мой хлеб. Такого перепрофилирования мне коллеги не простят. Я просто потеряю
лицо! Такие походы должны затевать неудачники, язвенники или старики,
которые, как правильно заметил Ларошфуко, любят давать хорошие советы,
поскольку уже не могут подавать дурных примеров. Социолога такого я найду, и
цифры нужные помогу ему подобрать, и статьи его пропихну. Но возглавить
Такое движение? Извини, не смогу.
знаешь ваших ленинградских медиков. Найди человека, во-первых, тщеславного,
во-вторых, имеющего хоть какую-нибудь ученую степень, чем выше - Тем лучше,
в-третьих, профессионально несостоятельного, в-четвертых, не сильно пьющего,
да к тому же активного лектора общества "Знание". Это ты сможешь?
одновременно. Ищи цифры, ищи мальчишку, ищи лидера. Даже если ты завтра
такого пацана найдешь, первая публикация появится не раньше, чем через год.
И при самых благоприятных условиях на раскрутку такого движения уйдет года
полтора-два. Кстати, у вас там, в Ленинграде, впрочем, как и в Москве, море
голодных художников. "Подкорми" кого-нибудь. Тебе и для афганцев, и для
этого крестового похода против пьянства потребуются эмблемы и хоругви.
Поверь мне, это не последнее дело. Хороший товарный знак дорогого стоит.
Вот, собственно, и все, о чем я тебя хотел попросить. И еще раз прошу тебя,
Юра, будь осторожен. Лед, по которому нам надо идти, уже держит, но он еще
очень тонок и хрупок. И полыньи могут быть на каждом шагу. А под ними -
бездна. Оттуда возврата нет. Мы играем в очень большую игру".
него усталость бессонной ночи. "Нет, не поеду сегодня в клинику. Сейчас -
такси, домой, в ванну - и спать".
***
Май 1984 г.
которые настолько заинтересовали меня рассказами о красотах северных
церквей, Кижей и Соловецкого монастыря, что я с радостью приняла их
предложение поехать на Соловки, где они участвовали в реставрационных
работах.
пустыми блекло-голубыми глазами, которые оживлялись только при слове
"бутылка". За бутылку у них можно было купить все что угодно, как выяснилось
позже, в том числе и душу.
грубовато вырезанным на нем изображением человеческого лица. По окружности,
вокруг овала лица, в шаре было шесть пазов. Я покопалась в деревянном
мусоре, видимо, приготовленном для растопки, и нашла шесть деревянных
крыльев, которые своими основаниями легко вошли в пазы на шаре. Когда я
собрала эту игрушку, у меня получилось что-то вроде солнца, которое старые
художники рисовали на заставках и орнаментах детских книжек. Я спросила у
хозяина дома об этой игрушке - что она означает.
рассудительно постановил он.
такое, они тоже не знали, И только На обратном пути, в Ленинграде, где я
задержалась, чтобы повидаться с Брадисом, Евгений Карлович объяснил, что
мужик продал мне душу, неизвестно, правда, чью, потому что свою он уже давно
продал Бахусу. А кому принадлежал приобретенный мною за стакан шестикрылый
Серафим, установить, как пишут в милицейских рапортах, не представляется
возможным.
я ожидала. На работе его не было, но после нескольких настойчивых телефонных
звонков, мне пояснили, что Евгений Карлович лежит в больнице, и даже сказали
адрес.
несказанно рад, я уселась на край кровати и начала доставать из сумки
гостинцы: яблоки, апельсины и банку ананасового компота.
банку. - Неужто пришлось писать очерк о неподкупности сотрудников
ленинградского УБХСС? - усмехнулся он.
в следующий раз вам икры принести?
спросил он.
пневмонией.
замахал на меня руками Брадис. - Скоро скажут, что и жить - вредно. Ведь от
этого умирают. Так как насчет табачку, а?
имени Урицкого и протянула ее Брадису.
"Беломорчику", а, Сашуня?
папиросы, я, с вашего позволения, несколько осложню, а с другой стороны -
облегчу вам эту задачу. От этой больницы до моего дома - направо от входа до
первого светофора и еще раз направо, дом пятнадцать, квартира тридцать два.
Десять минут ходу. А вам - даже восемь. У меня как у старого куряки на полке
стенного шкафа в прихожей пара блоков "Беломора" точно есть. Но главное - не
в папиросах. Мне нужна моя большая записная книжка, она лежит на столе в
комнате напротив входной двери. Мне тут надо кое-кому позвонить, а телефонов
я не помню. А попросить ко мне домой сбегать - некого. Ребята, если и
залетят, то на минутку, у них ведь работы полно. А мои все на даче. Ну что,
договорились?
мне.
шесть похожих друг на друга ключей. - Или всеми по очереди попробовать?
Остальные ключи - копии. А на этом - видите? - номер. Это - заводской. На
копиях таких номеров не бывает.
его почти сразу после нашего знакомства, он и в больнице даром времени не
терял. Оказывается, именно в этой клинике, правда, в другом отделении, в
соседнем корпусе, как раз и проработала почти десять лет загадочно погибшая
Лариса Семина. Как выяснил Евгений Карлович, в больнице ее помнили многие.
Кое с кем ему удалось поговорить. И выяснилась одна интересная деталь.
Правда, пока непонятно было, имеет ли она какое-нибудь отношение к смерти
Ларисы.
больными романов не крутила, видимо, все же один больничный роман у нее
случился. Рассказывали, что в последний примерно год перед смертью Ларисы в
ее отделении несколько раз лежал один больной, с виду похожий на
азербайджанца, Даже кто-то вспомнил его имя - Сахиб. Был он ростом ниже
Ларисы, лысоват и казался ей, признанной красавице, совсем не парой. Однако
Ларису несколько раз видели с ним в городе, и досужие языки поговаривали,
что их отношения вышли за рамки чисто "больничных". Кстати, говорили, что и
после смерти Ларисы этот больной лежал в том же отделении. Вот для того-то,
чтобы найти, как он выразился, по своим старым связям и не поднимая шума,
этого загадочного Сахиба, и понадобилась Евгению Карловичу его большая
записная книжка, где был телефон старого блокадного приятеля-пенсионера,
подрабатывавшего в регистратуре и архиве той самой клиники.
Алик. Когда я позвонила ему из Ленинграда, оказалось, что он тоже слег, на
работу не ходит и в одиночестве голодает у меня дома. Потому что подвели
ноги, и даже путь до ближайшей булочной кажется ему труднопреодолимым. Я не
очень верила в серьезное заболевание Алика, зная его характер и могучее
здоровье, но тем не менее не стала тянуть с отъездом из Ленинграда. Я
понимала, что мне представляется редкая возможность побыть вместе с ним
несколько дней. Наши отношения никак нельзя было назвать страстным романом,
но этой возможности я искренне радовалась.
созвониться, как только он поправится.
его отдела. Вскоре после того, как я пришла работать в "Криминальный
вестник", мне поручили подготовить материал о борьбе с наркоманией. Редактор
просил сделать материал "поживее", и я решила не ограничиваться цифрами
сводок и отчетов, а для "оживленки" взять одно-два интервью у сотрудников
МУРа. На память мне пришла фамилия Сухова. Когда-то Слава Мишин рассказывал
мне с восторгом о гениальном сыщике из отдела по наркотикам, который за пять
минут раскрыл квартирную кражу у него на территории. По словам Славы, в
связи с этой кражей он получил от Сухова такой нагоняй, который во многом