государственным секретам расследование этого преступления поручено
Федеральной службе безопасности.
подвел итог своего доклада капитан Евдокимов и замолчал, ожидая вопросов.
я из опергруппы, а опера - что я с кем-то из начальства.
повторил Евдокимов.
метрах. Хорошо освещен. Стрельба лежа с упора. При желании он мог бы
пристрелить человек пять. С полной гарантией. И никто не успел бы даже
понять, что происходит.
свежий майский рассвет, и вернулся в кресло. Еще раз прочитал текст,
застывший на экране монитора:
пацанами вместе голавлей ловили. На Кубани, под Белореченкой..."
сейчас. Борт возьмем у военных. Два часа туда, два часа там, два часа
обратно. Самолет будет тебя ждать. Мы сейчас не в том положении, чтобы
отмахиваться от любых мелочей.
аэродром. Нифонтов выключил компьютер.
поспать.
Пастухова.
быть на подходе к объекту.
стороне перевала. Источник света лежал где-то очень далеко, внизу, был
размытым, неявным. Так за многие километры дает о себе знать присутствие
большого города.
стал круче: "380", "З00", "160". Наверху остались мертвые скалы, словно бы
источавшие дикий мороз, накопленный за бесконечную зиму. Помутнел, а потом и
вовсе исчез ледяной диск луны. Стало теплей. Камни на осыпях уже не звенели,
а глухо шуршали под ногами. Пелена облаков, казавшаяся сверху плотной,
обернулась разреженным туманом, хмарью. Видимость ухудшилась, водяная пленка
покрыла металл автоматов и оптику биноклей. Ориентиры исчезли, лишь ощущение
спуска и отсвет далеких огней позволяли не сбиться с курса.
шаг, чтобы побыстрей оказаться дома. Что часто и приводит к самым большим
ошибкам. Но сейчас нам это вроде бы не грозило, потому что в конце маршрута
нас ждал не дом.
расстояние до объекта, мной все больше овладевало чувство тревоги. И
ребятами, судя по всему, тоже: на коротких привалах обходились почти без
слов, а при движении руки машинально ложились на ухватистые рукояти и стволы
"каштанов".
подлесок. Мертвая тишина плоскогорья сменилась глухими шумами леса, птичьей
возней в кустах, пролетами спугнутых нами сов. Появились первые следы
человеческой деятельности: вырубки, пара мелких галечниковых карьеров и один
побольше, каменоломня - с остовом брошенного экскаватора и полуразвалившимся
шиферным сараем. От каменоломни вниз вела узкая каменистая дорога.
Недаром, видно, охотники-промысловики говорят, что в глуши страшней всего
встреча не с шатуном или росомахой, а с человеком.
открылся просторный распадок между двумя лесистыми кряжами. Он был заполнен
призрачным светом. В бинокль хорошо было видно, откуда идет этот свет.
Высоко над долиной в предутренней сумеречи туманными пятнами висели на
стальных мачтах гроздья аэродромных прожекторов.
Близость цели и чувство опасности подбросили в кровь адреналина. На слабом
световом фоне четко вырисовывались фигуры ребят. Я отметил, как изменились
их движения. Появилась гибкость, рысья вкрадчивость. Будто и не было позади
сорока километров горного ночного маршрута.
сторону вниз. Мы опустились на землю. Беззвучно, как пять темных ночных
птиц. Я всмотрелся. Дорога была пуста. Пришлось навострить уши. Прошло
полминуты. Глаза у меня были закрыты, а рот полуоткрыт. Если бы кто-нибудь
увидел меня со стороны, наверняка принял бы за дебила. Но смотреть со
стороны было некому, а лучшего резонатора, чем зубы и полость рта, природа
для человека не придумала. И уже через десяток секунд я услышал то, что
заставило Муху остановиться. Скрип гальки, шаги. Медленные, тяжелые - на
подъем. И тут же мои ноздри уловили запах табака, пота, солдатского
гуталина.
они споткнутся о нас примерно через полторы минуты. Не разгуляешься, но
вполне достаточно, чтобы переместиться в придорожный ельник и уткнуться
носами в хвойную гниль. Что мы и сделали. Нюхать землю нам пришлось
исключительно для того, чтобы в темноте не светились наши бесстыдно белые
физиономии. При этом я крепко обложил себя за то, что не заставил всех, как
предписано специнструкцией, нанести на лица маскировочный грим. "Да ну!" Вот
тебе и "да ну"!
Таких мудаков, как я.
лопатки, тяжелое дыхание. В узкую щель между локтем и каской я увидел
появившиеся из-за поворота два силуэта на фоне отсветов аэродромных огней.
Один был низенький, плотный, другой повыше, худой. Он плелся на два шага
сзади, шаркая сапогами и брякая всем, что только могло брякать. Вся его
фигура выражала унылую покорность судьбе. Не дойдя до нас метров десять, он
остановился и предложил напарнику высоким плаксивым голосом:
Никаких перекуров. Черные узнают, мало не будет. До камнеломки дойдем, там
перекурим.
погрузились в молчание.
Растяжек понаставили на всех тропах, каждую ночь патрули. А со стороны
Потапова так вообще. Засады через каждые полкилометра. Никогда раньше такого
не было.
стоят.
загреметь!