Чтение 16–й страницы книги ~Очень в Сокольниках~

уничтожала его как личность. Человека не было.

Было нечто, имеющее привычный человеческий облик.

И вот это нечто откашлялось и посмотрело на Вадима вполне осмысленными
глазами.

- Гражданин Силин, вы понимаете, где находитесь?

- Нет, - выдавил, выдохнул Силин хрипло и придушенно. Он помолчал,
огляделся. - В милиции вроде.

- Вы находитесь в Управлении Московского уголовного розыска.

- На Петровке, что ль?

- Именно, гражданин Силин, именно на Петровке.

- Значит, не за драку? - Голос Силина позвучнел, обрел некоторую
твердость.

- Позвольте, Вадим Николаевич? - Фомин подвинул стул, сел рядом с
Силиным.

- Не за драку, Петя. Здесь МУР, мы хулиганами не занимаемся. Усек?

Силин молчал.

- Я тебе, Петя Силин, вот что скажу, - Фомин доггал сигарету,
переломил, вставил в мундштук. - Я тебе, Петя Силин, помочь хочу. так как
жизнь свою ты и ло этого нашего разговора на бормотуху промсня. - :, а
теперь ты, Петя Силик, до самого края дошел. Ты видишь, мы никаких
протоколов не ведем, просто беседуем с тобой.

Силин молчал, перебирая пальцами петли на пилжа

- Мы, - Фомин погасил сигарету, - по закону тебя в таком состоянии
допрашивать не можем. Но ты же видишь что мы к тебе по-людски относимся.
Так что и ты, Петя Силин, так же к нам отнесись. А разговор наш короткий
будет. В Зачатьевском что взял, Петя Силин?

Силин молчал, кадык на горле его дернулся, пальцы перестали перебирать
петли пиджака. Он весь напрягся, к глаза смотрели уже осмысленно и
затравленно,

- Так что, Силин, - Вадим встал из-за стола, - мы можем предъявить вам
доказательства...

- Не надо, - прохрипел Силин, - не надо. товарищ начальник. Сам все
скажу.

- Вот и хорошо, Петя, - Фомин выбил сигарету из мундштука, - так оно
легче будет. Чистосердечно.

- Чистосердечное признание облегчает душу, но удлиняет срок, - Силин
усмехнулся.

- Ты не глупи, Петя, не твои это слова. Ты же не урка ушлая. Ты человек
оступившийся.

- Я сам хотел прийти, да загулял, - в голосе Силина послышалась тоска.
- Получу-то сколько?

- Мы ж с тобой мужики. Врать я тебе не буду.

Вот, - Фомин хлопнул по лежащему на столе УК РСФСР, - здесь все
написано.

Фомин взял кодекс, полистал.

- Читай вот, статья 89. Лишение свободы на срок до трех лет или
исправительные работы до года. Вот и думай, Петя Силин, что тебе выгоднее,
на нарах припухать или из зарплаты отчислять государству.

- Я что, - Силин привстал, - я разве чего... Начальник... Со всей душой
я... Попутало меня.

- Силин, - твердо сказал Вадим, - вы сами понимаете, что для вас лучше.
Так вот, рассказывайте все по порядку.

- Как рассказывать? - Силин заерзал.

- А как было, Петя, все, как в тот вечер произошло. Откуда вы с
Киреевым, покойным...

- Это как?! - Силин вскочил. - Как это?! А?.. Покойным... Погоди... Что
говоришь, начальник... Витька Киреев живой был, когда я ушел... Вы что...

Силин вскочил, что-то бормоча невнятное, выкрикивая какие-то слова, но
Вадим видел, как постепенно, буквально на глазах он начал трезветь.

Страх, поселившийся в нем после слов Фомина о смерти Киреева, выгнал из
него алкогольный туман.

Стал своеобразным допингом, заставившим работать мозг. Силин менялся на
глазах.

- Хватит, Силин! - Вадим стукнул ладонью по столу. - Хватит. Здесь дело
не о пьянке и воровстве, мы говорим сейчас о мертвом Кирееве. Вы
последний, кто его видел живым.

Силин с ужасом смотрел на высокого человека, так несовместимого с его
представлениями о милиционерах.

Он разглядывал Вадима, и эта несовместимость пугала его еще больте.
Силин знал, как разговаривать с участковыми, с дежурными отделений милиции
и вытрезвителей, но не мог найти нужных слов для этого холодновежливого
человека.

И страх, заполнивший его всего, страх перед чем-то страшным, неведомым
ему, становился материальным, обретал облик. В этом человеке Силин видел
неотвратимость расплаты за все сразу: за пропитую жизнь, за слезы жены, за
кражу.

Он собрался, вдохнул глубоко воздух, задержал его.

- Нет, - сказал он, - нет. Не брал я грех на душу.

Жив был Витька, жив.

- Все по порядку, - сказал Вадим, садясь.

- Я утром ручки искать пошел...

- Какие ручки?

- Дом, значит, у нас ломали... Дом, значит, три...

Старинный дом... Там добра всякого много было... Ручки со звериными
мордами... Значит, бронзовые накладки всякие... Добру-то чего пропадать...
Я по городу езжу, в старых домах это добро собираю.

- Зачем? - спросил Вадим.

- Так клиенты есть. Раньше это добро даром никто не брал, все помойки
завалены были. А теперь люди покупают, значит... Им красота нужна... Чтоб
если ручка, так с мордой.

- А кто у вас покупает?

- Пал Сергеевич, директор овощного, Нинка из бара, буфетчица, Олег
Моисеевич, он песни пишет... Потом Боря-художник... Вот, значит.

Силин замолчал. Он дышал тяжело и надсадно, как человек, затащивший
холодильник на седьмой этаж.

Вадим не торопил его. Он ждал. Его учитель, Игорь Дмитриевич Скорин,
учил его не прерывать людей, дать им выговориться, искать главное в их
рассказе, то главное, которое станет основой для будущей работы.

Силин говорил, называл фамилии и имена, цены и количество бутылок. Из
его неуклюжих фраз, тяжелого похмельного откровения слагалась картина
жизни человека, обокравшего в первую очередь себя самого.

- ...Я одну дверную накладку нашел, Боре-художнику продал за трояк. У
Витьки Киреева копеек восемьдесят было, он бутылки от молока у
реставраторов спер... Выпили мы. Поспали потом у него в сторожке.

Нас этот бородатый бригадир разбудил. Ругался он очень на Витьку.
Говорил, выгоню, другого возьму. А кого за шестьдесят рублей взять-то?

Силин перевел дух, покосился на графин.

- Попить разрешите.

Фомин налил ему полный стакан.

Силин выпил его и вздохнул.

- У нас еще копеек шестьдесят оставалось, мы и пошли к магазину на
Кропоткинскую, там я Доктора и Лю-Лю найти хотел. Пришли, а их нет... Мы
подшибить решили, разгрузить или что еще. Тут парень к нам подходит.

- Какой парень? - спросил Вадим.

- Сережа, он культурный такой, в брюках из вельвета. в куртке кожаной...

- Какого цвета куртка?

Силин задумался.

- Вроде как зеленая, - сказал он неуверенно.

- Вроде как или зеленая?

- Скорее зеленая... - неуверенно ответил Силин.

- А брюки какого цвета? - вмешался Фомин.

- Вот брюки точно помню - темные.

- А сколько было времени, когда он подошел?

- Часов-то у меня нет, но водкой уже нс торговали.

- Ну что ж, достаточно точная хронография, - усмехнулся Вадим.

Человек, сидящий перед ним, измерял движение времени в зависимости от
работы винных отделов и пивных палаток в районе. Исчисление суток для него
начиналось с девяти утра, когда открывался первый "пивной шатер" в
Зачатьевском, и заканчивалось закрытием винного отдела в магазине на
Кропоткинской.

- Так, что дальше было?

- Он подошел, - Силин задумался, помолчал, - и говорит, здорово, мол,
Петя, руку протягивает. Потом и Кирееву, здорово, мол, Виктор.

- Вы его видели раньше?

- Не помню... Он нам говорит, чего стоите? А мы ему: добавь рублишко.
Он тогда портфель открыл и достал бутылку "Лимонной", говорит, дома
поругался, где бы выпить? Витька ему и говорит, пошли, значит, ко мне...
Мы пошли... А по дороге я Женю Тараскина встретил...

- Кто такой Тараскин?

- Сосед мой, мы работали раньше вместе. Я у него разводные ключи
просил. Он мне сказал, что даст, если я ему мотоцикл отрегулирую.

- В какой квартире живет Тараскин?

- В шестой.

Фомин встал и вышел из кабинета.

Силин покосился на него и продолжал:

- Ну, потом мы в сторожку пришли. Сережа эту бутылку вынул, "Лимонной",
колбасу, консервы какието. Мы по стакану выпили. Он достал еще одну
большую, тоже "Лимонной". Я к Тараскину побежал, А как пришел, вижу,
бутылка пустая, Витька спит, а Сережи нет.

- Сколько вы были у Тараскина?