Чтение 16–й страницы книги ~Пришельцы~

— Пожалуй, ты права. Пусть милиция ищет монстра!

Рано утром, прежде чем сообщить в милицию, Георгий тщательно обследовал следы ночного происшествия. В стенах зала, откуда был выход на балкон, насчитал девять пулевых пробоин, и еще семнадцать — в обшивке дома снаружи, вокруг окна и дверного проема. Били очередями и очень прицельно, разброс был небольшой. Оружие находилось в крепких профессиональных руках. Поспелов проделал примитивную баллистическую экспертизу и установил, что вели огонь с озера, от поверхности воды: точка, откуда стреляли, находилась примерно в семидесяти метрах.

Извлеченная из стены пуля без сомнения была выпущена из немецкого автомата «шмайсер»…

Георгий замаскировал отверстие вынутой пули — для фермера характерно бежать за милицией, а не ковыряться в стенах, — и поехал в Верхние Сволочи, к ближайшему телефону. Было еще рано, жители выгоняли коров, и медпункт оказался закрытым, но фельдшер жила в этом же доме за стенкой. Агента Ромула пришлось будить условным стуком в кухонное окно: из-за забора уже таращилась сонная соседка…

Пока оперативная группа из районного центра добиралась до Сволочей, Поспелов больше часа «занимался любовью» с медичкой. Ромул доложила, что пилот Алексей Ситников успешно поправляется и начинает проявлять интерес к своему лекарю.

Причем весьма бурный, как только сожительница Демьяниха удалится за чем-нибудь из полуподвального этажа. Похоже, «подружка» Ромула начинает догадываться, куда навострил свой взор «племянничек», и остывает к дружбе. А живется пилоту у бывшего бухгалтера вольготно: кормят с ложечки, бреют каждое утро, меняют постель, облучают помещение кварцевой лампой — в какой больнице такое увидишь? Из комнаты Ситникова есть потаенный ход под землей, выходящий в гору за забор, скорее всего, сделанный им самим. Можно выйти и прийти совершенно незамеченным.

Должно быть, пилот собрался доживать здесь остаток своих дней…

Разумеется, Ромул тоже прониклась чувствами к пациенту и они уже целовались, когда ненавистная «старуха» убегала наверх, но поговорить за ее минутные отсутствия не успевают. На более долгий срок Демьяниху из дома не вытравить. У агента есть твердое убеждение, что раненый, кроме официальных властей, никого больше не опасается, напротив, безбоязненный и какой-то воинственный: под кроватью у него находится не ружье, как раньше предполагалось, а автомат ППШ с круглым диском, под пуховой периной с правой стороны — три или четыре гранаты Ф-1 с ввернутыми запалами. Можно сказать, спит на арсенале, однако не производит впечатления бандита-уголовника. Где-то в сопках у него есть два схорона, видимо, землянки, где можно ночевать, но что он делает в лесах, установить пока не удалось. Создается впечатление, будто он играет в партизана, народного мстителя, но кому и за что мстит, совершенно не ясно. Демьяниха знает о сожителе многое, если не все, и молчит, как рыба, всякий раз уходит от темы, едва речь заходит о судьбе «племянника». Пока пилот находится в ее доме, разработать его невозможно, и Ромул предложила единственный приемлемый вариант — «отбить» сожителя у «подружки» и, когда встанет на ноги, увезти его к себе в Верхние Сволочи. Вряд ли Демьяниха поднимет большой шум — сожитель-то у нее нелегальный! О нем только слух в народе идёт, а так его будто и не существует, что участковый официально подтвердил. Только нужно подготовить место, где прятать «украденного» любовника, чтобы не стеснять свободы его передвижения. Партизан не может держаться за женскую юбку, ему нужна полная воля…

— Ревную, изменщица коварная, — сказал Поспелов. — Умыкнешь парня постарайся раскрутить его сразу, в первый день. Вдруг он колобок: я от дедушки ушел, я от бабушки ушел… Типичный альфонс! А чтобы он от тебя далеко не убежал, зашей ему радиомаяк. Посмотрим на его партизанские, тропы…

В Горячее Урочище он вернулся с опергруппой районного отдела милиции, предводителем которой был заместитель начальника по оперативной работе Солодянкин. Часа три кряду сотрудники делали умный вид, изучая следы ночного происшествия, выплывали на лодке к середине озера, рыскали по окрестностям, цо больше интересовались самим фермером, его образом жизни и прошлым. Солодянкин клонил к тому, что по балкону стрелял кто-то из недругов Поспелова, возможно, за какие-то старые обиды — по легенде до ферморской жизни Георгий занимался бизнесом — оптовой торговлей продовольственными товарами, и после того, как его «кинули» по-крупному, переселился от грешной жизни в Горячее Урочище. Кроме того, он намекнул, что новопоселенец сразу же приобрел славу крутого ходока, и вполне возможно, что «шмайсер» оказался в руках какого-нибудь ревнивого мужа. А оружия у населения хватало: в сопках, где были когда-то длительные позиционные бои, и до сих пор можно найти вполне исправные стволы и боеприпасы, включая артсистемы. После войны не удосужились даже собрать оружие и разминировать фронтовые «нейтралки». Не говоря уж о захоронении останков…

О том, что перед домом вот уже три ночи пляшут скелеты, фермеры решили пока не говорить.

Но, видимо, милиция уже знала о проделках мертвецов в округе.

— А больше ничего странного вы не заметили? — спросил Солодянкин.

— Что, например? Вой, крики? Неясные тени?

— Да, что-то подобное. Пляску мертвецов.

— Отдаленные голоса были, — соврал Поспелов. — Но мы с женой не выглядывали в окна. Недавно нас предупреждал об этом бывший хозяин фермы. Подлец, когда продавал — помалкивал. А сейчас выдал…

— Тут и в самом деле пляшут мертвецы? — испугалась Татьяна.

— Мертвецы не пляшут, — успокоил Солодянкин. — Но есть одна преступная группировка. Промышляют сбором и продажей оружия. А попутно пугают туристов и всех, кто им не понравится. Несут впереди себя скелеты в тряпье и орут благим матом. Туристы драпают, а они собирают добычу: резиновые лодки, байдарки, радиои фотоаппаратуру, одежду. В общем, чистый разбой. Ловим, сажаем, но появляются другие… Это такой специфический местный промысел.

Поспелов тут же вспомнил пилота Ситникова: не в этой ли команде подвизается ныне романтический «партизан»? И не от лихого ли туриста получил пулю из М-16?..

— Вы обязаны оградить нас от хулиганов! — потребовала жена-финка. Здесь опасно жить!

— Кто вас сюда загонял? — грубовато спросил Солодянкин. — Забрались сами в глушь, захотели жить на хуторе, вот и ограждайте себя сами.

— На что же нам милиция? — схватилась с ним Татьяна. — Бандиты стреляют по окнам!

А вы ничего не предпринимаете! Мы требуем милиционера для охраны!

— Платите деньги — посадим милиционера, — отпарировал невозмутимый милиционер.

— Мы платим налоги! Я на вас пожалуюсь!

— На здоровье, куда хотите! Это ваше право.

— Георгий, почему ты молчишь? — напустилась она на «мужа». — Почему ты всегда молчишь? Ты мужчина или нет? Почему я должна обеспечивать охрану дома?

— Что я скажу? — замялся Георгий. — Если осталось одно право жаловаться. А кому — и не ведомо…

— Ты меня затащил сюда! Кто тихой жизнью на ферме мне уши прожжужжал? Где она, твоя тихая жизнь? Птицы поют, в речках форель!..

Воспользовавшись назревающей семейной ссорой, Солодянкин удалился, погрузил опергруппу в машину и укатил прочь. Теперь следовало запустить слух, что будто бы новый фермер собирается продавать Горячее Урочище, и это станет хорошим основанием не покупать нынче скот и обойтись пасекой. Покойную жизнь сулил вовсе не Поспелов, а полковник Заремба, однако при таком раскладе крестьянствовать тут станет некогда.

В этот же день уже затемно, когда пчелы собрались в ульи, Георгий выехал все-таки в Долину Смерти. «Жену» пришлось брать с собой: если бы согласилась остаться — не оставил бы. Оказалось, что собак в округе купить не так-то просто, и Зарембе был послан заказ на двух кавказских овчарок, которых должен доставить в Верхние Сволочи специально командированный сотрудник. А пока фермеры тщательно опутали забор и прилегающую территорию армейской фронтовой сигнализацией: тончайшая проволока-паутинка растягивалась по земле и замыкалась на пусковых установках осветительных ракет, спрятанных в траве. Любой разрыв — и в небе иллюминация.

Сопротивляемость фермы следовало наращивать, но не так резко, чтобы не отпугнуть пока незримого и неизведанного противника. В арсенале оставались еще мины с нервно-паралитическим газом, устанавливаемые на растяжках, однако они означали уже переход к «военным действиям». Сейчас важно было проверить, кто и с какой целью придет на ферму и как поведет себя после того, как будет обнаружен. Визит ночного гостя, забиравшегося в скотный двор, также вызывал массу вопросов: связан лион как-то сшабашом мертвецов?

А милиция рекомендовала ограждать себя от этих набегов самим!

Дорог в Долину Смерти было несколько, в основном, зарастающие лесовозные волока, по которым теперь ходили к верховьям рек дикие группы туристов и спортсменов-водников. И один старый, давцо не езженный проселок, когда-то соединявший Нижние Сволочи и Одинозеро, проходил по самой долине. Его можно было смело отнести к остаткам древнего пути «из Варяг в Греки», поскольку, если верить истории, путь этот проходил как раз Долиной Смерти с севера на юг. Проехать по проселку всю долину было невозможно даже на танке: давно ушли в трясину лежневки на болотах, разрушились деревянные мостики через малые речки, вытекающие чуть ли не из каждой седловины сопок, да и сама дорога как бы потерялась под мхами и молодым лесом. Судя по прошлой обустроенности, это был купеческий торговый тракт.

Поспелов выбрал самую нехоженую лесовозную дорогу, загодя проехал на «ниве» и убрал упавшие поперек деревья. Пасека была смонтирована на прицепе и в кузове грузовика, каждый улей вставлен и закреплен в специальном гнезде, а каждая рамка в улье раскреплена, чтобы при болтанке не придавило пчел. И все равно приходилось двигаться очень медленно, чтобы не растрясти привередливый живой груз. Путешествовать с пасекой следовало по старым вырубкам, где зацветал кипрей и малинник, и заброшенным, зарастающим луговинам, во множестве разбросанным по долине вдоль речек и ручьев.

Долина Смерти тянулась с севера на юг от Одинозера километров на тридцать и затем распадалась и исчезала между сопок. Она была слегка всхолмлена, изрезана невысокими каменистыми грядами, сплошь уставленная огромными валунами — типичная ледниковая долина, зажатая с запада и востока плоскими холмами и сопками, по которым и проходила линия обороны во время той войны. По западному склону стояли немцы, это было, заметно по основательности и прочности оборонительных сооружений — железобетонные доты, бронеколпаки, артиллерийские капониры с бетонными стенками, вместо окопов — каменные дувалы; восточный склон около трех лет удерживали наши войска, и все тут было земляное и деревянное. Несмотря на хорошее вооружение и оснащенность, немцы так и не могли перейти долину и продвинуться вглубь Карелии, чтобы потом выйти к Белому морю. Здесь и была остановлена война на Северном фронте.

И ничего тут не было ни зловещего, ни рокового, а наоборот, все радовало глаз и слух, и мест таких на земле было еще поискать! Не зря сюда тянуло отпускников, спортсменов и просто романтически настроенных людей самого разного возраста: на каждом валуне — автограф… Правда, дороговизна жизни и переориентация на добычу средств к существованию резко убавила этот поток, но еще в мае, когда Поспелов приехал сюда в первый раз, то уже нашел следы непокорных путешественников — кострище на берегу ручья, где в самом деле плескалась форель, оставленная на деревьях бельевая веревка: туристский сезон открылся.

Ночи были уже светлые, почти белы?, в долине лежал туман, глушивший звуки, и, несмотря на рассказ Зарембы о Долине Смерти, на предрассудки и мрачную славу, фермерам стало здесь хорошо, особенно под утро, когда загомонили птицы.

Автомобиль с пасекой установили подальше от туристских троп, открыли в ульях пчелиные летки, и можно было уже спокойно ехать на «ниве» в Горячее Урочище, точнее, отвезти туда «жену», а самому вернуться назад и начать обследование долины. Однако Татьяна, безвылазно сидящая на ферме, попросила Георгия подняться на сопку, чтобы оттуда глянуть на живописные просторы. Он заподозрил простую женскую хитрость — ей не хотелось на ферму! — но уступил и, оставив машину на волоке, повел Татьяну в гору.

Они были на восточном склоне долины и поднимались в легких предутренних сумерках, тогда как сопки на западе, точнее, их вершины уже были высвечены солнцем. Этот контраст света, если смотреть сверху, оживлял и веселил простор и вместе с тем делал его нереальным, космическим: резкие и длинные тени от освещенных сопок расчерчивали пространство, напоминая лунный пейзаж. Густые сосновые боры внизу, подернутые туманом, были еще темными, непроглядными и походили на земную твердь. Мало того, когда они поднялись на верщину, то оказались в лучах низкого и уже яркого солнца, бьющего прямо в лицо, и от них тоже падали бесконечно длинные, достигающие западного склона тени. Обнаружив такой редкий эффект, они немного подурачились, изображая скульптурные фигуры типа «рабочий и колхозница», и забрались на самый высокий камень с плоским верхом как на смотровую площадку..

Отсюда Долина Смерти просматривалась до самого Одинозера — километров на пятнадцать. И само озеро лежало на горизонте среди сопок, будто обломок синего толстого стекла. Утренний ветерок с северо-запада выдувал длинные космы тумана из светлеющих сосновых боров, словно выбивал пыль из ковра. Татьяна зябко прислонилась к Поспелову, закуталась в старую джинсовую куртку и замерла.

— Смотри, что это? — тихо спросила она. — Вон там, за долиной? На сопке… Что это?

Георгий проследил за ее взглядом и заметил на лысой вершине, высвеченной солнцем, маленький сверкающий прямоугольник. Может быть, километрах в пяти на север. Предмет отражал солнечные лучи, как оставленное на земле зеркальце.

Он не успел ответить и толком рассмотреть, что это такое, как эта блестящая штуковина начала стремительно расти, как бы извергая из себя десятки таких же прямоугольников. Они словно выстреливались влево, вправо и вниз по склону сопки, заслоняя собой землю. Затем вообще обрушился целый каскад, все засверкало, замельтешило на минуту, после чего сама собой нарисовалась, собралась фигура, напоминающая ромашку. Не было пока лишь желтого круга посередине, но скоро возник и он, будто соткавшись из ничего.

Диаметр цветка был потрясающим — метров четыреста! Он покрывал весь восточный склон сопки от вершины до подошвы. Прямоугольные лепестки медленно шевелились от ветерка и постепенно утрачивали блеск, напоминая матовое серебро старых зеркал; желтая середина потемнела и замерцала искрами.

— Что это? — уже со страхом снова спросила Татьяна.

— Инопланетяне — серьезно сказал Георгий и встал, хотя в этом не было нужды.

— Нет, правда?

— Если правда — не знаю…

«Ромашка» медленно вращалась по часовой стрелке, и было видно, что лепестки ее легкие, воздушные, хотя имеют значительную толщину, словно надуты воздухом.

Поспелов машинально глянул на часы — четыре десять…

— Мне что-то плохо, — вдруг пожаловалась Татьяна. — Голова кружится. И страшно…

Страшнее, чем когда скелеты…

Он обнял ее за плечи, прикрыл ладонью глаза.

— Не смотри.

— Ты не думай, — стала оправдываться «жена», — я не слабонервная… А страшно, потому что необъяснимо. Это детский страх…

— Молчи. Все хорошо. Возможно, это оптический эффект.

— Нет-нет! Не обманывай… Это реальный предмет., От него падает тень!

— Не хочу, но придется поверить в инопланетян, — сказал он, чувствуя, как садится голос и начинается жжение в гортани.

Шли на прогулку, поэтому не взяли даже бинокля…

— Что будем делать? — хрипловато спросила Татьяна.

— Смотреть, больше ничего не остается. — В глазах что-то стало царапать, будтопопал песок.

Солнце поднималось быстро, и этот гигантский цветок незаметно поворачивался к зениту. Лепестки его еще больше тускнели, но сердцевина начинала пульсировать желтым сиянием. Георгий снова глянул на часы четыре десять! Хотя прошло минут двадцать… Послушал: верные «командирские» часы стояли.

— Сколько времени? — будто невзначай спросил он.

Татьяна завернула рукав куртки, посмотрела мельком.

— Четыре десять.

В который раз уже он оказывался не готов к восприятию вещей и явлений, происходящих в «бермудском треугольнике». Такое ощущение, будто оказался безоружным и бессильным против вооруженного до зубов противника…

— Поехали домой! — вдруг заявил Георгий. — Мне тоже здесь неуютно. Если такие цветочки тут расцветают, в другой раз насмотримся.

Вниз они спускались быстро, хватаясь за кусты и деревья. В тени, без солнца, без этой «ромашки» стало вроде бы полегче, пригасла резь в глазах и сухость в горле.

Они сели в машину, Поспелов повернул ключ зажигания раз, другой, включая стартер, и понял, что аккумулятор посажен до нуля. На приборной доске отсутствовал даже малейший накал ламп…

То же самое было и с аккумулятором нагрузовике с пасекой.

И еще он заметил, что, несмотря на теплое солнечное утро, пчелы не летают, а сидят на прилетных досках, сгрудившись, сбившись в плотные стайки, словно замороженные…

Домой они пришли только к обеду, пропустив утреннюю связь. Георгий наскоро просмотрел запись на пленках двух видеокамер, которые включались в течение ночи, и ничего особенного не обнаружил. Одна камера сработала на взлет осветительной ракеты во втором часу — возможно, сигнальную паутину порвал заяц, другая всю ночь снимала свинью с поросятами в скотном дворе, куда, уезжая, ее удалось заманить. Теперь она орала, не получив утреннего корма, и пыталась выломать прочнейшую дверь…

Поспелов завел колесный трактор, погрузил запасной аккумулятор и поехал в Долину Смерти. Следовало немедленно «выручать» машину, ибо возникла необходимость срочной поездки в Нижние Сволочи: агент Рем просила встречи, о чем передала по местной автоматической связи.

В Долине Смерти днем наступила полная благодать. Дорвавшиеся до цветов пчелы работали усердно и неутомимо, кипрейное розовеющее поле звенело от насекомых, от привезенного аккумулятора машина завелась с одного «тычка». Был великий соблазн сейчас же попробовать максимально подъехать к сопке, где утром расцветала «ромашка», забраться на нее и посмотреть, поискать какие-нибудь следы инопланетян, способных своим цветком создавать дурное самочувствие, останавливать часы и сажать аккумуляторы. Однако Георгий лишь забрался на сопку, куда они всходили вместе с Татьяной, прихватив мощный бинокль.