Чтение 16–й страницы книги ~Всадники ниоткуда~

за внешним покровом облака. Что, например, происходит с двойником в
малиновой трубке?

Я молчал. Для обыкновенного оператора это было дифференциальное
исчисление.

- Вот так, Юрочка, - опять засмеялась она. - Ничего вы не можете. И по
методу Кирлиан не можете?

Я даже не слыхал о таком методе.

- А он, между прочим, позволяет отличить живое от неживого.

- Я и простым глазом отличу.

Но она уже вошла в роль лектора.

- На снимке живая ткань получается в окружении призрачного сияния -
разряды токов высокой частоты. Чем интенсивнее жизнедеятельность, тем ярче
ореол.

- Голому ежу ясно, что это живая ткань, - разозлился я и встал. - Не
беспокойтесь об отделе кадров. Мне там делать нечего. Здесь тоже.

Она рассмеялась на этот раз совсем по-другому: весело и добродушно.

- Сядьте, Юрочка, и утешьтесь: мы поедем с вами вместе.

- Куда? - Я еще не остыл от обиды. - В Малаховку?

- Нет, в Париж.

Я так и не понял эту чертовку, пока она не показала мне решение о нашей
командировке на парижский конгресс. А сейчас я ждал эту чертовку, как
ангела, топтался у окна и грыз спички от нетерпения. И конечно, пропустил,
когда отошел к столу за сигаретами. Она позвонила, когда я уже раздумывал
о будущем разрыве дипломатических отношений.

- Господи! - воскликнул я. - Наконец-то!

Она бросила плащ мне на руки и протанцевала в комнату.

- Ты стал верующим?

- С этой минуты. Поверил в ангела, приносящего милость неба. Не томи -
когда?

- Послезавтра. Зернов возвращается завтра, а наутро уже вылетаем.
Билеты заказаны. Кстати, почему мы на "ты"?

- Инстинктивно. Но не это тебя волнует.

Она задумалась.

- Верно, не это. "Они" уже в Арктике, понимаешь? Вчера у нас в комитете
был Щетинников, капитан только что вернувшегося в Архангельск ледокола
"Добрыня". Он говорит, что все Карское море и океан к северу от Земли
Франца-Иосифа уже свободны от льдов. А из Пулкова сообщили, что над
Северным полюсом по нескольку раз в день выходят на орбиту ледяные
спутники.

- А комитет съемку отменил, - пожалел я. - Сейчас снимать бы и снимать.

- Уже снимают любители. Скоро пленку пачками будем получать. Не это
важно.

- А что важно?

- Контакт.

Я свистнул.

- Не свисти. Попытки контакта уже предприняты, хотя, кажется, без
успеха. Но английские и голландские ученые предлагают свою программу
контактов - все материалы у Осовца. Кроме того, на конгрессе придется
иметь дело с группой Томпсона. Американская делегация фактически
раскололась, большинство Томпсона не поддерживает, но кое-кто с ним
блокируется. Не очень прочно, но в Париже они бой дать могут. А ты
спрашиваешь, что важно. Погоди. - Она со смехом вырвала у меня свой плащ и
вытащила из кармана объемистый пакет, оклеенный иностранными марками. - О
самом важном забыла: тебе письмо из Америки. Приобретаешь мировую
известность.

- От Мартина, - сказал я, взглянув на адрес.

Он был написан, мягко говоря, своеобразно:

"Юри Анохину. Первому наблюдателю феномена розовых "облаков". Комитет
борьбы с пришельцами из космоса. Москва. СССР".

- "Комитет борьбы"... - засмеялась Ирина. - Вот тебе и программа
контакта. Томпсоновец.

- Сейчас прочтем.

Мартин писал, что из антарктической экспедиции он вернулся в свою
авиачасть близ Сэнд-Сити, где-то на юго-западе США. Тут же по предложению
Томпсона его откомандировали в распоряжение уже сколоченного адмиралом
добровольного общества борьбы с космическими пришельцами. Назначению
Мартин не удивился: Томпсон сказал ему об этом еще в самолете по дороге в
Америку. Не удивился он и должности. Узнав о том, что еще в колледже
Мартин печатался в студенческих журналах, адмирал назначил его
пресс-агентом. "По-моему, старик мне явно не верит, считает меня
двойником, чем-то вроде вражеского солдата из пятой колонны, и потому
хочет держать при себе, приглядываться и проверять. Из-за этого я не
рассказал ему, что произошло со мной по дороге с нашей авиабазы в
Сэнд-Сити. А рассказать кому-нибудь надо, и, кроме тебя, некому. Только ты
один разберешься в этой дьявольщине. Мы с ней знакомы по Южному полюсу,
только здесь она иначе загримирована".

Письмо было написано на пишущей машинке - больше десятка плотно
исписанных листиков. "...Мой первый очерк не для печати, а для тебя, -
писал Мартин. - Скажешь по совести, гожусь ли я в газетчики". Я перелистал
несколько страничек и ахнул.

- Читай, - сказал я Ирине, передавая прочитанные листки, - кажется, все
мы влипли.

13. ВЕСТЕРН В НОВОМ СТИЛЕ

Мартин писал:

"Солнце еще только подымалось над горизонтом, когда я уже выехал за
ворота авиабазы. Надо было спешить: сутки отпуска - срок небольшой, а до
Сэнд-Сити меньше чем за час не доберешься. Я весело махнул рукой
невыспавшемуся часовому, и мой древний двухместный "корвет" привычно
рванул вперед по размягченному зноем асфальту. В багажнике что-то
погромыхивало с противным скрежетом, цилиндры постукивали, напоминая о
своей дряхлости. "Сменить бы машинку, - подумал я, - давно пора: восьмой
год со мной кочует. Да жаль расстаться - привык. И Марии нравится".

К Марии, собственно, я и ехал в Сэнд-Сити - провести свой последний
свободный день перед отъездом в Нью-Йорк к адмиралу. Познакомили меня с
Марией ребята с авиабазы в первый же вечер после моего возвращения из
Мак-Мерде. Новенькая в этом баре, она нельзя сказать, чтобы выделялась -
девчонка как девчонка, в крахмальном халатике, с прической под Элизабет
Тейлор: все они из бара под кинозвезд работают, - но почему-то привязался
к ней сразу, все свободные вечера к ней в город гонял и даже матери
написал, что есть, мол, одна хорошая девушка, ну и все такое прочее - сам
понимаешь.

В эту поездку я уже окончательно все решил и даже разговор с ней
обдумывал; задерживаться, понятно, не хотел. Но пришлось все-таки
остановиться. Какой-то парень замельтешил на дороге, я ему просигналил, а
он, вместо того чтобы просто сойти с обочины, заметался, запсиховал и
грохнулся под машину. Понятно, я затормозил, высунулся, кричу:

- Эй, друг, машины не видел?

Он посмотрел на меня, потом на небо и медленно поднялся, отряхивая от
пыли свои старые джинсы.

- Тут не машины, а кой-что похуже людей пугает. - Он шагнул ко мне и
спросил: - В город?

Я кивнул, он сел, все еще дикий какой-то, чем-то напуганный, с мелкими
каплями пота на лбу, с темными мокрыми кругами на рубахе под мышками.

- С утра кросс затеял? - спросил я.

- Хуже, - повторил он и полез в карман. Оттуда на сиденье машины вместе
с платком выскользнул вороненый "барки-джонс" образца пятьдесят второго
года.

Я удивленно присвистнул:

- Гонка преследования?

В глубине души я уже жалел, что связался с ним: не люблю таких встреч
на дороге.

- Дурак, - беззлобно ответил он на выдавший меня взгляд. - Это не мой,
а хозяйский. Я тут за стадом присматриваю. На ранчо Виниччио.

- Ковбой?

- Какой там ковбой... - поморщился он, вытирая вспотевший лоб. - Я и на
лошади-то сидеть как следует не умею. Просто деньги нужны. Осенью учиться
пойду.

Я внутренне усмехнулся: кровожадный гангстер, спасающийся от шерифа,
превратился в обыкновенного студента, прирабатывающего на вакациях.

- Митчелл Кейси, - представился он.

Я тоже назвал себя, рассчитывая не без тщеславия, что имя мое, воспетое
газетами со времени встречи с драконами на Мак-Мердо, докатилось и до
него, но ошибся. Он не слыхал ни обо мне, ни о розовых "облаках" - два
месяца ни радио не слушал, ни газет не читал: "Может, уже война началась
или марсиане высадились - один черт, ничего не знаю".

- Войны пока нет, - сказал я, - а марсиане, пожалуй, высадились.

И рассказал ему коротко о розовых "облаках". Но я не ожидал, что мой
рассказ вызовет у него такую реакцию. Он рванулся к дверце, словно хотел
выскочить на ходу, потом разинул рот и дрожащими губами спросил:

- С неба?

Я кивнул.

- Длинные розовые огурцы. Как самолеты пикируют. Да?

Я удивился: говорит, газет не читал, а знает.

- Только что видел, - сказал он и снова вытер выступивший на лбу,
должно быть, холодный пот: встреча с нашими знакомцами из Антарктики его
совсем доконала.