кассетами. В основном классика - Моцарт, Вивальди, Мендельсон, Чайковский.
Никакой попсы. Немного старого джаза, русские романсы, Вертинский.
рукой... - запел, грассируя, мягкий тенор.
стекла.
машине. Неужели прошел год? Это много или мало? Для Паши - целая жизнь. Для
Кати - пустяки, одно мгновение. Первого октября можно будет отпраздновать
маленький юбилей. Вместе... Конечно, вместе. Теперь уже никто не помешает.
Ленинградском проспекте, возле которого он год назад впервые увидел Катю.
программистом и получал приличные деньги на фирме. В машине Паша отдыхал и
слушал музыку. Посадить случайного пассажира - это почти то же, что пустить
к себе в дом чужого, постороннего человека. Неприятно и рискованно.
молчишь? Расскажи, что было в школе, как прошел день?
твердого тела", - мама хватала книгу и громко, с пафосом читала заглавие на
обложке, тут же закрывала и клала куда-нибудь на буфет. - Нельзя все время
читать. Ты испортишь зрение. С кем ты дружишь? О чем вы разговариваете на
переменах? Почему ты не играешь в футбол, как все мальчики? У тебя скоро
день рождения. Хочешь, я напеку пирогов? Ты пригласишь мальчиков, девочек,
мы организуем веселый праздник.
читал, не поднимая головы.
дикий какой-то. Ты что, стесняешься? Вроде не кривой, не косой, не заика. Ну
поделись с мамочкой, расскажи, почему ты ни с кем не дружишь? Может, тебя
обижают? Дразнят?
нормально. Он не стеснялся, не комплексовал. Просто любому общению он
предпочитал одиночество. Он искренне не понимал, зачем надо носиться и орать
на переменах, гонять в футбол после уроков. Зачем курить в туалете и
обсуждать, какие джинсы престижней - "Вранглер" или "Левис", кто забьет
первую шайбу в завтрашнем матче между "Спартаком" и "Динамо", у кого из
девочек длинней ноги? Зачем громко ржать над похабными анекдотами? Зачем
быть со всеми и как все, бегать в горячем подростковом табунке, если одному,
с самим собой, интересней и уютней?
Общительные и необщительные, говоруны и молчуны. Ну, Павел у нас не
коллективный человек, замкнутый. Ему нравится физика и математика. Разве
лучше было бы, если бы он стоял вечерами в подъезде, бренчал на гитаре, пил
и целовался с девочками?
ведь шарахается от них, как от чумы.
окончит школу, поступит в институт, станет взрослым, самостоятельным...
природы не уйдешь, будет он к двадцати пяти годам дикий, неопытный, любая
покажется королевой!
разбирается в людях, с этим надо что-то делать!
значит менять, ломать, совершенствовать. Жизнь без борьбы теряла для нее
смысл.
математики и кибернетики. На третьем курсе он впервые привел в дом девушку и
тут же сообщил родителям, что женится. Поставил перед фактом.
работала продавщицей в кондитерском отделе маленькой булочной на углу
Бронной, училась заочно в пищевом институте.
студента, встречала его нежной улыбкой, осторожно доставала из-под прилавка
скромный кондитерский дефицит начала восьмидесятых - ванильную пастилу,
мятные пряники, мармелад "Балтика".
выхода. Потом они целовались на лавочке, на Патриарших прудах, и на губах
был кисловатый мармеладный сахар.
пара ее талантливому сыну! Разве нет интеллигентных девочек в университете?
Надо что-то делать!
двухкомнатной квартире теснились ее родители и старшая сестра с маленьким
сыном. У Пашиных родителей хоть и была приличная трехкомнатная квартира, но
она превратилась в поле боя. Лерочка и Пашина мама под одной крышей
существовать не могли.
Скатертном переулке. Ему нравилось ранним утром, до рассвета, сгребать
листья, колоть лед. Тихо, пусто, никто не трогает, не пристает с пустыми
разговорами. Листья шуршат, мороз потрескивает, позванивает капель. В каждом
времени года своя красота, своя тишина, свои звуки и запахи.
дефицитом, сладким дешевым "Токаем" и портвейном "Кавказ". Двери дворницкой
не закрывались. Уходили и приходили какие-то нищие художники, поэты читали
странные, расплывчатые стихи, забредали задумчивые хиппи с Пушкинской
площади, кто-то все время ел, мылся в облупленной ванной с газовой горелкой,
ночевал. Для Паши оставалось загадкой, каким образом Лерочка умудряется
знакомиться и дружить со всей этой странной публикой.
потолка. Постепенно Павел переселился туда, не потому, что ему не нравился
образ жизни, который нравился Лерочке. Просто он очень уставал. Вставал в
пять утра, отрабатывал свою дворницкую норму, ехал в университет и
засиживался там допоздна в компьютерной. В начале восьмидесятых компьютеры
были огромными, о сегодняшних персональных еще и не мечтали.
разумный Пашин папа многие годы любил другую, чужую женщину и только ждал,
когда вырастет сын. А потом ждал, когда жена переживет драму женитьбы сына.
Дождался и ушел, прихватив с собой лишь пару костюмов, электробритву и
зубную щетку.
песня. Она ходила на работу к отцу, к той женщине, обращалась в профсоюзную
и партийную организации, даже написала письмо в журнал "Работница".
почувствовала себя навек побежденной, усталой, никому не нужной. Она стала
болеть. Сначала Паша думал, что это продолжение вечного боя. Но вскоре
выяснилось, что мама и правда больна. У нее нашли какое-то сложное
заболевание сердца. Галина Сергеевна тихо угасла в кардиологическом
отделении районной больницы.
понял вдруг, что на самом деле маму свою очень любил. Неважно, какой она
была - любил, и все.
Лерочка закончила свой пищевой институт, бросила булочную, остригла
белокурые волосы совсем коротко, под ежик, нацепила на каждую руку по
килограмму звонких серебряных браслетов и колец, закутала плечи арабским
черно-белым платком с бахромой, купила маленький этюдник, акварельные краски
и принялась рисовать абстрактные картинки, какие-то сине-розовые разводы,
желтые кляксы.
странных людей. Особенно запомнился Паше мужичонка неопределенного возраста,
маленький, почти карлик, обросший нечесанной грязной шерстью, словно леший.
Стоял морозный январь, мужичонка был обут в резиновые шлепанцы на босу ногу.
Протянув Павлу маленькую потную лапку с траурными длинными коготками, он
произнес неожиданно глубоким басом:
каких-то трав, питалась сырой крупой и репой. Вредные кондитерские изыски
были забыты, как и прочая ядовитая белковая пища - мясо, рыба, сыр.
там была неплохая столовая. Постепенно он почти переселился в свой НИИ,
уходил ранним утром, возвращался поздним вечером. Но Лерочка, казалось,
этого не замечала.
нестерпимую оскомину, почти физическую боль. Он предпочитал молчать до
последнего, если его что-то не устраивало. Он знал: все равно Лера его
переспорит, заболтает до смерти, станет доказывать, что он все в жизни
делает неправильно - говорит, молчит, ест, спит, думает. И придется
возражать, продолжать пустую, нервозную перепалку, пока не закружится голова
и не зазвенит в ушах. А Лерочка все равно ничего не поймет, даже не услышит.
Потому что люди, которые выясняют отношения, слышат, как правило, только
самих себя.