жара, что почти как в Средней Азии к августу скукожились и облетели листья с
деревьев. Потом и осень выдалась без дождей, и от того песчаная земля не
смерзлась и теперь, в двадцатиградусный мороз, легко осыпалась и стекала в
яму тонкими скользящими ручейками
пристроились местный судебно-медицинский эксперт со своими чемоданчиками,
начальник уголовного розыска и фотограф с аппаратурой - ему оттуда было
удобнее снимать Бурцеву казалось, что твердь из-под ног медленно уплывает в
могилу, и потому постепенно отступал, вплотную прижимаясь к вынутой из ямы
обшитой кумачом домовине. Так что, когда могильщики, и они же понятые, сняли
крышку, он оказался у изголовья, словно близкий родственник.
съемки. Покрывала можно было не снимать, и так видно, что головы у покойного
нет, однако эксперт отвернул край дешевенькой белой ткани с нашитым черным
крестом, и Бурцев непроизвольно отшатнулся, чуть не свалившись в яму, -
удержал могильщик, ловко зацепив за воротник жесткой, костлявой пятерней.
утлого и почти невесомого старичка не отрублена, а аккуратно отрезана
опытной хирургической рукой по первый шейный позвонок: нож даже не коснулся
межпозвонкового диска. А на подушечке остались неглубокая круглая вмятина и
церковный венчик, изорванный и скомканный в шарик.
Бурцева, и посмотрел на начальника местной уголовки. - Я когда сам заглянул,
аж тошно стало.
сунул его могильщику. Сергею бросились в глаза тонкие синеватые ручки
старичка, сжимающие молитву-грамотку, как-то очень уж небрежно всунутую в
кулачок, однако в следующий миг он заметил на правом указательном пальце
большой литой перстень с крупным зеленым камнем. Фотограф понял его желание,
отдельным кадром снял руки, и после того Бурцев осторожно освободил палец от
перстня.
Искусно ограненный изумруд удерживался тончайшими витыми лепестками,
незаметно врастающими в основание перстня, и, просвеченный солнцем, камень
зеленил желтый металл, заставляя светиться и его.
ничего себе прикид у жмурика! Гляди, гляди! Мать моя женщина!..
пластиковый пакетик и убрал в карман. "Прикид" действительно был не по
одежке: покойного обрядили почему-то в поношенные солдатские брюки,
гимнастерку и опоясали обыкновенным брючным ремнем. Разве что хромовые
сапоги новые, блестящие, не знавшие дорожной пыли. А перстень надели никак
не по солдатскому чину...
сделать еще один крупный план. На зеленоватой бумажке поверх печатного
текста молитвы ярким желтым фломастером была начертана какая-то надпись,
сделанная совершенно непонятными знаками. Причем было впечатление, что
писавший и сам не понимал смысла и назначения этих букв, а скорее всего
перерисовал довольно длинную строку, как это делают дети, осваивающие
письмо.
владел большими познаниями в области графических знаков, шифров и символов,
так что из всего текста прочитал лишь несколько греческих букв. Остальное
выглядело как филькина грамота, однако чем-то неприятным отдавало от нее,
будто держал в руках нечто грязное и мерзкое. И не потому, что эта бумажка
была взята из гроба, из желто-восковых тощих рук мертвеца, эти руки-то как
раз не вызывали отрицательных эмоций. Трудно было сказать с налета, кто
оставил эту надпись и в какое время. Но самое главное - с какой целю, для
кого? Как молитву, в виде символа или с расчетом на последующую эксгумацию и
следствие?
уголовного розыска.
ухом, незаметно для Бурцева перебравшись к краю ямы. - Я такого еще не
встречал.
трогать. Гроб закрыть, опечатать и в холодильник морга под замок. Выставить
охрану.
могилу что, так и оставить?
привлекать внимания. Распорядись.
было при действующей церкви, никогда не закрывавшейся, и, судя по тесноте,
хоронили здесь редко, в исключительных случаях - в основном близких
родственников давно усопших и у самых стен храма - преставившихся
священников. Черно-мраморные старинные надгробья-часовенки высились среди
толстенных стволов таких же старых лип, на вершинах которых ближе к вечеру
рассаживалось крикливое воронье. Белый храм стоял поодаль, и его зеленоватые
купола напоминали изумруды...
поскольку перед самым отъездом в эту командировку она целый вечер
уговаривала его пойти в церковь и обвенчаться, мол, теперь позволили это
делать и никаких препятствий либо вопросов на службе не будет. И приводила
примеры, называла какие-то имена знакомых супружеских пар, которые будучи в
партии и на ответственных государственных постах в открытую совершили обряд
венчания и теперь живут в мире и согласии, лучше прежнего.
Наденька стала его начальницей и скоро получила свое прозвище - Фемида. И,
устав от уговоров, попыталась свести его в церковь чуть ли не в приказном
порядке. В результате они рассорились, и Сергей с удовольствием уехал в эту
командировку, кстати, выправленную опять же по воле жены.
если подруги Наденьки живут в согласии и мире?
поскольку город плотно зажимал его с трех сторон и теснил к реке.
тесным проходам между оградок и читал надписи - в основном покоились здесь
купцы, почетные граждане города, статские советники, коллежские асессоры и
прочие чиновники. Словом, провинциальная знать... Конец двадцатого века был
отмечен буквально несколькими могилами, последняя годичной давности. А вот
военные годы - довольно густо, причем могилы стояли шпалерами, с одинаковыми
стальными тумбами, увенчанными звездами: в городке был госпиталь для
раненых.
надгробием, а значит, и под чужим именем. На лицевой стороне значилось:
"Здесь покоится прахъ Харламова Алексея Никифоровича. Родился 30 июля 1904
года, умер 2 марта 1917 года. Жизни было 12 лет, 7 месяцев и 2 дня".
эпитафия: "Пчела, познавши Матку, вскормила Матку из пчелы". Подобных
неясных эпитафий на старых камнях тут было предостаточно, но чаще всего они
вещали библейские истины или это были строчки каких-то стихов.
случайно. Находилась она в глубине кладбища, в неприметном и в зимнее время
почти непроходимом из-за снега месте, в общем, не на глазах. Священник из
этой церкви, отец Владимир, довольно молодой человек, заметил свежие следы
между оград и пошел посмотреть, не подростки ли это снова забрались на
кладбище - а такое случалось нередко, - но, к своему изумлению, увидел
старосту прихода Елизарова, который торопливо закапывал разрытую могилу.
Дело было после вечерней службы, где-то в одиннадцатом часу вечера, и
священник откровенно испугался, закричал, чем и спугнул старосту Елизаров
побежал и скрылся за кладбищенской оградой. Тогда отец Владимир, прочитав
молитвы и укрепившись духом, позвонил настоятелю храма, который велел ничего
не предпринимать до утра и остаться в церкви.
забросанный песком и снегом. Неслыханно - гробов пока еще не выкапывали,
хотя не раз ломали и воровали старинные надгробия, к тому же замешан тут был
староста. Чтобы не выносить сора из избы, настоятель послал за ним на
квартиру - староста жил одиноко в маленькой коммуналке, - но выяснилось, что
Елизаров не ночевал дома и никто из соседей его не видел. И все-таки решено
было не поднимать шума, могилу зарыть, для чего настоятель пригласил
знакомых могильщиков, пообещав заплатить за работу: самим священнослужителям
делать это строго запрещено, а просить прихожан - станет известно всему
городу. Настоятель опасался, что слухи обострят интерес вынужденных
бездельников к старым богатым захоронениям и с весной начнутся повальные
раскопки. Старый купеческий город Зубцовск умирал от нищеты, безработицы и
беспросветности будущего. Единственное место окормления - оборонный завод,
выпускавший узлы и агрегаты к боевым самолетам, сначала переориентировался
на изготовление бытовой техники, а потом и вовсе вылетел в трубу...
считая могилу старой, однако когда могильщики стали поправлять гроб - стоял
косо, сваливаясь набок, - обнаружилось, что он совсем новенький. К тому же
оказался незаколоченным, и от неосторожного движения с него свалилась
крышка.
Сертаков Виталий
Посняков Андрей
Белогорский Евгений
Распопов Дмитрий
Посняков Андрей
Суворов Виктор