Чтение 16–й страницы книги ~Последняя любовь царя Соломона~

- География в данном случае меня не интересует, - отвечал я, принимая из
рук прислуги чашечку кофе и вафельное печенье.
В принципе я, конечно, был за общую между половыми партнерами
ментальность и этническое происхождение, но меня уже разбирало любопытство
и я сгорал от нетерпения узнать, чем это австралийки отличаются от наших
русских баб.
- О'кей! - сказал хомяк и неожиданно рявкнул в микрофон, - Фельдфебель,
подавай фрукты!
Приказ этот был отдан тягучим, густым басом, который я не слышал у него
раньше.
Я просто не ожидал от этого неуклюжего толстяка с вечно сонным выражением
лица такого беспрекословного командирского тона.
Несмотря на все мои тренировки, выработать у себя подобные интонации мне
по-прежнему не удавалось. Нет, некоторых успехов я, в общем-то, добился,
но случаев, когда скрипучий писк мой неожиданно срывался на жалкий
фальцет, было неизмеримо больше. Это обстоятельство отравляло мне жизнь, и
я не мог спокойно слышать низкие баритоны своих подчиненных.
К бассейну подошла разжалованная мною старушка с корзиной яблок.
Поглядывая на меня исподлобья, она небрежно положила у моих ног корзину с
фруктами. Похоже, она по-прежнему злилась. Ведь по существу, я испортил ей
жизнь. Сейчас, когда глаза наши встретились, я вдруг понял, что где-то уже
видел ее раньше. Но где?
- Вы можете идти, Изольда Михайловна, - распорядился хомяк. Было видно,
что некогда они были в хороших отношениях и ему не хочется унижать бывшего
сотрудника в его нынешнем положении. Повернувшись ко мне, хомяк продолжил:
- Вы должны бросить в Бассейн дюжину яблок, кому они достанутся, тот и
получит право провести с вами ночь.
Фи, как банально! То же самое в свое время делал, кажется, эмир
Бухарский. Воистину, нет ничего нового под луной.
- Зачем мне дюжина жен? - попытался противиться я.
- Этого требует Закон, - неумолимо произнес премьер, - а мы строго
придерживаемся его буквы.
Мне подали корзину с яблоками. Я размахнулся и зашвырнул ее в бассейн.
Боже мой, что тут поднялось! С диким визгом жены посыпались в воду и стали
вырывать яблоки друг у друга. И все же австралийки темпераментнее наших. В
пылу общей свалки несколько девушек, получив удары по голове, стали
тонуть. Я дал команду спасателям, и тонущих вмиг вытащили из воды.
Двенадцать довольных, хотя и заметно расцарапанных жен, прижимая яблоки к
блестящим от капель грудям, подошли ко мне и поблагодарили по-английски:
- Ваше величество, спасибо за оказанную честь, мы постараемся оправдать
ваше доверие.
Да, но оправдаю ли его я, вот в чем вопрос?
Я продолжал принужденно улыбаться счастливым девушкам, чувствуя, как
холодеют у меня яйца.
Перед тем как приступить к выполнению обязанностей, я позвонил Веронике:
- Поверь мне, я иду к ним как на эшафот.
- Не думай об этом, - главное, что ты любишь меня и готов для меня на
жертвы.
Конечно же, она храбрилась, но меня не так-то легко было провести, я
чувствовал боль в ее голосе. Нет, не просто, далеко не просто было ей
принуждать меня к выполнению моих супружеских обязанностей. Да, она уже
знала мои слабые стороны и в нужный момент сумела воспользоваться ими: до
сих пор я не мог прийти в себя оттого, что она обратилась ко мне по имени
и на "Ты". Я воспринял это как свидетельство ее любви. Я был бесконечно
рад этому, и все же тихая безысходная грусть заполонила мое сердце: как же
надо любить мужчину, чтобы своими руками толкнуть его в объятия других
женщин.
Умащенные ароматическими маслами, обнаженные девушки ждали меня. Я скинул
халат, сбросил тапки и присел на кровать, впервые в жизни искренне желая,
чтобы "мальчик" мой не взмыл сегодня. Увы, всем моим мечтаниям не суждено
было сбыться: одна из этих милых волшебниц мгновенно приняла его в теплый
и влажный ротик, другая занялась массажем яичек, третья ласкала мне грудь,
четвертая заняла позицию у ягодиц. Почти каждой достался свой эрогенный
участок, и каждая добросовестно и с невероятным усердием принялась
возбуждать его.
Минут через десять я готов был визжать от страсти и желания кончить. Но
не тут-то было: одна из жен (та самая - из австралийского племени),
перевязала мне яички у основания, от чего желание кончить, мгновенно
улетучилось, а эрекция стала стойкой и стабильной.
И все-таки туземцы может быть не знакомы с Фрейдом, но в знании тонкостей
группового секса им отказать нельзя. Девочки прекрасно знали свое дело, но
и я был на высоте и проявил такой пыл, что даже сам себе удивился. Я
чувствовал себя молодым и очень сильным австралийцем.
Часа четыре мы трахались, беспрерывно оглашая стены спальни воплями,
стонами и кряхтением. После чего мне было дозволено кончить со страстной
австралийкой из племени "Ю-Ю". В этот вечер она проявила невиданную
сноровку и была, пожалуй, неутомимее всех. Я полагаю, право кончить со
мной, она заслужила в предварительном розыгрыше.

Глава двадцать первая

Отрезвление

Гордый своим новым достижением, не только и не столько спортивным
интересом я руководствовался при этом. Я побил рекорд этого старпера с
развитыми ягодицами. В каком-то смысле это была моя месть, и я был даже
благодарен за это своим любящим женам. Теперь я, несомненно, оправдывал
диплом выданный мне как сверхмужчине.
Да, я чувствовал себя сверхмужчиной и был уверен, что отныне и впредь,
никому не уступлю сей титул в своем королевстве, а может быть и далеко за
его пределами. Кстати, урок, преподанный мне подлым равом, существенно
обогатил мой опыт, иные из его приемов я употребил на деле и кажется,
весьма угодил женам.
Однако недолго радовали меня эти мысли. После того, как волшебные нимфы
мои удалились, я вспомнил о своей любимой, и жгучая краска стыда залила
мне лицо. Я боялся позвонить ей, и поэтому вздрогнул, услышав звонок.
Вероника не произнесла ни слова, но я знал, что это была она. Я оценил ее
такт, она понимала, как гадко у меня на душе и не стала терзать меня
вопросами. Я был противен самому себе. И что самое страшное, в глубине
души, наряду с угрызениями совести не мог решительно отрицать того, что
сама оргия с женами не понравилась мне. Напротив, я испытал, в эти
незабываемые часы, может быть, самое острое наслаждение, о котором не
ведал в своей тусклой и безрадостной, в прошлом, жизни. Я успокаивал себя
тем, что получать удовольствие от секса, меня все-таки научила Вероника.
Это был, пожалуй, самый роскошный подарок, о котором может только мечтать
мужчина.
Не будем лицемерить - наслаждение самое главное в мирской жизни. Каждый
живущий хочет и стремится именно к этому. В природе человеческой нет
оттенков, она полярна и состоит из страданий и наслаждения. Беда наша в
том, что страданию не надо учиться - оно есть и все, ничего тут не
попишешь. Мучайся себе на здоровье втихомолку. Никого ты этим не
удивишь. Страдание привычно, банально и, наконец, воспринимается нами, как
нечто само собой разумеющееся. Все просвещенное человечество страдает по
той или иной причине.
Другое дело - наслаждение. Явление это довольно редкое в природе.
Наслаждаются обычно избранные, кто в этом понимает толк, и кому позволяют
средства. Увы, наслаждение и материальное благополучие во многом
взаимосвязаны и тесно переплетаются друг с другом. Как раз избранные
разумеют в этом, в отличие от общей, серой и постоянно стенающей массы,
ибо наслаждение - это целая наука, и не каждому дано познать ее. Мне, во
всяком случае, никогда это не грозило. Моя супружница систематически
культивировала во мне чувство неполноценности. В этой области я был,
пожалуй, гениален. Так бы я, наверное, и помер в ореоле вечного
страдальца, если бы не повстречал свою любовь. Теперь, когда я, все же,
повстречал ее, я уже и без Фрейда знаю, что по большому счету, истинная
любовь всегда наслаждение.

Глава двадцать вторая

Измена

Прошло несколько дней. Я читал газеты, смотрел телевизор, интересуясь
экономическими делами страны. Дела были неважнецкие.
Арабы принципиально не собирались с нами торговать.
Японцы, не желая обижать арабов, осторожничали, сократив до минимума
торговый взаимообмен. А общий европейский рынок выдвигал ультиматумы,
призывающие идти на уступки палестинцам. Палестинцы нервничали и
настаивали на создании собственного национального очага. Евреи же,
напротив, боялись потерять свой, с таким трудом обретенный очаг. Словом,
внешняя политика у меня была ни к черту, и лишь внутренняя несколько
утешала. Жены мои вроде бы успокоились, во всяком случае, жалоб на меня в
кабинет министров более не катали.
Я к ним не навязывался, и они тоже в постель ко мне не напрашивались.
Возможно, нашли мне замену на чужом ложе: гиревиков при моем дворе было
немало и каждый был бы рад, не покладая гири, служить своему монарху.
Поздно вечером, я залез под одеяло и, по своему обыкновению, стал
набирать номер Вероники, но в это время ко мне постучали, я отключил
мобильный и громко крикнул:
- Входите!