Чтение 16–й страницы книги ~Одна тень на двоих~

Спина удалялась в сторону кухни.

"Вернее, того помещения, которое вчера было кухней", - подумал
Данилов мрачно.

- Куда это он?

- Там камеры наблюдения.

- В кухне?!

- Нет. Не в кухне. Рядом, где мы... где лежал охранник. Марта, я
прошу тебя, пойди выпей кофе и посиди в машине. Я боюсь, что тебе
вредно...

- Ты лучше ничего такого не бойся, - посоветовала Марта, - давай я
тебе чем-нибудь помогу.

- Ты мне ничем помочь не можешь, - сказал Данилов твердо, - было бы
очень хорошо, если бы ты мне не мешала.

Марта хотела было вступить в очередную дискуссию, но посмотрела ему в
лицо - и не стала.

Ни разу за все пятнадцать лет она не видела, чтобы Данилов выходил из
себя. Он бывал подавленным, недовольным, усталым и никогда - взбешенным.
Марта подозревала, что такие сильные чувства, как бурное веселье,
бешенство или горе, вообще ему незнакомы.

Сейчас он был каким-то странным. У него были красные глаза -
очевидно, все от тех же химических испарений, наполнивших дом, как
газовую камеру, - и щека возле рта будто мелко дрожала.

- Андрей Михайлович, - позвал охранник, - подойдите, пожалуйста!

- Марта, - Данилов стянул с плеч дубленку и сунул ее Марте в руки, -
пожалуйста, отнеси в машину. Мне в ней неудобно и жарко. Я где-то бросил
шарф и был бы признателен, если бы ты его нашла. Это... ручная работа,
вышивка и что-то еще, - добавил он, как будто смущенный тем, что просит
ее о такой глупости, как шарф.

- Мамочкин подарок? - уточнила Марта. Данилов на нее даже не
взглянул.

- Андрей Михайлович!

- Да. Иду.

Наверное, таким будничным и спокойным тоном он разговаривает в своем
офисе, когда секретарша сообщает ему, что в очередной раз звонит Марта
Черниковская.

Хрупая стеклом, он решительно прошел в сторону кухни, и Марта
двинулась за ним, как на поводке, неся в охапке его дубленку. Мех внутри
был мягкий, нагретый Даниловым. Марта задышала в этот мех, и жить сразу
стало как-то полегче.

- Кассета на месте, - проинформировал охранник, оглянувшись на них.

Марта старательно отводила глаза от черной густой лужи на полу. -
Только запись на ней...

- Затерта? - спросил Данилов равнодушно.

- Нет, - ответил Дима почти весело, - не затерта, Андрей Михайлович!

Несколько маленьких телевизоров, поставленных друг на друга в два
ряда, оказались за низкой кирпичной стенкой, которая как будто отделяла
хозяйственное помещение от наблюдательного поста. Там был стол,
вращающееся кресло с высокой спинкой, кушеточка, накрытая тощим
солдатским одеяльцем, стопка засаленных детективов с вылезающими
страницами, пепельница, электрический чайник и две не слишком чистые
кружки.

Казарма.

Вот ведь как странно.

Человек моментально создает вокруг себя именно такое пространство, в
котором ему комфортно и привычно. Вряд ли служба безопасности Тимофея
Ильича Кольцова недополучала средств или не имела возможности как-то
украсить быт сотрудников, и вокруг был все же не полигон в
Семипалатинске, а некоторым образом дворец и сказочная красота, и тем не
менее охранники предпочли устроить себе казарму. Во Дворце им было бы
неуютно.

Охранник оглянулся, на секунду задержал взгляд на Марте, нажал
какие-то кнопки, что-то переключил - маленькие экраны разом вздрогнули,
пошли полосами, и появились черно-белые картинки, почти фотографически
неподвижные.

- Что это такое? - спросила Марта и еще чуть-чуть приблизилась.

- Это камеры. Их четыре штуки. У ворот, у главного входа, со стороны
леса и последняя у забора. Запись идет только с той, которая у входа.
Смотрите.

Фотографические картинки вздрогнули, затряслись, побежали белые
цифирьки, откручивая время назад, протянулась серая полоса, и Марта
увидела себя - большая голова, короткие ножки, - как будто камера
смотрела на нее сверху. Впрочем, она и смотрела сверху. Рядом с Мартой
оказался такой же куцый и коротконогий Данилов, они смешно потоптались у
входа и вперед спинами бодро двинулись за угол дома. Там они еще
потоптались и наконец убрались за угол.

- И все? - спросил Данилов.

- Все, - согласился охранник. - Выходит дело, кроме вас, на участке
никого не было. Данилов мельком взглянул на него.

- Можно все сначала?

- Да сколько хотите.

Снова полосы, цифирьки, время назад, и опять Марта с Даниловым у
порога, похожие на двух пингвинов. Один пингвин побольше, другой
поменьше.

"Значит, камера "увидела" только нас. Больше никого не было. А мы -
вот они, на пленке. Получается, что дом Тимофея Кольцова разгромили
именно мы с Даниловым. Мы?!"

- Послушайте... - Марта потянула охранника за рукав. Она вдруг так
заволновалась, что даже перестала прятать нос в спасительную шерсть
даниловской дубленки. - Это ничего не значит. Это какая-то ерунда! Когда
мы приехали, все уже было так, как сейчас. Вы слышите меня?

- Слышу, - согласился охранник с сожалением, как показалось Марте.

- Кассету можно было затереть, - предположил Данилов хладнокровно.

- Конечно. Только для того, чтобы ее затереть, нужно знать, что
запись идет только с одной камеры. Кто мог об этом знать? Кроме наших
ребят, которые здесь дежурят, никто. Ну и еще, конечно, кто здесь бывает
часто, тоже, наверное, знает.

Данилов выдержал его взгляд совершенно хладнокровно.

- Я знаю, что запись идет только с одной камеры, - сказал он, нажимая
на слово "я", - систему видеонаблюдения ставили при мне.

- Данилов, это чушь собачья! При чем здесь ты?! Нас с тобой в восемь
утра подняла твоя мать, которая звонила из Парижа. Мы выпили чаю и
приехали сюда. Мы не расставались ни на секунду. Если хотите, я могу
поклясться на Библии. Хотите?

- Марта, не вмешивайся.

- Да я только!..

- Марта!

Тогда она повернулась и вышла, прижимая к себе его дубленку. Плечи
были напряженно расправлены, подбородок задран - ах, как хорошо Данилов
знал этот жест, полный судорожного достоинства! - стекло хрупало под
подошвами ботинок.

Проводив ее глазами, Данилов и охранник столкнулись взглядами и разом
отвели их.

- Можно я еще раз посмотрю кассету?

- Смотрите, конечно.

Однако Данилову показалось, что мальчик напрягся и как-то подвинулся,
словно занимая более выгодную позицию на тот случай, если ему придется
вступить с Даниловым в рукопашный бой.

Он вынул кассету и повертел ее в руках.

Кассета как кассета. Собственно, он сам не знал, зачем ему
понадобилось смотреть ее, как будто на ней могла быть написана фамилия
того, кто ее снимал.

"Две минуты сорок шесть секунд, корреспондент такой-то, оператор
такой-то" - так пишут на профессиональных телевизионных кассетах.
Данилов видел такие кассеты много раз, когда телевизионщики приезжали
снимать его отца, а потом присылали кассеты со смонтированным "сюжетом".
Мать всегда очень ревностно следила, чтобы ни одно свидетельство
отцовской гениальности не было утрачено. "Свидетельства" занимали в их
квартире отдельную комнату.

- А мы ее с начала смотрели?

- Вы нет, - пожал плечами охранник, - а я смотрел с самого начала. На
скорости, конечно, потому что там все одно и то же - снег и козырек у
входа.

Ничего интересного. А потом появляетесь вы с... девушкой.

"Появляемся мы с девушкой и начинаем крушить и ломать дом. Резать
гобелены. Сдирать покрытия. Потрошить шкафы. Вываливать густую краску на
мозаичные теплые полы. Мы бьем по голове охранника так, что раскраиваем
ему череп, и тащим его через кухню, и бросаем его истекать кровью, и
перешагиваем через него, все еще живого, и продолжаем наше веселое
занятие. Все это - мы".

Данилова затошнило.

Нервы, нервы. Все дело в нервах, Светлана Сергеевна. Он не
справляется.

Вы же видите, как он слаб. Можно попробовать принимать
антидепрессанты, но вряд ли это поможет. Да и возраст, сами понимаете,
такой критический. Шестнадцать лет, гормональный взрыв, им в этом
возрасте никакие антидепрессанты не помогут.

Жаль, конечно, очень жаль. Столько сил на него положили! Ну что ж
поделаешь...

По крайней мере, вы сделали все, что могли.

Ему шестнадцать лет. Он стоит голый, растерянный, ошеломленный,