хозяина первенство принадлежит тебе. Начинай.
торжественной и напряженной, Эрнан важно подступил к Филиппу, вынул из
ножен шпагу и церемонно отсалютовал ему. Филипп знал, что сейчас будут
произнесены слова, которые круто изменят всю его дальнейшую жизнь, слова
роковые и столь желанные им.
всемогущего и всевидящего и в присутствии благородных вельмож и
достопочтенных сенаторов, признаю вас, государь Филипп, единственным и
законным наследником герцогства Аквитания, княжества Беарн и Балеарских
островов и графств Испанской Марки, в силу чего приношу вам присягу, как
будущему своему сюзерену.
его руки свои.
графства Капсир со всем принадлежащим ему, что было пожаловано вами и
вашими предками мне и моим предкам, и в соответствии с тем долгом, который
я и мои предки имеют перед вами и вашими предками, и обязательствами,
взятыми на себя мною и моими предками перед вами и вашими предками в
отношении вышеупомянутого графства Капсир со всем принадлежащим ему...
видоизмененные с учетом неординарности ситуации, Филипп внутренне
переживал бурю разноречивых чувств. Формально эта присяга не имела никакой
юридической силы и была ничем иным, как данью традиции, пережитком
прошлого. К середине XV века в Галлии оставалось только две ступени
феодальной иерархии: все галльские князья были вассалами короля, а все
землевладельцы в галльских княжествах непременно были вассалами своего
князя, и отношения подданства определялись не взаимными договорами в форме
вассальной присяги, а законом, обязательным для всех. Однако в данном
случае затеянное группой заговорщиков во главе с Гастоном и Эрнаном
представление имело более чем просто символическое значение. Молодые
вельможи во всеуслышание заявляли о том, что вопреки традиционным правам
наследования и вопреки воле своего сюзерена, признают его наследником
только его младшего сына и никого другого, и предлагали Филиппу, также во
всеуслышание, согласится с их требованиями. Иными словами, его принуждали
публично предъявить свои претензии на родовой майорат. Это был самый
настоящий бунт, акт вопиющего неповиновения законной власти.
Шатофьер, - пусть покарает меня Бог и ваше правосудие, государь!
Аквитанского, принца Беарнского и верховного сюзерена Мальорки и Минорки,
маркграфа Испанского, князя-протектора Гаскони и Каталонии, принимаем вашу
присягу, дабы вступила она в силу в час, назначенный Богом. И в час сей вы
становитесь вассалом нашим от графства Капсир со всем принадлежащим ему,
что было пожаловано вам и вашим предкам нами и нашими предками, и в
соответствии с долгом вашим как вассала нашего и обязательствами, взятыми
вами и вашими предками перед нами и нашими предками в отношении
упомянутого графства Капсир со всем принадлежащим ему.
сударь, подтверждая сим все заверения и права, данные вам и вашим предкам
нашими предками.
распятие, поднесенное ему капелланом замка. Филиппу же целовать распятие
не полагалось, так как считалось, что от государя достаточно данного им
слова.
накануне жребием, принесли присягу около полусотни молодых гасконских и
каталонских вельмож. Филипп выслушивал их и отвечал почти автоматически, а
сам думал о том, что кроме согласия отца (которого он никогда не
дождется), существует единственный способ узаконить происходящее -
резолюции Сенатов Аквитании, Беарна и Каталонии, лишающие Гийома и Робера
права наследования и требующие от герцога признания его младшего сына
наследником всего майората. В таком случае спорный вопрос будет вынесен на
рассмотрение высших инстанций: король и Сенат Галлии должны будут решить,
удовлетворить ли ходатайство Сенатов Аквитании и Каталонии, или же
признать правоту герцога, а судьба Беарна и Балеар, внесеньоральных
владений, окажется в руках папы и императора Римского как номинальных
суверенов, патронов княжества.
Филипп ничуть не сомневался. На это указывало хотя бы присутствие на
церемонии выборных сенаторов, которые, несомненно, согласовали свои
действия со старейшинами нижних палат. Ну, а с членами верхних палат не
предвиделось вообще никаких проблем, поскольку высшая знать и духовенство
в массе своей относились к Гийому и Роберу резко отрицательно. К тому же
среди молодых вельмож, приносивших ему присягу, часть уже была сенаторами,
а остальные должны были унаследовать места в верхних палатах от своих
отцов и, разумеется, действовали сейчас если не при их полной поддержке,
то наверняка с их молчаливого одобрения.
Робер III, возможно, и рад был бы помочь племяннику, но уж очень шатким
было его положение на престоле (даже при всем том, что сейчас он
контролировал Прованс, опекая шестилетнего графа Людовика), и
представлялось весьма сомнительным, чтобы он пошел на открытую
конфронтацию с герцогом Аквитанским. Галльский же Сенат, как обычно,
погрязал во внутренних склоках, раздираемый региональными противоречиями,
и заведомо был неспособен принять сколько-нибудь серьезное решение: если
гасконцы настаивали на чем-то, большинство провансцев по старой вражде
придерживались противоположной точки зрения, а представители Лангедока и
Савойи, чтобы не подливать масла в огонь, занимали позицию строгого
нейтралитета.
избегали вмешиваться в отношения галльских князей, а папа Павел VII,
сильно обеспокоенный растущим могуществом рыцарского ордена Сердца
Иисусова, вряд ли захочет портить отношения с герцогом Аквитанским - одним
из самых верных своих сторонников.
воздухе. Филипп со всей отчетливостью увидел свое будущее: он вынужден
будет многие годы провести на чужбине, ожидая смерти отца - человека,
которого он хоть и не любил, но глубоко уважал и от всей души желал ему
долгой жизни.
случае Филипп станет наследником Гаскони и Каталонии в полном соответствии
с существующими нормами. Гийома он в расчет не брал - вместе с Эрнаном они
вынесли ему смертный приговор, и никаких сожалений или угрызений совести
по этому поводу Филипп не испытывал, - однако смерть Робера казалась ему
излишней, хотя Эрнан, похоже, считал иначе. Будучи негодяем, Робер все же
оставался для Филиппа родным по крови. Глупец, подлец, развращенный и
извращенный, он, тем не менее, был его сводным братом, и Филиппу хотелось
надеяться, что, освободившись от дурного влияния Гийома, Робер со временем
исправится. Филипп был крайне сентиментальным юношей, а в последствии стал
в меру сентиментальным мужчиной...
облегчением вздохнул. Он уже порядком устал от этой изнурительной
церемонии, первоначальная эйфория уступила место мрачным раздумьям о
предстоящем изгнании, и только мысль о Луизе согревала его. Он страстно
желал, чтобы скорее настала ночь, ему не терпелось вновь оказаться в ее
объятиях и забыться. Филипп надеялся, что теперь, зная о его намерениях,
Эрнан не станет возражать против его ночи с Луизой до свадьбы.
регалиями верховного судьи Беарна, которым он был избран полтора года
назад. Он обратился к присутствующим со следующими словами:
рассмотрению Беарнского Сената поднятый здесь вопрос о праве наследования
и объявляю, что в течение недели извещу всех достопочтенных сенаторов
Беарна и Балеарских островов о месте и времени проведения слушаний. Также
я обращусь к достопочтенным господам верховным судьям Аквитании и
Каталонии с предложением в ближайшее время провести подобные слушания в
Аквитанском и Каталонском Сенатах, дабы согласованный вердикт был вынесен
всеми тремя Сенатами к осени сего года и предложен к вниманию государя
нашего Филиппа, князя-протектора Гаскони и Каталонии, властителя Беарна и
Балеар! Dixi[14].
жить тебе больше в Тарасконе.
уж точно не признает, то я должен буду покинуть его владения.
дня твой отец никаких прав на него не имеет. Теперь ты совершеннолетний, а
Андорра принадлежит к королевскому домену.
вернее, со всех сторон она окружена землями отца, и в этом анклаве я буду
Лондон Джек
Пехов Алексей
Самойлова Елена
Шилова Юлия
Свержин Владимир
Пехов Алексей