– Где уж там подняться, ежели мужики по углам попрятались, как мыши! – зло отрезал Елифан.
– Дык бабы же, робятишки… – развел руками пожилой мужик, виновато поглядывая из-под лохматых бровей на сердитого дружинника.
Но мужика этого никто не поддержал. Сидели молча, отчужденно. Только несколько парней, присевших в сторонке на поваленный еловый ствол, о чем-то горячо шептались. Один из них, дюжий молодец в коротком рыжем полушубке и лохматой шапке, приподнялся было – видно, хотел что-то сказать, но его дернули за рукав: не суйся, дескать, когда старшие молчат! Парень сел, недовольно дергая плечами…
Утром, когда Иван Федорович и Елифан уже далеконько отошли от лесного стана, их догнали четверо парней. Знакомый рослый детина в рыжем полушубке, с топором за поясом и рогатиной в руках, сказал хмуро:
– Принимай, что ли, в свою ватагу, воевода! Порешили и мы идти на подмогу великому князю. Берешь?
Иван Федорович спросил:
– Как звать?
– Федором. А скажи, воевода, – вдруг усмехнулся парень, – ежели б Иваном иль Кузьмой назвали, не взял бы тогда?
Воевода не принял шутки, произнес строго:
– Об имени спросил, чтобы знать, как тебя в бою кликать. На бой ведь идем – не на игрище!..
Потом к ним прибились еще трое. Эти были настоящими дружинниками – в кольчугах, при мечах. Стояли они в сторожевой заставе на берегу Колокши, возле дороги, которая вела к Дмитрову (сами-то они дмитровскими были). Татарская конница нагрянула нежданно, отрезала заставу от города. Многие дмитровцы тут же и полегли, а эти трое, бросив коней, успели скрыться в лесу.
– Мы не спасаться идем, – предупредил воевода. – Спешим в воинский стан к господину нашему, великому князю Юрию Всеволодовичу.
– Одна у нас дорога. Мы тоже ратные…
Подходили и еще люди – и ратники, и смелые мужики. Скоро в ватаге Ивана Федоровича стало пять десятков человек – невеликая, но все-таки рать!
А сколько таких ватажек и малых ратей текли сейчас сквозь леса за Волгу, чтобы встать под великокняжеский стяг, кто знает? И воевода Иван Федорович не знал, но верил, сердцем верил, что много…
Шли лесами; татары двигались по льду рек, по чистым опольям, где было больше сел и деревень, богаче добыча. Далеко в лес татарские разъезды забираться боялись.
Ратники Ивана Федоровича повеселели, шутили:
– Этак и до студеного моря дойдем, татарина не встретив!
Но встретиться с татарами все-таки пришлось. Как ни избегал воевода проезжих дорог и открытых мест – не уберегся. На пологом берегу ростовской речушки Мокзы ватага столкнулась с татарским разъездом.
Конных в разъезде было немного, десятка два, но наехали они неожиданно, с устрашающим воем, и мужики врассыпную бросились к лесу. Перебили бы их – где уж пешему уйти от конного! – но воевода Иван Федорович, Елифан, дмитровские дружинники, еще с десяток ратников, привычных к бою, быстро выровнялись в рядок, выставили вперед копья. Татары отхлынули. А от леса бежали, размахивая топорами и рогатинами, опомнившиеся мужики…
Близко татары больше не подступали, но стрелы покидали издали всласть. Многих ратников недосчитался Иван Федорович, пока ватага упячивалась в лес. На опушке татары отстали…
Убитых похоронили в ельнике, поставили над могилой деревянный крест. А сами пошли дальше, перетягивая через сугробы волокуши с ранеными.
По ростовским волостям пробирались ночами: татарское войско было где-то поблизости, с лесных проезжих дорог порой доносились протяжные крики, конское ржанье. Днем прятались в оврагах, выставив дозорных. Тревожно было на душе у Ивана Федоровича, тоскливо. Неужели вся земля Русская иноязычным воинством переполнена? Да и о раненых товарищах скорбел воевода. Впроголодь да на морозе – разве их выходишь?
Раненых удалось пристроить в деревеньке, у епископских звероловов. Место было безопасное, удаленное от дороги и других деревень. Староста звероловов, степенно поглаживая бороду, обнадеживал:
– Ты, боярин, не горюй за товарищей. Вылечим, поставим на ноги. Не впервой! Раны медвежьим салом смажем, напоим отваром из лесных целебных трав. Сюда к нам не то что татарин – леший тропинку не найдет!
Марта на второй день, далеко обойдя стороной Углич, ватага добралась до Волги. Остановились в прибрежном лесу – ждать ночи. Иван Федорович и Елифан выползли на береговой обрыв, притаились в кустах.
По ледяному простору Волги тянулись санные обозы, окруженные татарскими всадниками, пробегали конные рати. Мела поземка, перегоняя невысокие, похожие на волны сугробы. За рекой чернели леса.
Елифан шептал:
– От Ярославля идут татары, от Костромы… Есть ли место на Руси, где б они не побывали? Может, напрасно уже идем, Иван Федорович?
– Думаю, не напрасно. Великий князь Юрий Всеволодович выбрал место крепкое. Поди, и заставами отгородился от татар, и лесными завалами…
– Может, и так, – соглашался Елифан. – Но и нам до него добраться нелегко будет, мест-то за Волгой я не знаю.
– Дойдем как-нибудь…
К вечеру началась метель. Кто-то из ратников вздохнул:
– Ну и ноченька… Невесела…
Федор откликнулся со смешком:
– Нам в самый раз! Для нас, как для ночных татей, – чем непогоднее, тем сподручнее!
Когда совсем стемнело, ватага перешла Волгу и снова углубилась в лес. Дошли до засеки. Сквозь путаницу ветвей не продраться было ни конному, ни пешему. Пришлось вернуться к берегу, искать другую дорогу.
Только на рассвете Елифан заметил санный след, уводивший в глубь леса.
– Пойдем здесь! – решил воевода. Елифан не спорил: куда бы ни уводил санный след, он уводил от реки. На реке оставаться было опасно, вот-вот потекут по Волге татарские обозы и конные.
Санный след, попетляв между частыми ельниками, нырнул в овраг. А поперек оврага, от откоса до откоса, тянулся частокол из неструганых бревен, над частоколом – сторожевая башенка. Дозорный, увидев незнакомых людей, ударил обухом по железной доске – билу. Над частоколом поднялись островерхие русские шлемы. Это была застава великого князя Юрия Всеволодовича.
Дошли!
Застава была поставлена здесь давно, с середины февраля. Великий князь приказал тогда ставить в лесу частоколы на опасных местах, рубить засеки. Малые татарские разъезды велено было сечь, а от больших ратей уходить, высылая вперед себя скоровестников. Но ни малые разъезды, ни большие к заставе еще не приходили.
Иван Федорович пробовал расспрашивать сотника, старшего над заставой:
– Где великий князь? Собралось ли войско?
Сотник только разводил руками. На отшибе стояла застава, откуда знать? Правда, неделю назад наезжали люди от великого князя – посмотреть, на месте ли воины, зорко ли сторожат дорогу. От них-то и узнали, что остановился великий князь Юрий Всеволодович на реке Сити, у села Покровского. А полки великокняжеские, что собраться успели, стоят по окрестным деревням, потому что село Покровское небольшое, на всех изб не хватило. О том, что татары уже оседлали Волгу, сотник не знал.
– Нет больше сильных городов! – устало говорил Иван Федорович. – Пал стольный Владимир. Сгорел Суздаль. Без боя открыл ворота Углич. На Волге татары, рядом совсем…
В разговор вмешался Елифан:
– Коли здесь, на заставе, о татарах не ведают, то в стане великокняжеском о них еще меньше известно. Надо обо всем оповестить великого князя. Пусть сотник даст коней.
Через полчаса Иван Федорович и Елифан, согревшиеся в избе и захмелевшие от сытного варева и меда, которыми попотчевал на дорогу сотник, уже ехали через лес. Не только коней дал сотник, но и проводника-сицкаря, [Сицкарями называли жителей лесов, окружавших реку Сить.] хорошо знавшего здешние глухие леса. Без проводника ситские леса – гиблое место, заплутаешься. Кое-где тропу приходилось прорубать топорами, так переплелись еловые лапы.
Проводник попался веселый, разговорчивый, так и сыпал прибаутками:
– На сицкой сторонке без топора не дойдешь и до своего двора! Вот как у нас!
На привале рассказывал сказки:
– Встретил сицкарь в лесу лешего. Леший говорит: «Продай, мужик, топор!» И серебро сулил, и одёжу боярскую, и сапоги красные, и еще много чего. Но посмеялся только сицкарь над лешим, сказал: «Одёжа да сапоги сносятся, еда проестся. А если топор останется – все сызнова найдется. Сицкаря топор одевает, топор обувает, топор кормит! Потому-то сицкарь с топором, как воин с конем, – неразлучны!» И ушел леший ни с чем, забился в чащу…
Иван Федорович неодобрительно поглядывал на словоохотливого сицкаря: нашел время веселиться! Но здешние места проводник знал хорошо, вел уверенно по петляющим лесным тропинкам.
Впереди посветлело. Лес стал реже. Проводник повернулся к воеводе:
– За тем лесочком – село Покровское, стан великого князя. Не отвел леший правильной дороги – прямо вышли…
=3=
Сквозь дремучие заволжские леса пробила себе дорогу на восход, к полноводной Мологе, невеликая речка Сить. Редкие деревни лепились к самому берегу – люди с трудом выдирали из-под леса каждый клочок земли, грызли и грызли топорами непролазные чащобы. Но медленно отступал лес. Тесно было землепашцу на Сити.
Ближе к устью Сити, над болотистыми берегами, высились курганы. Старики рассказывали, что под курганами лежат воины древних народов мери и веси, некогда населявших этот глухой, забытый богом и людьми край. Непролазные сугробы, бездорожье да тоскливый волчий вой – такой была Сить в зимнюю пору.
Но в зиму Батыева погрома все здесь вдруг переменилось. По лесным дорогам потянулись к Сити обозы с оружием, припасами. Зачернели между курганами шатры дружинников и шалаши ратников. Задымились костры. Поднялись над избами ситских деревень владимирские полковые стяги.
Великий князь Юрий Всеволодович неожиданно для многих выбрал берега Сити для своего воинского стана. Но если подумать – неожиданного не было. Юрий Всеволодович и раньше бывал на Сити и давно оценил эти места.
От Сити шли торные дороги во все стороны: на север – к Белоозеру, на запад – к Великому Новгороду, на юг – к многолюдным волжским городам. По любой из этих дорог можно было ждать подкрепленья и по любой же – уйти от опасности.
Сама же Сить была надежно прикрыта лесами со стороны Ростова, Углича. Здесь можно было отсидеться, передохнуть, собраться с силами. За лесами, за заставами и засеками чувствовали себя в безопасности и воины, и воеводы, неспешно готовились к будущим битвам. Эта неспешность не беспокоила великого князя: как только протрубят боевые трубы, все владимирские ратники будут в полках. Беспокоило другое: слишком уж медленно подходили рати из других княжеств. Кроме племянников великого князя – Василька, Всеволодам Владимира Константиновичей – на Сить привел свои дружины только брат Святослав Всеволодович, князь города Юрьева-Польского. Но мало, слишком мало воинов у этих князей!
Юрий Всеволодович ждал полки из Великого Новгорода, славного богатством и многолюдством. Низовские полки множество раз приходили на помощь Новгороду и Пскову, когда рыцарская конница подступала к их рубежам. Сам Юрий Всеволодович приходил с полками в Великий Новгород, служа вечникам, и теперь надеялся, что его в беде не оставят. Уже три великокняжеских гонца друг за другом были посланы в Великий Новгород, но ответа все не было. Брат Ярослав, княживший в Великом Новгороде, молчал.
Правда, в великокняжеский стан приходили поодиночке и небольшими ватагами мужики из волжских деревень, бояре со своими военными слугами и холопами, посадские люди разоренных татарами городов. Но людей все еще было мало. Да и какие ратники из этих беглецов? Редко кто копье умел держать…
Не хватало оружия, коней.
Большой воевода Жирослав Михайлович жаловался:
– Мало войска. Доспехов мало, мечей. Сено в деревнях на исходе, а нового не везут – чем будем коней кормить?
Юрий Всеволодович снова и снова посылал гонцов в ближние и дальние города, ждал. Он считал, что время еще есть. Не скоро доберутся полки царя Батыги до Сити, увязнут в снегах, заблудятся в лесах, обессилеют в осадах. Только бы отсидеться за Волгой до весенних оттепелей!
Воевода Иван Федорович разрушил последние надежды. Молча выслушал великий князь горестный рассказ о падении Владимира, о гибели родных и близких. Спросил Ивана только о делах военных:
– Сам видел татар на Волге иль люди сказывали, а ты передаешь?
– Сам видел, княже!
– Ну ступай, отдохни с дороги…
Проводив Ивана Федоровича глазами, великий князь повернулся к Жирославу Михайловичу:
– Что будем делать? Мыслю: поостеречься бы теперь надо…
Максимов Альберт
Андреев Николай
Лукин Евгений
Пехов Алексей
Браун Дэн
Куликов Роман