бесцеремонно ухватив его пятерней за то самое место, что недвусмысленным
образом отреагировало на пленительное зрелище, - ну, против природы не
попрешь... Новый приказ - и девушка, подхватив одежду в охапку, хихикнув,
вновь пропала за бамбуковой перегородкой.
Мазур сердито стряхнул руку старосты. Тот, довольно пофыркивая, уселся на
прежнее место, плеснул по стаканчикам неизвестного алкоголя.
- Хороший у тебя бамбук, - сказал он преспокойно. - Длинный, крепкий.
Девчонке понравится. Я тебе признаюсь по секрету, Джимхокинс, что обычаи у
нас простые. Если девушка, достигнув возраста, захочет покачаться на
мужском бамбуке, ее никто не будет ругать. Это жена не имеет права ходить
в чащу с другими, а девушке многое позволено. Честно скажу, Лейла уже
играла с парнями в эти самые игры... но это ведь только к лучшему, а?
Зачем тебе неопытная и неумелая женщина? Лучше такая, которая все умеет...
А?
- Староста, - сказал Мазур, - ты мне ее что, в жены предлагаешь?
- А как же еще? Не просто так баловаться... Она как-никак дочь старосты
всего острова, поиграла по молодости - и хватит...
Он протянул к Мазуру свой стаканчик совершенно российским движением,
показалось даже, вот-вот спросит: "Ты меня уважаешь?" Нет, конечно, сия
формула была старосте неведома. И они выпили молча, без всяких тостов.
Помолчав немного, Абдаллах сказал:
- Давай я тебе все объясню подробнее... Сначала возьмем тебя - ты молодой,
сильный и красивый, но нет у тебя ни дома, ни жены, ни достойного занятия.
А теперь возьмем меня. Я староста всего острова, но я уже пожилой. Все
труднее управляться с этим неблагодарным народом. Есть, знаешь ли, такие
ловкачи, которые думают себе по хижинам разные мысли и питают идиотские
надежды... Только я еще крепкий! - Он, чуть захмелев, погрозил в
пространство кулаком, определенно кому-то конкретному. - Я в свое время от
йапонцев живым ушел и сейчас кое-кому не по зубам... Но все равно пора
думать про будущее. Видел, какая у меня Лейла? И что, отдавать ее
кому-нибудь из наших хиляков? Хлипкий народец, плохо ест, денег ни у кого
нету... Ладно, побаловалась для умения - и хватит! Муж ей нужен совсем
другой. Крепкий, как ты. Ты белый, но это ничего. Я знаю, как это бывает у
животных: когда смешивают породу, детки получаются очень крепкими... У вас
с Лейлой должны быть хорошие детки... внуки, - протянул он мечтательно,
умиленно. - У меня будут хорошие, крепкие внуки, наполовину белые,
наполовину бараяки... У нас будет хорошая семья - я и вы с Лейлой... И
кто-то заткнется, заткнется... Джимхокинс, я тебе скажу еще один приятный
секрет. У меня есть кое-что... Закопанное. Не рупии какие-нибудь, а те
деньги, что ходят и в других странах. И золото, немножко... Все вам
останется. Я бы мог, конечно, уехать с ней на Лабанабуджо, в город, но там
мы будем - никто. А здесь мы - вс".
- Подожди, - сказал Мазур. - Но обо мне рано или поздно прознает полиция...
- Придумаем что-нибудь, - убежденно сказал староста. - Вдвоем посидим и
придумаем. Я умный... ты белый, а значит, тоже умный. Обязательно
придумаем. Дадим полицейским денег, они тебе дадут документы... Пройдет
время, и все забудут про твой корабль... Перестанут задавать вопросы. Нет,
конечно, если ты хочешь, мы тебя отвезем на Лабанабуджо... Подумай, друг
мой Джимхокинс, как следует подумай...
Ежели совсем цинично - а что тут было думать? Этот толстяк с одного из
тысяч островов только казался простаком и добряком. На деле он был
мужичком хозяйственным и цепким. И выбор предложил незатейливый - либо ты,
голубь, пойдешь в зятья, либо спихнем мы тебя полиции, и пусть она с тобой
разбирается. Та самая крестьянская сметка, побуждающая использовать в
крепком хозяйстве все мало-мальски пригодное.
Пожалуй, он нисколечко не кривит душой, царек местный. Ему и в самом деле
нужны крепенькие внучата, наследники, - а еще нужен зять-амбал,
сподвижник, телохранитель, над"жа и опора, не имеющий тут ни корней, ни
родни, всем обязанный старосте, идеальный адъютант в борьбе с несомненно
существующей в этом благословенном уголке оппозицией... Ум"н, прохвост,
чего уж там... Прекрасно понимает, что деться Мазуру некуда.
Некуда. Как ни прикидывай, а лучше варианта не придумаешь. Затаиться,
обустроиться, ждать счастливого случая... Не на Луне, в конце концов!
- Я согласен, - сказал он решительно. - Как все это должно выглядеть,
староста?
- Сейчас объясню, - сказал просиявший Абдаллах. - Сейчас я тебе вс"
объясню, сынок, дорогой мой Джимхокинс... Лейла, утапачате камеандаки! -
прямо-таки взревел он.
Моментально появилась Лейла, встала возле папеньки с видом смиренным и
благовоспитанным, но украдкой послала Мазуру такой взгляд, что он ни о чем
уже не сожалел.
Приосанившись, усевшись в позе Будды, староста изрек:
- Я нашел тебе мужа, Лейла. Вот твой муж. Он пока что не мусульманин, но
это ничего, наши предки тоже когда-то не были мусульманами. Дня через три
вернется старый Хазинг и сделает по всем правилам... Ну, ты рада? Белый,
повидал мир, симпатичный, сильный...
- А он не будет меня бить? - спросила Лейла, опустив ресницы.
- Если ты будешь хорошей женой, ни за что не будет, - заверил староста с
усталым видом человека, осилившего недюжинную работенку чуть ли не на
манер Сизифовой. - Ну, я пойду проверю, как там наши лентяи чинят сети.
Скоро пойдет рыба, за всем нужно присмотреть, а эти разгильдяи сами ни за
что не справятся... Вы тут сами придумаете, чем заняться... - Он обернулся
в дверном проеме, воздел палец: - И смотрите у меня, чтобы ни капли на
землю не сбрызнуть! Мне нужны внуки!
С этим циничным до наивности напутствием он исчез. Слышно было, как он
спускается по скрипучей лесенке. "Вот это и называется - влип, - подумал
Мазур без особой удрученности, глядя на стоявшую перед ним новообретенную
женушку. - Двоеженец, а?"
Новоявленная супруга опустилась рядом с ним на колени, лукаво глянула
из-под длиннющих ресниц:
- Муж, может быть, ты сбросишь эту тряпку? Такую гадость в доме держать
стыдно, я тебе найду саронг поприличнее...
Корабль погиб. Все погибли. Он оказался один-одинешенек, заброшенный
черт-те куда. Все эти печальные истины, разумеется, угнетали не на шутку,
но то, что с ним сейчас происходило, было столь причудливой смесью сна и
яви, что казалось, будто за пределами хижины больше и нет другого мира,
насыщенного техникой и шпионскими сложностями. Потонул, как Атлантида.
Здесь, где время давным-давно остановилось, где мало что изменилось с
каменного века, в существование технотронно-шпионского мира верилось
плохо. Ах, какая она была красивая...
- Я, кажется, знаю, что ты собираешься сказать, - тоном воспитанной
девочки и с решительно противоречащей этому тону улыбкой промурлыкала
Лейла на приличном пиджине. - Чтобы я сняла одежду?
- Угадала, - сказал Мазур, избавившийся от потасканной тряпки, украшавшей
торс не самого высокопоставленного члена здешнего общества.
Она двумя движениями сбросила блузку и саронг, прильнула к Мазуру и
зашептала на ухо:
- Говорят, белые умеют ублажить девушку замысловато? Знаешь, муженек, мне
ужасно надоели здешние пентюхи - кладут тебя, как колоду, и сами
барахтаются, как колода, так скучно... Мне с тобой будет весело, правда?
- Правда, - сказал Мазур, осторожно опрокидывая ее на пестрое покрывало.
Она ни капельки не сопротивлялась, часто дыша, зашептала в ухо:
- Покажи мне что-нибудь интересное для девушки, как это будет...
узнавательно?
- Познавательно, - сказал Мазур.
- Недавно приходила шхуна, и моряки оставили такой... журнал. Мы с
девушками листали... - Она, фыркнув, кратенько обрисовала ему жарким
шепотом увиденное. - Это просто для красоты или так тоже делают?
- Сейчас... - сказал Мазур.
В голове вертелось еще что-то деловое - советское консульство, шифр,
собственное аховое положение, - но природа, как неоднократно отмечалось
передовыми мыслителями, свое берет и в более критических ситуациях...
Новобрачная блаженно ахнула. Семейная жизнь налаживалась.
"ДЕЛО ЧРЕЗВЫЧАЙНО ВАЖНОЕ..."
Капитан-лейтенант Кирилл Мазур, он же белый человек Джимхокинс, зять и
новоявленная правая рука вождя, предпочитавшего цивилизованно именовать
себя старостой, возлежал на возвышенном месте, в тени пальмы, откуда
открывался невыразимо прекрасный вид на зеленые склоны по бокам и синее
море впереди. Живописно задрапированный в чистенький полосатый саронг, он
лениво пускал дым и наслаждался пейзажем - то есть занимался тем же самым,
что и предыдущие восемь дней. Пролеживал бока, передвигаясь вслед за тенью.
Столь беззаботный образ жизни не имел никакой связи с его высоким местом в
здешней иерархии, обретенным столь неожиданно. По большому счету, он
попросту вел мужской образ жизни.
В некоторых отношениях эти места были сущим раем на земле. Мечтой лентяя.
Неведомый автор "Домостроя" мог бы повеситься от зависти.
Одно немаловажное уточнение: сущим раем остров был исключительно для
мужеска пола. За дровами и по воду к родникам ходили женщины, стирали и
готовили женщины, они же, как легко догадаться, возились на крохотных
плантациях бананов и кукурузы. А также выполняли любую другую работу,
какая могла обнаружиться. Мужчины же если над чем и трудились, так это над
тщетными усилиями придумать, наконец, что бы еще изобрести, чтобы не было
так скучно. Первые два-три дня их еще развлекал Мазур (как и они его), но
потом зять старосты превратился в привычную деталь местного пейзажа и
утратил в глазах односельчан обаяние новизны.