбнулся, посмотрел в глаза.

«Довольно молод», – отметил Николаев.

На вид владельцу «Круга любителей покушать» было не более пятидесяти. Сухой, подвижный, ловкий. Светлые, с проседью волосы. Светлые, почти прозрачные глаза. Холодные. Умные.

Николаев понял, что разговор предстоит непростой. Он знал людей с такими глазами – змеи. Хладнокровные змеи. Их не разжалобить, на чувствах не сыграть – чувств нет, только расчет. Их можно убедить только логикой. И искренностью.

И поэтому, едва присев за сервированный на двоих стол, Дмитрий Евгеньевич взял быка за рога:

– Я все понял после первого курса в вашем ресторане. Я говорил с сыном – он действительно потерял зависимость от наркотиков. Я велел жене пройти повторное обследование на сахарный диабет – результаты показали, что она здорова. Мои проблемы с сердцем ушли в прошлое. – Николаев помолчал. – Я все понял.

– Что именно, позвольте узнать? – осведомился господин Ра.

Шеф-повар расположился напротив гостя и задумчиво вертел в руке серебряную ложечку.

– Я понял, что вы или гений, или колдун.

– И решили меня использовать.

Николаев развел руками, обаятельно улыбнулся:

– А вы бы согласились помочь, выложи я вам свой план?

Странное дело – этот медведь умел быть очень обаятельным.

– Я стараюсь не вмешиваться в подобные истории, – заметил господин Ра. – Не люблю привлекать к себе внимание.

– Рудик мог узнать о вас и без моей помощи.

– И тем не менее это вы поведали обо мне господину Елаксу. Потом помогли ему собрать сведения… и не забыли предупредить меня. Надо отдать должное, вы мастерски столкнули нас лбами.

– Я не сомневался, что Рудик поведет себя грубо и бестактно, – спокойно произнес Николаев. – Он большая свинья.

– Он был большой свиньей, – уточнил господин Ра.

– Да, вы правы – был. Именно был. – «Настоящий генерал» позволил себе усмешку. – Я знал, что Рудик станет давить. Он не умел действовать иначе, был очень негибким. А когда Рудик закусывал удила, оставалось только подчиняться… или уходить. Вы, в свою очередь, не собирались делать ни того, ни другого.

– Я вырос в Москве, – с прежней рассеянностью произнес господин Ра. Он не отрывал взгляд от серебряной ложки. – Я гулял по бульварам и скверам задолго до того, как на них появились все эти Рудики. И я собираюсь жить здесь и впредь.

– Понимаю, – пробормотал Николаев.

– Вы это хорошо понимаете, – согласился господин Ра. – Вы сделали ставку на мою сентиментальную любовь к родным улицам и не ошиблись. Мне проще избавиться от какого-то там Рудика, чем переехать в другой город.

«Настоящий генерал» молчал.

– Но что мы все обо мне? – улыбнулся господин Ра. – Скажите, это правда, что теперь, после скоропостижной кончины господина Елакса, вы являетесь едва ли не единственным претендентом на пост председателя совета директоров «РДК»?

– Не единственным, – уточнил Николаев. – Но основным.

– Неожиданностей не предвидится? – поинтересовался господин Ра.

– Нет.

– Вас выберут? – Да.

– Это хорошо.

– Согласен. – Дмитрий Евгеньевич выдержал короткую паузу. – Если бы Рудик не умер, то на следующем заседании он бы вышиб меня из правления.

– Мне рассказали и об этом, – нейтральным тоном ответил господин Ра.

– Я уже обратил внимание на вашу прекрасную осведомленность, – вежливо подчеркнул Николаев.

– В «Круг любителей покушать» ходит много людей. Это мои друзья.

– А вот Рудик не терпел рядом с собой сильных людей… и совсем не умел дружить с равными. Что его и сгубило.

– Сгубило его другое… – Господин Ра оторвался от созерцания серебряной ложки и посмотрел на собеседника. – Кстати, мы совсем забыли о еде. Попробуйте этот восхитительный салат. Я приготовил его специально.

Ноэль – Николаев видел только руки, но понял, что это Ноэль, – выставил перед гостем блюдо. Запах пряностей, изящно порезанные овощи, капелька соуса.

– Пахнет замечательно.

– – Попробуйте, каков он на вкус.

Несколько мгновений мужчины смотрели в глаза друг друга. И оба старались выглядеть невозмутимыми. Почти безразличными. Затем Николаев распечатал палочки и спокойно принялся за еду.