трусов, тащит вниз, будто гиря...
гих квартирах дома-бастиона? Какие велись разговоры, какие
истины открывались, какие спектакли разыгрывались по разные
стороны стены, какие копья ломались о пресловутое кирпичное
диво?.. Можно догадаться, можно себе представить... Можно
даже вспомнить слова молодого парня в белой куртке, когда он
сообщил Павлику Топорину, что обязательными станут "кое-ка-
кие звуки": плач и стон, крики о помощи и проклятия... Ох,
нагадал, наворожил, напророчил! Ох, получил он все это сей-
час, жестокосердный...
отсыпались, и общий радостный сон их был, возможно, цветным,
широкоэкранным и стереоскопическим, произведение искусства,
а не сон. И солнце гуляло по их квартире, как хотело, по-хо-
зяйски заглядывало во все углы, во все щелочки, вычищенные,
выдраенные аккуратной хозяйкой.
другие квартиры, где ни стены, ни тумана, где лад и согла-
сие, где не жилплощадь общая, а жизнь, как, собственно, и
должно быть на общей жилплощади? Хочется верить, что были...
Да, конечно же, были, к черту сомнения! Ирка, например, если
б она проснулась, если б ее спросили, сразу назвала бы не
только номера этих квартир, но и перечислила бы всех, кто в
них прописан, ибо не раз приводила в пример упрямому Сеньке
тех, кто жить умеет, любить умеет, верить умеет, понимать
друг друга и друг другу помогать.
тенных владениях, и Павлик без труда спроворил несколько бу-
тербродов с сыром, нашарил в холодильнике две бутылки пеп-
си-колы, погрузил все это на сервировочный столик и покатил
его к стене, используя легкую колесную мебелишку в качестве
ледокола. Или, точнее, туманокола... Столик ткнулся в стену,
бутылки звякнули, дрогнули, но устояли.
между прочим спросил Топорин.
поразмыслить над ситуацией. Данный вопрос, справедливо счел
Павлик,- несомненный плод этих размышлений. И не только
плод, но и симптом. Симптом того, что упрямый дед, Фома не-
верующий, готов, как пишут в газетах, к новому раунду пере-
говоров.
стул, поставил на нее, на ее верхнюю грань, тарелку с бу-
тербродами и бутылку ггепси. - Дед, возьми пищу, не дури...
- Спрыгнул на пол, сел на стул, подкатил к себе столик. Сно-
ва повторил: - Что сломает?.. Вот ты вчера говорил, будто
наше поколение инфантильное и забалованное, будто мы не нау-
чились строить, а уже рвемся ломать. А спроси меня, дед: что
мы рвемся ломать?
Слышно было, что он опять идет к стене переговоров, толкая
впереди спасительный стул.
вчера...
идеальный объект.
тылкой по стене. - Долбанись лбом - поверишь.
прав и стена непонимания, о которой ты так красиво витийс-
твовал, обрела... гм... плоть. Вот же бред, в самом деле! -
Топорин в сердцах вмазал кулаком по кирпичам, охнул от бо-
ли.- Черт, больно!.. Ну и как же мы ее будем ломать? Помнит-
ся, ты жаждал лома, отбойного молотка, чугунной бабы... Бе-
ги, доставай, бей!
я бы с тобой не разговаривал. Но вот ведь хитрость какая: не
разрушив идеальную, как ты выражаешься, стену, не сломать и
материальной. Этой.
докажу тебе...
вятся. Сизифов труд, дед.
тался пошутить: - В конце концов, кто из нас профессор?.. -
Сказал с сомнением: - Но ведь так невозможно - со стеной?..
что ты и впрямь начинаешь кое-что понимать.
рады тоже встал. Так они стояли и молчали, прижав к стене с
двух сторон ладони, смотрели на нее сквозь плотный туман, и
одно у них сейчас было желание - нестерпимое, жаркое, больно
щемящее сердце. Увидеть друг друга - всего-то они и хотели.
ке на набережной Москвы-реки и смотрели, как по серой плос-
кой воде маленький буксирный катерок с громким названием
"Надежда" тянет за собой стройную и длинную баржу.
гробить?. .- Помолчал, провожая взглядом "Надежду", уходящую
под стальные пролеты виадука окружной железной дороги. Роб-
ко, собственного интереса страшась, спросил: - Слушай, паре-
нек, как же они теперь жить станут?
рень, не подозревая, что почти буквально повторил слова Пав-
лика Топорина, сказанные им деду в ответ на такой же вопрос.
знал, все ведал - многоликий юный искуситель людских душ,
хороший современный парнишка по имени Андрей, Иван, Петр,
Сергей, Александр, Николай, Владимир... Или Павел, например.
жили, ни шатко ни валко. В сплошном тумане.
Чтобы поняли...
славно!.. Жаль, сына моего нет...
ния на набережную вышел его сын - широкоплечий, дочерна за-
горелый, в шортах, в рубахе-сафари, в пробковом тропическом
шлеме, будто не в Москве он обретался, а в знойной Африке,
будто не на столичный асфальт ступил, а на выжженную солнцем
землю саванны.
сом.
сказал парень.
к обрыву, перепрыгнул через поросшую редкой травой узкоко-
лейку, ведущую к старой карандашной фабрике, начал спускать-
ся к реке по склону, скользя, хватаясь за толстые лопушиные
стебли. А следом за ним на набережную выкатилась шумная,