звучит сентиментально. Налил две чашки, добавил каплю виски, поставил его
чашку туда, где он сидел в последнее утро. Прикурил ему сигарету и положил
рядом на пепельницу. Я смотрел, как поднимаются пар от кофе и тонкая струйка
дыма от сигареты. За окном в кустах суетилась какая-то птица, тихонько
чирикая сама с собой и время от времени всплескивая крыльями.
просто в окурок на ободке пепельницы. Я выбросил ее в мусорное ведро под
раковиной, вылил кофе, вымыл и убрал чашку.
не было никакого. Я почти не видел, что происходило на экране. Просто шум и
большие лица. Вернувшись домой, я расставил на доске очень скучную партию
Руи Лопеса, но и в ней смысла оказалось не больше. Тогда я лег спать.
произведение Хачатуряна для тракторного завода. У него это называлось
скрипичным концертом. Я бы назвал это шлепаньем ослабевшего ременного
привода и в конце концов послал его к черту.
почтальоном. Если бы не завтрашнее свидание с м-ром Говардом Спенсером в
?Ритц-Биверли?, я бы усидел бутылку и вырубился напрочь. А если мне еще раз
повстречается вежливый пьяница в роллс-ройсе ?серебряный призрак?, я срочно
отбуду в нескольких направлениях. Нет опаснее ловушек, чем те, что мы ставим
себе сами.
двери в обеденный зал. Я поместился спиной к стене и видел всех, кто входил
и выходил. Утро было ясное, без смога, даже без тумана, и за стеклянной
стеной бара сверкал под солнцем плавательный бассейн, тянувшийся снаружи
вдоль всего ресторана. На верхнюю площадку вышки подымалась по лесенке
девушка в белом купальнике, с соблазнительной фигурой. Я смотрел на белую
полоску кожи между краем купальника и загорелыми ляжками. Смотрел плотоядно.
Потом она скрылась под навесом, а через секунду мелькнула в воздухе, сделав
в прыжке полтора оборота. Высоко взметнулись брызги, и в воздухе на миг
повисла радуга, почти такая красивая, как сама девушка. Выйдя из воды,
девушка сняла белую шапочку и потрясла своей обесцвеченной прической.
Подрагивая задом, она направилась к белому столику и уселась рядом с
молодцом в белых спортивных штанах, темных очках и с таким ровным загаром,
какой бывает только у служителей при бассейне. Он перегнулся и похлопал ее
по ляжке. Она распахнула рот величиной с пожарное ведро и засмеялась. На
этом мой интерес к ней исчерпался. Смеха я не слышал, но мне хватило и этой
дыры, разверзшейся на лице, когда она расстегнула зубы.
пыталась всучит друг другу акции ?Двадцатого века ? Фоке?, расплачиваясь
вместо денег широкими жестами. На столике у них стоял телефон, и каждые
две-три минуты они разыгрывали спектакль, узнавая, не подкинул ли кто Зануку
какую-нибудь блестящую идею. Оба были молоды, смуглы, напористы и полны
жизненных сил. В телефонный разговор они вкладывали столько мышечной
активности, сколько я потратил бы, чтобы втащить толстяка на четвертый этаж.
На табурете у стойки сидел грустный человек. Он беседовал с барменом,
который протирал стакан и слушал с той улыбкой, что бывает, когда людям
хочется не улыбаться, а заорать во весь голос. Клиент был среднего возраста,
хорошо одет и пьян. Поговорить ему хотелось, но даже если бы и не хотелось,
из него все равно бы текли слова. Он был вежлив, дружелюбен, и язык у него
еще не слишком заплетался, но было ясно, что по утрам он вставал в обнимку с
бутылкой и не расставался с ней до ночи. Таким он останется на всю жизнь, и
вся его жизнь будет в этом. Узнать, как он до этого дошел, невозможно ? даже
если он сам расскажет, все будет неправдой, В лучшем случае, слабым
воспоминанием о правде. В каждом тихом баре мира есть такой грустный
человек.
двадцать минут. До получаса я решил подождать, а потом уйти. Нельзя
позволять клиенту хозяйничать. Если он садится вам не шею, то решает, что вы
подставляете шею и другим, а он вас не для того нанимал. Не так уж я сейчас
нуждался в работе, чтобы прислуживать какому-то болвану с восточного
побережья. Знаем мы этих начальников, что сидят в обшитых деревом кабинетах
где-нибудь на восемьдесят пятом этаже, при селекторе, на столе кнопки в два
ряда, а у секретарши такие большие, красивые и зовущие глаза. Такой тип
велит вам явиться ровно в десять, а сам вплывает два часа спустя, окутанный
облаком винных паров, и если вы не встречаете его смиренно-радостной
улыбкой, он впадает в такой пароксизм руководящего негодования, что
требуется месяц на курорте Акапулько, чтобы снова привести его в форму.
разбавленный виски. Я покачал головой, он кивнул своим седым бобриком, и тут
явилась Мечта. Когда она вошла, мне на миг почудилось, что в баре все
стихло, что ловкачи перестали ловчить, а пьяный ? бормотать, и стало так,
словно дирижер постучал по пульту, воздел руки и замер.
шарфом в черный горошек. Волосы у нее были бледно-золотые, как у сказочной
принцессы. Им было уютно в крошечной шляпке, словно птице в гнезде. Глаза
были редкого цвета ? васильковые, а ресницы длинные и, может быть, слишком
светлые. Она подошла к столику напротив меня, стягивая на ходу белую
перчатку с раструбом, и пожилой официант уже отодвигал столик с таким
усердием, какого мне ни от одного официанта не видать. Она села, засунула
перчатки за ремешок сумочки и поблагодарила его такой нежной, такой
восхитительно-ясной улыбкой, что его чуть не хватил удар. Она что-то
заказала, очень тихо. Он бросился исполнять, вытянув шею. Теперь у него
появилась цель в жизни.
на полдюйма выше, и меня не стало на свете. Но где бы я ни был, дыхание у
меня перехватило.
комически. Все виды блондинок хороши по-своему, за исключением разве что
этих, с металлическим оттенком,? на самом деле они такие же блондинки, как
зулусы, а характер мягкий, как тротуар. Есть миниатюрная хорошенькая
блондинка, которая щебечет и чирикает, есть и крупная, статная, под
сине-ледяным взглядом которой хочется встать по стойке ?смирно?. Есть
блондинка, которая выдает вам тот еще взгляд из-под ресниц, и дивно
благоухает, и мерцает, и виснет у вас на руке, но когда вы доводите ее до
дома, ее сразу одолевает страшная усталость. Она так беспомощно разводит
руками и жалуется на проклятую головную боль, и вам хочется ее стукнуть, но
мешает радость, что головная боль обнаружилась, прежде чем вы вложили в
страдалицу слишком много времени, денег и надежд. Потому что эта головная
боль всегда будет наготове ? вечное оружие, такое же смертоносное, как
кинжал итальянского ?браво? или отравленный напиток Лукреции.
на ней надето, лишь бы норка, и куда ее ведут, лишь бы это был ресторан
?Звездное небо?, и там было много сухого шампанского. Есть маленькая
задорная блондинка ? она хороший товарищ, и хочет платить за себя сама, и
вся лучится светом и здравым смыслом, и знает борьбу дзюдо, так что может
швырнуть шофера грузовика через плечо, оторвавшись для этого всего на
секунду от чтения передовицы в ?Сатердей ревью?. Есть бледная, бледная
блондинка, страдающая малокровием ? не смертельным, но неизлечимым. Она
очень томная, похожа на тень, голос ее шелестит откуда-то из глубины, ее
нельзя и пальцем тронуть ? во-первых, потому, что вам не хочется, а
во-вторых, потому, что она все время читает то Данте в оригинале, то Кафку,
то Кьеркегора, то изучает старо-прованский язык. Она обожает музыку, и когда
нью-йоркский филармонический оркестр играет Хиндемита, может указать,
которая из шести виолончелей опоздала на четверть такта. Я слышал, что
Тосканини это тоже может. Она и Тосканини, больше никто.
крупных рэкетиров, потом сходит замуж за парочку миллионеров (по миллиону с
головы) и успокоится на бледно-розовой вилле в Кап Антиб, где у нее будет
автомобиль ?альфа-ромео? в комплекте с шофером и механиком и конюшня из
потрепанных аристократов; она будет общаться с ними
рассеянно-снисходительно, словно пожилой герцог, желающий доброй ночи своему
дворецкому.
подпадала ни под какую категорию, была далека и чиста, как вода в горной
речке, и так же неуловима, как цвет этой воды. Я все еще пялился на нее,
когда возле моего локтя раздался голос:
зовут Говард Спенсер. Вы, конечно, Марлоу.
так, словно не придавал этому значения, но чисто выбрит, а редкие волосы на
широком черепе были старательно прилизаны. На нем был яркий двубортный
жилет, какие в Калифорнии редко кто носит ? разве что приезжие с Востока.
Очки у него без оправы, и он похлопывал по потертому, видавшему виды
портфелю, который, очевидно, его и задержал.
мы их не отвергли.? Он сделал знак пожилому официанту, который только что
поставил перед Мечтой высокий стакан с чем-то зеленым.
питье. Составите компанию? Прекрасно. Я кивнул, и пожилой официант удалился.
Указав на портфель, я спросил:
агенту в Нью-Йорке.
Посняков Андрей
Сертаков Виталий
Суворов Виктор
Прозоров Александр
Пехов Алексей
Суворов Виктор