Чудовища двигались, не поднимая шума. Как и положено. Их полная злобы аура сгущалась, начинала давить, в голове мутилось, словно наяву перед глазами появлялся разверстый зев могилы, в ушах - унылое завывание погребальной службы, а потом - утробный рык трупоедов, что явятся разорять погост. Кан тряхнул головой, отгоняя недоброе видение. Тави нанесет первый удар, а потом настанет его очередь...
Тави несколько раз с силой надавила на виски. Боль перекатывалась внутри черепа, словно пустая бочка, куда для пущего грохота кинули несколько увесистых булыжников. Тем не менее все ее свечи горели успокаивающе-ровно, внутри нарисованной спирали копилась сила, готовая в любой момент выплеснуться на подступающего врага. Чародеи Радуги не случайно считали предметное колдовство детством. Слишком уж легко нарушить тонкий баланс, слишком уж просто опрокинуть с таким трудом возведенное сплетение сил, в реальном бою волшебник-"предметник" не имеет никаких шансов против того, кто оперирует мыслеобразами, мгновенно творя заклятья исключительно в собственном воображении. Азбука боевой магии. Однако...
Если отрешиться от мертвых схем и догм, от раз и навсегда затверженных узоров магических пента-, гекса-и октограмм, если как следует поискать в давно заброшенных самими магами Семицветья областях, как следует порыться там, где сами они уже не почитают встретить ничего интересного, то натыкаешься на поразительные вещи. Старые слуги Радуги, духи и низшие демоны, неупокоенные мертвецы, души погибших на белых алтарях эльфов, орков, гномов, кобольдов, Дану и иных, столетиями копившие ненависть в бесплодных блужданиях по мертвым равнинам, где нет ничего, кроме хаотического нагромождения скал. Души не могут умереть второй смертью, несмотря на все свои муки. Они терзаются от голода и жажды, от холода и жары, они чувствуют боль, но умереть уже не могут. И не в силах никак защитить себя. Страшная это вещь - умереть под жертвенными ножами... Лучше, гораздо лучше самому покончить с собой. Заранее.
Вот эти-то существа и стали для Тави источником силы. Их трудно вызвать, их мощь невелика, потребовались долгие изыскания в поисках наилучшей графической формы для преображения силы; пришлось отринуть все аксиомы и постулаты начертательной магометрии, прежде чем она отыскала удовлетворившую ее форму ритуала. И сейчас - впервые в жизни! - готовилась опробовать свои идеи на практике. На Сидри она не оглядывалась. Самое последнее дело - пытаться еще до начала боя отыскать себе дорожку, по которой станешь уносить ноги.
Чудища подобрались уже настолько близко, что она начинала ощущать не только их ауру, но и их самих. Запах смерти. Это не выразишь никакими словами. На поле боя пахнет кровью, выпавшими из распоротых животов внутренностями, тому подобным, но никак не "смертью". Даже когда налетают кроволюбки - пить кровь, или кошмарники - терзать еще живых, на смертном поле пахнет вонью их немытых тел. Сама же Смерть запаха, как такового, не имеет. Поэтому, когда маги говорят о нем, понимать их следует метафизически.
Тави искала цель. Тучи совсем сгустились, еще немного - и Радуге не понадобится даже нападать. Все сделает Смертный Ливень. Злая тьма была только на руку медленно приближавшимся созданиям. Помимо всего прочего, они питаются и ужасом собственных жертв, как многие магические существа. Не поддашься внушаемому страху - считай, полдела уже сделано.
- В-вы т-там уж их п-прид-держите, - Сидри заикался от страха, но дело свое делал. И руки его не дрожали. А голос - что голос! Воздушные колебания, не больше. Пусть себе дрожит.
"Есть! Поймала!" - Тави стояла зажмурившись - глаза немилосердно жгло, если держать их открытыми, аура голодного зла сгустилась до такой степени, что начинала разъедать слизистую. Скоро станет трудно дышать.
Она чувствовала нетерпение Кана. И все-таки медлила, в который раз проверяя прицел. Первую тварь - ту самую, что завывала на болотах, - она должна вынести с первого выстрела. На другой шансов уже не будет. После чего ее сабля, меч Кана и топор Сидри должны справиться со второй.
Она помнила призрачный хобот, протянувшийся к священнику из тумана. И сейчас перед ее закрытыми глазами между кустов орешника плавно скользил такой же точно, бесплотный, сизый - неважно, что на самом деле чудовище выглядит совсем не так. Для этого колдовства - неважно. Пусть будет летающим хоботом. Никакой разницы. Если бы она выжала тогда из трупа священника больше о его убийце - тогда можно было б сплести сложное заклятье, бьющее по уязвимым местам монстра. А так придется вести бой по принципу "сила солому ломит".
Да, вот оно. Второе чуть сзади, но на него отвлекаться сейчас нельзя. Ну, пора, Тави!
Белый стек резко взлетел вверх. Таково предметное чародейство - не обойтись без выспренных жестов...
Белый дым от черных свечек окрасился изнутри алым. Сотни замогильных голосов забубнили, забормотали на множестве языков и наречий свои проклятья Радуге.
Жидкость в чашечках вскипела, запах чеснока стал нестерпимым. Тави услышала, как рядом ругнулся Кан. Даже Вольному пришлось несладко.
Поток серых призраков хлынул из распахнувшихся в алом дыму ворот. Тави ощутила мучительный позыв к рвоте - даже чеснок не мог преодолеть отвратительный смрад гниения. На поляне стало темно, словно ночью.
Бормочущие, проклинающие, стенающие тени неслись вперед. Будь там сейчас опытный маг-некромант Радуги, он и без всякого предметного колдовства повернул бы их назад. Наверное, так и случилось бы, избери Тави целью двух волшебников, что - быть может - все еще оставались где-то там, на краю топей. Но удар был направлен в бездушную тварь, и даже самому опытному магу надо было предварительно разобраться в тонкостях обряда вызывания, прежде чем ставить щит. Поставить же Щит Абсолютный по силам было лишь Верховным Магам да еще, может, двум-трем чародеям во всей Радуге.
За кустами орешника ослепительно полыхнуло. К бугрящимся тучами небесам рванулся пламенный столб - чистого белого огня. Земля содрогнулась так, что Тави едва удержалась на ногах. Во имя всех сил, что произошло?! Никакого огня там не должно было быть в принципе. Откуда?! Бесплотные тени, они не властны были над живым огнем!..
В зарослях взвыло. Пламенный смерч заколебался, жадно обгладывая склоны, в лицо волшебнице ударил ветер, задрожали огоньки свечей, один за другим умирая под неистовым напором. Алый столб дыма задрожал, вихрь рвал его на мелкие кусочки, врата стремительно закрывались, и вся ярость вырванных из преисподней теней должна была обернуться против вызвавшей их, однако вместо этого из орешника вырвалась наполовину охваченная огнем фигура.
Да, так и есть. Мертвый священник. Полусгоревшая, когда-то белая ряса, сейчас вся в грязи, копоти и засохшей крови. Вместо глаз - два застывших кровавых сгустка. Руки вытянуты вперед...
Пробитые насквозь ладони. Кровь давно запеклась, застыв словно гнездо обвивших руки алых червей. Рот - из-за надрезанной самой Тави кожи возле ушей трупа - скалится в жуткой усмешке. Этого монстра сотворила она самолично, и теперь никакие заклятия на него не подействуют.
Дым угасших черных свечек ввинчивался обратно в землю, она всасывала его с хриплым бульканьем, поток рвущихся на свободу теней иссяк; мертвец одним прыжком оказался возле тщательно вычерченной спирали, пинком ноги отшвырнул чашки; в тот же миг Кан-Торог атаковал.
Атака Вольного - это неразличимый глазом блеск летящего быстрее мысли оружия, это запаздывающий за сталью стон рассеченного воздуха, это смерть, опережающая взгляд. Это удар без сомнений и колебаний, удар, который убивает сразу и не требует повторения. Меч Кана должен был напрочь снести голову их вчерашнему спутнику, однако мертвец успел вскинуть руку. Сталь звякнула о сталь и Кан-Торог пошатнулся, отступив на шаг.
- Задержите его, хоть чуть-чуть! - завопил Сидри. Скала под его руками дрожала, уже покрывшись трещинами.
- За что ты изуродовала меня? - безжизненным голосом спросил мертвый у выхвагившей саблю Тави. - Я пришел к тебе с чистым сердцем. А ты...
Второй выпад Вольного он парировал с тем же великолепным безразличием.
- А теперь я убью вас, и мы будем квиты, - продолжал рассуждать он.
Тави в который уже раз впилась зубами в многострадальную губу. Словно в поединке против опытного фехтовальщика, в левой руке она держала длинную тонкую дагу со сложной гардой, специально чтобы ловить клинки противника.
Сабля косо рухнула, метя как будто в шею монстру; в последний момент Тави отдернула руку, крут-нувшись и посылая вперед зажатый в левой ладони кинжал.
Выпад был отбит. Девушку швырнуло в гущу орешника. Левый бок заливал леденящий холод, он стремительно шел вглубь, норовя добраться до сердца...
- Я! - выкрикнул Кан, собой заслоняя волшебницу. "Я" - то есть не лезь и не рыпайся, беру его на себя.
Мертвец не смеялся - ходячие трупы на это не способны. Все, что у них остается после смерти - это ненависть. Да еще нечеловеческая сила. А в данном случае еще - и чувство вины у противников.
- Зачем ты мучила меня?
Кан-Торог еле устоял на ногах. Его меч высек искры, проехавшись по мертвой руке от кисти до локтя.
- Из стали он, что ли?! - вырвалось у Вольного.
- Зачем ты мучила меня? - повторил мертвый. Тави судорожно пыталась отползти в глубь зарослей. Жесткие ветви раздирали шею - она не чувствовала. Что ответить на этот вопрос? А ведь сыщи она, что сказать - быть может, обратившийся в чудовище мог бы и остановиться. Что сказать? Что цель оправдывает средства? Что ей нужен был проход через болота и она не могла рисковать встречей с неведомой магической тварью, затем и терзала уже лишенное первой жизни тело? Повиниться и попросить прощения, признаться, что не рассчитала силы?.. Смешно!.. Кан-Торог атаковал снова. И вновь был отброшен.
- Гора-матерь! - похоже, Вольный впервые встретил равного противника. Или даже превосходящего.
- Готово! - вопль Сидри, казалось, потряс даже мертвеца. Позабыв о Тави, священник медленно повернулся - отшвырнув, впрочем, в очередной раз с дороги Вольного.
Скала открывалась. Гранитные плиты медленно расступались; изнутри тысячами очей глянула ждущая тьма. Из горных глубин вырвался порыв холодного ветра, наполненный смутным и злобным завыванием сотен голосов. Тави почувствовала, как волосы встают дыбом и дыхание перехватывает - мертвый священник был ничто по сравнению с тем, кто поджидал их в подземельях.
Сидри лихорадочно прятал за пазуху кристалл. Труп шагнул к гному, оскалившись еще шире. Сидри истошно взвизгнул, упал окарачь, на четвереньках скакнул к черному провалу входа.
- Нет! - взревел Кан. В воздухе мелькнула "рыбка" - метательный нож Вольных.
Полость внутри клинка заполнялась "текучим серебром", жидким и очень тяжелым; как ни брось нож, он всегда летел острием вперед.
Лезвие вошло в шею мертвому, мало не отделив голову от плеч.
- Ар-р-гх! - труп задергался, точь-в-точь как ярмарочный паяц. Руки и ноги заходили ходуном, закла-цали челюсти, он словно выплясывал какой-то безумный танец.
- Вну-у-утрь! Болваны, внутрь! - вопил, как резаный, Сидри. Топор так и плясал у него в руках.
Кажется, это был последний шанс. Тави ринулась в проход, в последний миг увернувшись от протянувшихся к ней рук. Кан-Торог, по счастью, мешкал не слишком долго, соизмеряя сие бегство со своими понятиями о чести. Сталь, даже сталь Вольных, что несла на себе немало наговоров, не могла справиться с чудовищем, сотворенным их прегрешением.
Первыми, едва не затоптав гнома, в проход с диким ржанием ринулись кони. Сидри едва уцелел, прижавшись к стене. За конями бросились Тави с Каном.
Они вихрем влетели под темные своды; труп, дико и жутко ухмыляясь, широко расставив руки, шагнул следом.
- Вы будете мои и дадите ответ. - поспешил он обрадовать беглецов.
- Все назад! - Сидри наискось взмахнул топором, и воздух пещеры загудел, узнавая древнее оружие. Мертвец внезапно отшатнулся - но лишь на миг. Самодовольная улыбка никуда не исчезла.
- Этим меня не проймешь, - объявил он, шагнув внутрь.
- А вот этого не хочешь?! - заорал Сидри прямо в ухмыляющуюся харю. Правда, совсем недавно еще она казалась гному очень даже умным и приятным лицом человека, с которым он готов был идти в бой...
Ослепительно сверкнул кристалл. Вспышка многоцветного пламени, словно раздробленный солнечный луч заиграл на гранях. Тави обожгло щеку - воздух почти что вскипел от пробудившейся гномьей магии.
Труп был на пороге, когда каменные челюсти сомкнулись. Тави готова была поклясться, что гранитные зубья вытянулись на добрую сажень вперед, зажав мертвое тело. Из глотки трупа вырвалось рычание; его сменил истошный вой; верно, боль он мог чувствовать, даже не будучи живым.
- Не прощу-у-у!!!
Руки заскребли по камню, из-под ногтей полетели искры; твердейший гранит крошился, словно ломоть сыра. Однако Сила Гор одолевала; каменные плиты сошлись, раздался треск костей, какое-то шипение и бульканье - лопалась плоть, медленно, словно нехотя, выдавливалась из жил густая коричневая кровь. Скала закрылась, разрезав ходячий труп надвое.
- Все, - выдохнул Сидри. Трясущейся рукой вытер пот со лба.
Пещеру окутал мрак; лишь светился кристалл в ладони гнома. Половина туловища священника валялась на полу; из лохмотьев плоти торчало охвостье позвоночника.
- Надо добить, - Кан-Торог деловито шагнул вперед.
- Нет! - Сидри вцепился ему в рукав. - Не оскорбляй Силы Гор недоверием. Она защитила нас. Никакое железо не справится лучше. Пойдем. Дорога дальняя, а припасов у нас мало.
- На сколько взяли, на столько и хватит, - пожал плечами Кан. Меч, однако, он спрятал. Казалось, ему тоже не терпится скорее уйти отсюда - с места едва ли не первого своего поражения. Испытывать меч на голове и плечах мертвеца он уже не рвался.
- Факелы доставайте, я вам тут не подряжался вечно светить, - сварливо пробурчал Сидри, стараясь не смотреть на замершие останки у входа. - Сил у меня и так нету. Еле на ногах стою. Давайте, давайте, пошевеливайтесь!
Оказавшись под землей, Сидри тотчас же начал покрикивать.
"На поверхности-то небось молчком молчал, - подумала Тави. Она все еще не могла унять колотившую ее дрожь. - Они ушли плохо, очень плохо. Перед каменной дверью осталось слишком много следов. Можно было только надеяться, что Смертный Ливень смоет остатки ее неудачной ворожбы.., хотя, почему ж неудачной? Обладателя призрачного хобота она, судя по всему, прикончила. Правда, окажись там, в ореховой долинке, сейчас хоть один мало-мальски грамотный волшебник - и ей, Тави, лучше из подземелий уже не выходить. Никогда. Там ведь ее магический контур, чашки, огарки свечей.., след заклятья.., слишком много, чтобы можно было со спокойной душой отсюда уйти".
- С-сидри.., а.., открыть нельзя? - было донельзя противно слышать робость в собственном голосе. - Мне там надо...
- Нельзя! - ядовито прошипел гном. - Сама не видишь, что ли, волшебница?
- Ты как разговаривать стал, недомерок подземный?! - возмутился Кан-Торог. - Из того, что Каменный Престол платит...
- А я ваши глупости терпеть не намерен! - огрызнулся Сидри. - Дверь обратно открыть, видите ли! Да я, если хотите знать, и в первый-то раз еле-еле уговорил их нам дорогу дать, а вы сразу ж - "обратно"! Тьфу, словно дети малые!.. - он и в самом деле сплюнул.
- Кан! Успокойся, - Тави положила ладонь на локоть Вольному, заглянула в сузившиеся от гнева глаза. - Сидри прав. Я чувствую.., камни и так недовольны, что мы здесь. Они могли и вовсе не послушаться заклятья. Открывать обратно нельзя. Да и вообще.., не стала бы я возвращаться этой же дорогой.
- Разумные слова, - проворчал Сидри. - Ну, я, эта, значит, прощения прошу. Погорячился слегка. Не серчайте.
- Нет, это ты меня прости, Сидри, - Тави церемонно поклонилась, точно герцогу или даже королю. - Я виновата.., сперва с этим священником-бедолагой, потом - с ворожбой... Все, помиритесь с Каном, и пошли! Не могу больше стоять возле этого...
Под ее пристальным взглядом Сидри и Кан-Торог молча пожали друг другу руки, обменявшись кислыми полуулыбками. Засветив факелы и взяв лошадей под уздцы, двинулись вперед и вниз по широкому, вымощенному гладкими плитами коридору...
***
Далеко-далеко на юго-востоке от коронованной Царь-Горы, в престольном Мельине, на стене небольшого, но весьма почитаемого завсегдатаями трактира "Полосатый Кот", что на углу Купеческой и Тележной, между третьим и четвертым окнами, появилась бранная надпись. Содержатель "Кота", Тощий Хэм, как его звали, долго ругался и плевался, но отчего-то лишь к вечеру наладился послать дворового мальчишку затереть похабщину. И в тот же вечер в общую залу трактира вошел молодой, скромно одетый парень с пепельными волосами и незапоминающимся лицом, в куртке-дождевике ворсом наружу с дозволенным к ношению черными сословиями недлинным кинжалом в потертых ножнах. Снял куртку, стряхивая воду - мелкий и нудный дождь моросил с самого утра. Осмотрелся. Едва заметно кивнул кому-то и двинулся к дальнему столику, где мирно дремал над тарелкой маринованных "угольков" с картошкой низенький старичок в поношенном коричнево-черно-серо-.., еще невесть каком плаще.
- Здравствуй, дядюшка Паа, - поклонился юноша. Старик что-то неразборчиво фыркнул.
- Твоя кружка пуста, как я погляжу, дядюшка. Не позволишь ли мне ее наполнить? Гей, малышка, темного мельинского нам, да побыстрее!
Старик покивал.
- Я должен кое-что рассказать, - новоприбывший нагнулся к уху старика. - Значит, дело было так... Старик вновь кивнул - мол, продолжай.
- Илмет получил от Онфима-первого, хозяина бродячего цирка "Онфим и Онфим", некий магический артефакт, найденный в остатках Друнгекого Леса. Артефакт вытянутой формы, напоминает классический меч Дану. Илмет отвез сей предмет в Хвалинскую башню своего Ордена. Там и остался. Артефакт невероятно мощный. У меня аж дыхание сперло.
И вновь в ответ лишь молчаливый кивок.
- Не знаю, как такая штука могла пролежать в лесу столько времени никем не замеченной, - продолжал между тем гость. - Но.., теперь она у Арка. У меня не было приказа попытаться перехватить, а то бы я этого надутого придурка...
Старик задумчиво потер подбородок. К принесенному ему темному мельинскому он даже и не притронулся. Потом вяло махнул рукой - мол, иди, человече. Юноша тотчас поднялся - без торопливой угодливости, словно ему и в самом деле пора.
- До свидания, дядюшка...
Вежливо поклонился и двинулся к дверям.
Старик лишь коротко дернул головой вместо прощания. И остался сидеть, с отвращением глядя на кружку с пивом.
За пепельноволосым юношей закрылась дверь. Несколько мгновений ничего не происходило, однако затем дверь приоткрылась, человек с порога оглядел зал и дважды кивнул. После чего повернулся, и дверь за ним захлопнулась. Старик вздохнул, брезгливо отодвинул кружку, поднялся и заковылял в глубь трактира, к ведущей на второй этаж лестнице. Возле нее вертелся юркий трактирный мальчишка, вощеной тряпицей натирал резные балясины перил.
- Скачи к брату, - прохрипел старик. - Скажи - мы его взяли.
Мальчишка молнией метнулся к кухне.
- Ну и дрянь же это темное мельинское, - проворчал ему вслед старик. И тотчас потребовал себе иного - светлого, собственной Тощего Хэма пивоварни.
***
Когда заклятье магов Радуги вырвало Агату и остальных циркачей господина Онфима из подземелья тарлингов, девушка-Дану подумала, что мечта ее все-таки исполняется - она умирает. Раскалившийся воздух обжигал легкие, призрачные волны пламени неслись навстречу, так что она едва не лишилась глаз. На затылке словно обосновалась целая бригада лесорубов, задавшихся целью проделать длинную щель в ее черепе.
- О-ох... - услыхала она. - Ой.., га-а-ды... Эвелин. Да, ни ей, ни Кицуму с Нодликом не позавидуешь - воину Серой Лиги попасть в руки магов хуже смерти. Тем более если следил за ними, магами, и пытался, глупец, им противодействовать. Теперь пощады не жди. Господин Онфим наверняка вывернулся... Но - тогда зачем было их спасать? Все уже было сделано. Жертвы - под надвигающимся Ливнем. Для чего тратить нешуточные силы и вытаскивать обреченных? Решили, что не заслуживают столь быстрой смерти, как под Ливнем?
***
Агата с трудом разлепила склеившиеся от засохшей крови веки. Так и есть. Подвал. Грубая бутовая кладка, истертый до блеска каменный пол. Под потолком на короткой цепи болтается фонарь - деревянная плошка; правда, горит в ней не масло, а нечто другое, явно магическое, гнило-зеленым светом. Все остальное ничуть не отличается от иных тюрем, попроще. И ржавая железная дверь с забранным частой решеткой окошечком; и поганая бочка у выхода, из-под крышки разит нестерпимой вонью; и мокрая солома вместо подстилки... Все знакомо, все привычно, не раз в таких же сиживали.
Все остальные тоже оказались здесь. Братцы-акробатцы, придя в себя, немедленно принялись ныть и скулить, взывать к тюремщикам, громко вопия о своей полной невиновности, равно как и непричастности. Правда, все их колотье у двери пропало втуне. На вопли и стенания никто не отозвался.
Таньша, так ничего и не понявшая, тупо хлопала глазами, вертя головой - похоже, до сих пор не верила в случившееся. Еремей - заклинатель змей, лишившийся всех своих подопечных, только и мог, что стоять на коленях да неразборчиво молиться невесть кому. Испуганный Троша жался к Кицуму, не понимая, что как раз сейчас-то от старика следует держаться подальше. Нодлик громко скрипел зубами - вот-вот начнет колотиться головой об стену. Эвелин, точно мертвая, лежала на гнилой соломе.
Все в сборе. Стоят у порога судьбы. Ничтожная капелька в человеческом море, цирк господ Онфима и Онфима, волею неведомых сил оказавшийся на острие удара.
Кого-ток увяз - всей птичке пропасть, гласит пословица. А тут уже не кого-ток - тут по самое горло увязли. Подземелья Радуги - это много хуже Ливня. Ливень по крайней мере не знает, что такое "пытки".
Однако тоскливое ожидание длилось недолго. Не грохотали по коридорам кованые сапожищи стражников, не скрипел здоровенный ключ в ржавом замке - дверь бесшумно распахнулась, словно и не покрывала ее петли вековая короста, на пороге возникли трое - два мага в одноцветных алых плащах, лица скрыты капюшонами, и еще некто, невысокий и тщедушный.
- Кто здесь рекомая Агата? - прозвучал знакомый девчоночий голос. - Иди за мной, данка.
- Что делать с остальными, госпожа? - почтительно прогудел тот из магиков, что справа.
- Пусть пока посидят, - распорядилась юная волшебница. Судя по всему, повелевать она привыкла сызмальства. - Впрочем, можешь, если угодно, взять их в работу, Лаэф.
- Госпожа! Госпо... - братцы-акробатцы дружно простерлись ниц перед хозяйкой. Тукк тщился поцеловать край ее плаща, Токк - носок туфли. - Мы тут ни при чем! Ни при чем! Мы ничего...
- Этими займешься особо, Лаэф, - девчонка брезгливо отодвинулась. - Кто усерднее всех в отрицании, наверняка и замешан более остальных, - она хихикнула. - Ну, данка, сама пойдешь или повести тебя?
Агата безмолвно повиновалась. Она понимала - здесь, в цитадели Арка, с ней могут сделать все, что угодно. Надо усыпить их бдительность, пусть они поверят в ее покорность, с тем чтобы потом, улучив момент...
Девчонка остро и резко откинула капюшон, пристально взглянула в глаза Дану, и Агата поспешно оборвала мысль, в свою очередь вглядываясь в лицо волшебницы.
Она действительно казалась очень молодой. Наверное, ей и в самом деле было не больше двенадцати. Однако морщин у глаз многовато для девчонки, да и седой клок в густых каштановых волосах надо лбом...
Чародейка вскинула остренький подбородок.
- Идем! - словно плетью ожгла.
- Зачем было спасать нас? - как можно тверже спросила Агата. Ей хотелось, чтобы услышали все. - Чтобы потом запытать? Господин Онфим нашел такой хороший выход...
- Молчи! - девчонка топнула ногой. - Или заклятье на тебя потратить, рот твой, яму помойную, зашить на время?! Молчи и иди за мной!
***
- Это допросная, - волшебница скинула плащ, оставшись в обтягивающих стройную девчоночью фигуру - узкие плечи, узкие бедра, немыслимо узкая талия - коричневых кожаных брюках и безрукавке. Под безрукавкой пламенела рубаха священного орденского цвета; на шее - цепь из девственной меди с тремя языками пламени из авальонна - герб Арка. - Здесь мы и поговорим.
Дверей не было, как и окон. Фесс, случись ему оказаться здесь, нашел бы комнату как две капли воды схожей с той, где он вел свои беседы с Командором Арбелем. Только на сей раз в допросную натащили устрашающего вида пыточный арсенал - элементарную дыбу, сдавливающие сапоги, расклиновки, системы блоков для растягивания и тому подобное. Агата мельком удивилась - зачем все это, если в распоряжении магов заклятья, вынуждающие даже самого сильного человека без всяких пыток отвечать правду, только правду и ничего, кроме правды?
- Впечатляет? - девчонка хихикнула, забираясь с ногами в кресло. - Садись вон там, данка, от тебя смердит, как в месяц не чищенном нужнике. - Волшебница наморщила аристократический носик, извлекая надушенный платок.
- Разве ты не можешь убрать этот запах? - Агата не обратила внимания на оскорбление. Сколько она их уже выслушала!..
- Вот еще! Силы на тебя тратить! - фыркнула чародейка. - И так сойдет.
- Что сойдет?
- Сядешь подальше, и все, - охотно пояснила девчонка.
Агата повиновалась. Отошла в дальний конец, притулилась между устрашающего вида пыточным креслом и растягивательной решеткой.
Волшебница тем временем пододвинула низкий одноногий столик, развернула на нем несколько свитков, прижав края заржавленными пыточными инструментами.
- Вот так, - удовлетворенно заметила юная чародейка. Повертелась в кресле, наконец угомонилась, перекинув ноги через подлокотник и вся немыслимо изогнувшись. - А теперь расскажи-ка мне, милочка...
Она вела себя так, словно была лет на пятьдесят старше Агаты.
- Что рассказать? - послушно проговорила Дану.
- О вашем хваленом Деревянном Мече, сиречь Иммельсторне, сиречь... - она на миг задержала дыхание и выдала - чисто, правильно, словно прирожденная Дану:
- Об Immelstorunn.
- Что рассказать? - с прежней тупой покорностью сказала Агата.
- Иронизируем? - девчонка подняла брови. - Не советую, данка. Боль - она и есть боль. Очень неприятно, знаешь ли. И не надейся умереть. От меня не сбежишь даже к Костлявой.
- Ну так спрашивай, - устало сказала Агата.
- Кем он создан? Кто взрастил Деревянный Меч? Каковы его свойства? Откуда взялось пророчество Илэйны, что "Брат Каменный и Деревянный Брат сожрут весь мир"? Что говорили об этом у вас, Дану? - единым духом выпалила девчонка.
- Ну ты и спросила, - Дану покачала головой. - А почему бы не изложить заодно все Царственное Шестикнижие с позднейшими комментариями?
- Дерзка. Не боишься. Это хорошо, - девчонка ничуть не разозлилась.
Поболтала ногами, посопела носом, потом наконец сказала:
- Ладно. Давай начнем с пророчества о Каменном и Деревянном Братьях. Кто такая Илэйна?
- Первый раз слышу, - честно призналась Агата. Девчонка хмыкнула.
- Ну.., допустим. А само пророчество?
- То же самое. Услыхала из твоих уст только что. Волшебница смешно вытянула губы дудочкой, словно зверек-выхухоль.
- Ну-у-у... А я-то старалась.., вытаскивала тебя, дуреху... А ты, оказывается, ничего не знаешь!
- Ничего, - охотно согласилась Агата.
- Ну а раз ничего, - девица потянулась сладко, как кошка, - то и жалеть тебя нечего. Эй, кто там!
Молчаливые фигуры в одноцветно-алых плащах бесшумно возникали из ничего прямо за спинкой кресла. Одна, две.., пять.
- Начинайте, - волшебница махнула рукой. Агата и глазом не успела моргнуть. Ее прижало к стене, невидимая рука приподняла над полом - и она застыла, распяленная, судорожно хватающая ртом воздух; грудь сдавило так, что она едва могла дышать. Девочка-волшебница встала.
- Иммельсторн - это интересно, - она улыбнулась Агате в лицо. - И я про него все-все узнаю. Все-все. А ты мне поможешь.
Сертаков Виталий
Афанасьев Роман
Свержин Владимир
Емилина Ника
Шилова Юлия
Каменистый Артем