так хорошо вместе - где угодно. В редакции сделали для нее командировочное
удостоверение, назвали "внештатным корреспондентом". Но в гостинице селить
вместе не желали ни в какую. У них ведь не было штампов в паспортах. Ее
поселили в "женском", с тремя спортсменками, его в "мужском", с тремя
животноводами. Однако в маленьком городке Устюжне под Вологдой на штампы уже
никто не глядел. Гостиница там стояла полупустая.
падал на зеленые листья, на траву и не хотел таять. Сколько же лет прошло,
Господи? А все стоит перед глазами тонкий силуэт на фоне гостиничного окна,
за которым кружит в тревожном фонарном свете июньская крупная метель. Давно
уже пора забыть, успокоиться. Он ведь так и не простил ее. Не простил и не
забыл, потому что до сих пор любит, и каждая другая - только тень, только
слабый отблеск его Ники, его тоненькой русоволосой девочки, предательницы
Ники, первой и последней его любви...
бревенчатая изба, на которой красовалась полустертая надпись "Речной
вокзал", была забита людьми. Оказывается, катера здесь ждали с раннего утра.
На изрезанных лавках сидели и лежали люди. Компания подростков расположилась
прямо на полу, усыпанном подсолнечной шелухой. В середине сидел бритый
налысо парнишка в телогрейке, на коленях у него была гитара, обклеенная
переводными картинками со знойными красавицами. Пальцы пощипывали струны, и
высокий, удивительно гнусавый голос вытягивал однообразную мелодию какой-то
блатной песни, а вернее, целого романа в стихах на три аккорда.
строчку несколько раз, и все тянул свое "а-а", излагая историю о том, как
молоденький парнишка отсидел десять лет и, вернувшись, застал неверную
возлюбленную в объятиях какого-то фраера.
стариковский голос:
аккуратную седую бородку, расчесанные на пробор длинные седые волосы,
перетянутые черной аптечной резинкой. Тонкая косица была заправлена за ворот
потертого серого пиджачка.
любопытством. - Откуда, если не секрет?
уходит. В командировку или в гости к кому?
вступать в разговор с первым встречным. Старик вполне приятный, похож на
священника. Скорее всего и есть батюшка какой-нибудь деревенской церкви. А
все-таки лучше поостеречься.
И надолго ты, Никита, в Желтый Лог?
газетами.
стесняйся.
малосольные.
командировка у тебя, если не секрет? У нас ведь совсем глухое место.
Приезжих мало.
визигой. Ты где жить собираешься в Желтом Логе? Гостиницы нет у нас. Или
тебя, может, кто встречает?
крещеный?
люди повскакивали, толпа хлынула к узкой двери, поднялся гвалт, мат.
Бритоголовый парень, держа гитару наперевес, ринулся в толпу с ревом, как в
атаку.
затопчут, - напутствовал старик.
был маленький, совсем старый, Никита подумал, что вряд ли выдержит хилая
посудина такое количество людей. Толпа валила по скрипучему шаткому трапу,
такому узкому, что было страшно ступить на него, вот-вот толканет
кто-нибудь, и сорвешься в черную ледяную воду Молчанки. Утонуть разумеется,
не утонешь, но будешь мокрый, промерзнешь до костей.
одним из последних, тревожно озираясь, охая, волоча огромный картонный
чемодан.
не намочит. А на палубе ветрище... Ты, значит, о природе писать собираешься?
Неужто кто-то сейчас интересуется?
Синедольске у сына телевизор посмотрел. Ну что за времена настали! Не
поймешь, когда хуже: при советах или сейчас. Сам-то женат?
двое в Синедольске, младший в Мурманске, на торговом судне мичманом. И
хорошо, что не остались в Желтом Логе. Нечего там делать, - отец Павел
наклонился ближе и зашептал: - Дурные у нас места. Молодые спиваются, не
только мужики, но даже бабы. Поселок пьяный, гулящий. Водку завозят
регулярно, дешевую, пей - не хочу. Вот сейчас, весной, трое в Молчанке
потонули, совсем дети, мальчишки, надумали с пьяных глаз доплыть на лодке до
прииска и пропали. А через неделю нашли одного, всплыл. Где другие -
неизвестно.
сердце.
был, заключенные золото мыли, а сейчас... Ну его, не будем говорить... А я
вот видишь, облачение новое купил, - произнес он громко и кивнул на потертый
здоровенный чемодан у ног, - иконы две. Пантелеймона-целителя и Казанскую
Божью Матерь. С самого Синедольска везу. Старых-то икон совсем не осталось у
нас, все разворовали. А теперь ни-ни, храм отреставрировали, решетки на
окнах и знаешь, еще сигнализацию провели. Никто не полезет. Это раньше храм
разваливался, дверь на одном гвозде висела, окна повыбиты. А теперь другое
дело Нарадоваться не могу, какой стал у нас храм.
провели, если такой маленький приход? - подумал Никита. - Пьяный поселок,
прииск... А ведь я, кажется, не ошибся. Даже не верится..."
Никита сразу заметил двоих бритоголовых, в черной коже, с огромными
накачанными плечищами. Они были налегке, без багажа, и у крошечной пристани
их ждал "газик" военного образца.
что катером плыли. Обычно на вертолетах летают. Впрочем, погода сейчас
нелетная, вон как заволокло, туман. Гляди, опять снег пойдет.
на внушительные размеры. По скользкому суглинку они поднялись к поселку, к
его главной улице, если можно так назвать ряд бревенчатых черных заборов.
мраке, ослепительным белым светом полыхал стеклянный куб, огненными буквами
светилась вывеска: "Гастроном". Внутри чернели силуэты людей, снаружи стояло
несколько баб и мужичков. Подсвеченные красно-белым неоном, они казались
призраками, они не держались на ногах, пошатывались, какой-то тонкошеий
лопоухий подросток в ватнике уныло матюкнувшись, свалился на суглинок, прямо
у ног Никиты и отца Павла, и остался так лежать. Крепкий запах перегара
ударил в нос.
и так дешевая, а по выходным, считай, даром дают.
Браун Дэн
Соломатина Татьяна
Свержин Владимир
Орлов Алекс
Роллинс Джеймс
Никитин Юрий