Чтение 16–й страницы книги ~Рискнуть и победить~

красоток. Но Блюмберг был похож на охотничьего пса, охваченного горячкой
погони. Не позой. Поза-то как раз у него была, как у дворняги, изнывающей от
зноя и блох, но внутри все словно бы подрагивало в напряжении. Поэтому Макс
лишь пожал плечами и выполнил эту муторную и дурную работу.

Через полчаса белоснежные листки распечаток лазерного принтера заполнили
все свободные углы комнаты. Блюмберг едва ли не рвал из пасти принтеров
готовые оттиски, в секунду прочитывал их и либо бросал на пол, либо
откладывал на стол, который подтащили к качалке.

Еще через час этой дурной, по твердому убеждению Макса, и совершенно
бессмысленной работы Блюмберг вновь уютно устроился в качалке и внимательно
просмотрел все отобранные материалы. Потом протянул их Максу, как бы
милостиво разрешая и тому порадоваться успеху общего дела.

Но Максу этого не удалось. Как ни вглядывался он в имена людей,
приплывших или прилетевших в Германию за минувшие день-полтора, сколько ни
повторял про себя, по-школьному шевеля толстыми губами, названия судов, типы
самолетов и пароходные компании, в голове не складывалось ничего.

В голове было то же, что и во всей мансарде, - бумажная каша.

Блюмберг все более и более уныло поглядывал на молодого компаньона,
который даже про жвачку свою забыл, потом заявил:

- Последний шанс. Нет - значит, нет. А чего нет, того нет и быть не
может. - Сформулировав этот странный и требующий длительного обдумывания
афоризм, Блюмберг каким-то иным образом сложил лежавшие перед ним документы
и протянул Максу: - А так? Говорит это тебе что-нибудь?

Ничего это Максу не говорило. Хоть тресни.

- Последняя подсказка, - заметил Блюмберг. - Но это - точно последняя,
клянусь мамой Ривой. Вчера во Франкфурте-на-Майне приземлился самолет
Люфтганзы, следующий из Москвы. Среди пассажиров первого класса было два
человека. Одного ты не знаешь и знать не можешь. А другого не можешь не
знать. Вот он!

И Блюмберг жестом фокусника бросил перед Максом номер иллюстрированного
журнала, на первой странице которого какой-то вполне обычный с виду, средних
лет и довольно респектабельный господин обменивался рукопожатиями с
встречавшими и принимал первые робкие тюльпаны.

- Я не видел его в Интернете, - сообщил Макс.

- Сдвинулись вы на своем Интернете, - отмахнулся Блюмберг. - Я его там
тоже не видел. Я просто притормозил у киоска и купил журнал. Тебе не
приходит в голову, что сохранились и такие вот простые способы добывания
информации?

Макс внимательно всмотрелся в человека на снимке.

Да, он его знал. Его знал весь мир.

Потому что это был один из самых могущественных людей России - один из
первых вице-премьеров, курировавший экономический и топливно-энергетический
комплексы, Андрей Андреевич Шишковец.

* * *

Только тут до Макса начало кое-что доходить.

- Переговоры, - предположил он.

- Еще один такой же ответ, и я налью тебе целый стакан "Кавказа", -
пообещал Блюмберг. - Клянусь мамой Ривой.

От этой перспективы Макса слегка перекосило, но он все-таки мужественно
продолжал:

- Тайные.

- Но у всех на виду, - подхватил Блюмберг. - И от этого еще более тайные.
Предмет переговоров?

- А "Кавказом" не будете угощать? - опасливо поинтересовался Макс.

- Так и быть, - ответил шеф, не выпуская из рук бутылки. - Раз не ценишь,
зачем продукт переводить? Ну?

Макс перебрал бумажки с фамилиями пассажиров маленьких самолетов и судов,
полученные из местных компьютеров. Из них выбрал шесть:

- Министр финансов Латвии. Министр морского транспорта Литвы.
Председатель национального банка Эстонии. Министр морского транспорта
России. Остальное - мелочь: немцы, финны, шведы, датчане. Практически - ни
одной ведущей фигуры. Уровень: члены экспертных групп, не больше. Шеф, если
вы еще раз приложитесь к этой бутылке, я наблюю прямо вам на колени.

Аарон Блюмберг с нескрываемым сожалением посмотрел на остатки "Кавказа" и
отрешенно махнул рукой:

- Ладно, давай твой джин, чтоб ему вместе с тобой... Только без тоника,
без тоника! Себе тоник лей - хоть в штаны. Совсем молодежь обнаглела. Мало
того, что им джин подавай, так еще и тоником норовят разбавить. - Он немного
подумал и добавил: - А некоторые извращенцы - еще и льдом!

Макс не очень понимал, почему лед и тоник в джине - извращение, еще
меньше он понимал, почему он должен лить тоник себе в штаны. Но уступка шефа
с "Кавказом" была в известном роде историческим событием, и Макс решил не
омрачать своего торжества мелкими бытовыми подробностями. Единственное, что
его серьезно огорчало: то, что Николо Вейнцель не поверит, будто шеф
согласился отменить царское угощение. Нет, не поверит. А сам шеф не
подтвердит, гордость ему не позволит. Так что придется этому успеху
радоваться в одиночку.

Но голова Блюмберга была занята более существенными вещами.

- Предмет переговоров ты определил правильно - Балтика, - констатировал
он. - Уровень участников - тоже. Теперь предскажи итог, и клянусь, что
никогда больше не потрачу на тебя ни капли "Кавказа".

- Итог - нуль, - почти не задумываясь ответил Макс.

Блюмберг молчал.

- Итог и не может быть другим при таком составе участников. Первый
вице-премьер России и мелкая сошка от финнов или прибалтов. Эти переговоры
были обречены на провал изначально.

- Почему?

- Этого я не знаю, - признался Макс.

- Что из этого следует?

- Для кого? - не понял Макс.

- Для того бардака, который называется мировым экономическим сообществом,
- это раз. Для России - два. И наконец, для нас с тобой, мой юный и пытливый
друг.

- Для нас с вами из этого не следует ничего, - твердо ответил Макс,
одновременно понимая, что за словами его шефа стоит какая-то другая правда:
более масштабная, обесценивающая его маленькую и вроде бы верную правду.

И оказался прав.

Блюмберг с отвращением отхлебнул джина и сказал:

- А вот в этом ты лажанулся.

III

Макс и Николо давно уже привыкли к экстравагантным выходкам своего шефа.
Но в этот вечер он превзошел самого себя. Приказав Максу срочно вызвать в
офис Николо (и не по сотовому телефону, а по уличному таксофону, с
соблюдением всех предосторожностей), для начала усадил обоих своих молодых
сотрудников за компьютеры и приказал войти во все телесистемы аэродромов и
портов, из которых Макс днем получал информацию, и самым тщательным образом
проверить, не осталось ли там их следов.

Глупость была несусветная. Да какая разница, остались там их следы или
нет? Системы-то открытые, все законно, зачем делать эту трудоемкую и -
главное - пустую работу?! Но Блюмберг в объяснения даже вдаваться не стал.
Он лишь коротко сказал: "Приказ". И поскольку к такой форме обращения со
своими сотрудниками он прибегал лишь в исключительных случаях, им ничего не
оставалось, как взяться за работу.

Следующему приказу предшествовал вопрос:

- Каким образом можно проверить, отслеживает ли охранная служба
телесистем случаи несанкционированного вторжения?

Макс и Николо лишь руками развели. Что значит: каким образом?

- Вам прямо сейчас начать объяснения, шеф? - поинтересовался Макс. - Или
можно завтра с утра?

- Сколько они займут?

- Года три, - подумав, ответил Макс.

Николо возразил:

- Нет, не меньше четырех. Если вообще получится.

Блюмберг уже понял, что сформулировал вопрос неправильно, но он был не из
тех, кто в таких вещах легко признается.

- Что значит "если"? Ты хочешь сказать, сопля зеленая, что я вообще
понять этой хренобени не смогу? - хмуро уточнил он.

- Правильно, магистр! - радостно подтвердил Николо. - Вообще. Ничего. И
никогда.

- И ни за какие деньги, - рассудительно добавил Макс.

- Отставить базар! Формулирую вводные: можно ли проверить отслеживание
случаев несанкционированного вторжения?

- Яволь, герр оберст, - отрапортовал Макс.

- Натюрлих, магистр, - подтвердил Николо.

- Так вот и займитесь этим, сукины дети, вместо того чтобы издеваться над
старым человеком, который из сил выбивается, чтобы дать вам заработать на
маленький штюк вашего, мать-перемать, брота.

- Объекты, магистр? - уточнил Николо.

- А те же, где вы лазили. Аэропорты, пристани.

- Все? - ахнул Макс.

- Ну да, все, - безмятежно подтвердил Блюмберг.

- Да это же на всю ночь! - завопил Макс и тут же перебил себя: - Давай
его убьем, а? Утопим его в его любимом "Кавказе", а? Ну, дадут нам года по
два. Мы же будем в состоянии повышенной возбудимости, правильно? Зато два
года лежать на тюремной койке и ничего не делать. Как, Николо?

Но Вейнцель с ходу уловил в поведении шефа нечто, сразу его
насторожившее. Поэтому он жестом прервал Макса и спросил:

- Это так серьезно, шеф?

- Серьезно? - переспросил Блюмберг. - Нет, малыш. Это не серьезно. В
немецком языке нет такого слова, чтобы определить, насколько это серьезно. В