сидела у него на самой макушке; запястья высовывались из рукавов, как у
Буратино, сантиметров на десять. "Ладно, замочить его всегда успеем. --
принял решение Рябов, -- Давай нидерландиста в воронок!" "Пшел!" -- сказал
татуированный, пряча пистолет в карман. "Эй, Калач! -- окликнул Рябов, --
Приглядишь за ним. Ежели что, дай раза ... смотри только, чтоб не
насмерть." "Не боись, Гришаня, все в аккурат сделаем." -- отвечал
дефективный, захлопывая заднюю дверцу микроавтобуса и усаживаясь напротив
Эрика. Сквозь перегородку, отделявшую салон от кабины, было слышно, как
хлопают передние дверцы. "Что, шеф, такси свободен?" -- пошутил Ворон.
Рябов не отвечал. С рычанием заработал мотор, микроавтобус медленно
тронулся с места. "Адрес-то знаешь? -- резвился татуированный, --
Комсомольский проспект, дом 25, квартира 41. -- он радостно заржал. --
Гони, шеф, с ветерком -- двойной счетчик плачу!"
разговор, -- Ежели б учителей и пионервожатых слушал, то, поди, всю жизнь
на заводе бы пахал. Взять хоть корешей с моего бывшего двора: все с утра до
вечера, как папы Карлы, въебывают, а ни один более четырех сотен не
зашибает! К примеру, Леха Мандюков: слесарь шестого разряда, золотые руки,
из унитаза в пять минут ЭВМ сварганит -- а на подержанную реношку цельных
десять лет копил! Оно, конечно, с евонной бабой хуй чего накопишь -- будь
ты хоть вором в законе или академиком! Говорил я Лехе перед свадьбой: 'Не
женись, мудила, на итальяшке -- итальяшка тебя сначала оберет, а потом еще
и рога наставит.' И точно: года со свадьбы не прошло, как он ее с двумя
грузинами застукал!... Апосля того случая, запил Мандюков горькую ... день
пьет, два пьет -- посинел с лица, а все пьет -- пьет, да приговаривает:
'Ужо я курву Лаурку на порог не пущу! Нехай в свое лимитное общежитие
уебывает!' И что бы ты думал -- через месяц она в евонную фатеру обратно
поселилась! Эх, мужики, мужики!... разве ж можно бабам такое спущать?!"
боевой, врать не стану -- пошли мы, к примеру, растяпинским рожу чистить,
так он ихнему атаману так ломом по котлу наварил, что сам главврач тот
котел апосля ремонтировал. А с другой стороны, чем кончил?... Подрался
Козел по пьяни с дружинниками и сел -- так через год другим человеком из
тюрьмы вышел. Тихий, кроткий -- что твой студент ... не поверишь, на
участковой врачихе женился! Сейчас трое детей у мудака и зарплата в сто
пятьдесят талонов! Помню, освободился я в третий раз, зашел к нему,
посидели ... тут он, апосля второй бутылки, и открылся: по ночам, грит,
снится, как растяпинского Гарьку ломом охуяриваю! Рассказывает, а сам
плачет ... Эх, паря, ну разве ж можно так идеалами молодости пренебрегать!"
спереду, хоть сзаду! А как в очко играла -- не углядишь, как без штанов
останешься! Ну, долго ли, коротко, а решил я по всем правилам предложение
ей сделать: купил роз на двадцать три талона, пришел и говорю: так, мол, и
так, родная, -- жить без тебя не могу! Помолчала Лилианка, меня выслухамши,
глазки опустила и отвечает: 'И мне без тебя, Калач, свет не мил!' -- аж в
коленках моих от тех слов прослабило ... А она губки облизнула и говорит с
придыханием: 'Спускай теперь штаны, родной, и зажмурься -- я тебе
эротический сюрпризд сделаю!' Уронил я штаны, зажмурился -- от любви весь
дух из груди ушел ... а Лилианка те самые розы, что я принес, мне в задний
проход и воткнула! Да как воткнула, родная, -- на пол стебеля!... я потом,
чтобы колючки достать, по локоть в жопу залезал! 'Извини, -- говорит, --
Калач! Не могла я тебя не разыграть ... характер у меня такой игривый!' Эх,
люли-разлюли ... бывали ж раньше девки! Где-то она теперь, Лилианочка ..."
мужика варила! Пошли мы раз на Брежневскую Заставу тамошних кентов пиздить,
забрели на какой-то пустырь, глянь -- экскаватор бесхозный стоит. Залезли в
кабину, а завести мотор не могем -- ключей-то нет. Тут Васек достает
перочинный нож, откручивает винты на передней панели ... тянет изнутре
провода какие-то ... хр-р-р ... химичит с ними, понимаешь ... пф-ф-ф ... и
экскаватор тот ... хр-р-р ... пф-ф-ф ... хр-р-р ... пф-ф-ф ..."
-- и он захрапел.
передвигаясь как можно тише, встал и обследовал заднюю дверь -- оказалсь
незаперта. (Микроавтобус равномерно трясся, голова дефективного моталась
туда-сюда. За перегородкой, отделявшей кабину водителя от пассажирского
салона, было тихо.) Убедившись, что правая створка надежно закреплена
щеколдой, Эрик осторожно отворил левую: в глаза ему полетела снежная пыль,
в уши ворвался свист ветра. Неугомонная лента дороги стремительно выбегала
из-под днища микроавтобуса, лес на обочине мелькал, сливаясь в
черно-зеленую полосу. Прыгать было страшно, не прыгать -- еще страшнее ...
выбора, по сути, не было. Эрик снял очки и спрятал их во внутренний карман
ватника, завязал под подбородком тесемки шапки-ушанки. Уцепившись левой
рукой за верх дверцы, а правой -- за дверную ручку, он изо всех сил
оттолкнулся ногами. Дверца отмахнула в сторону и швырнула его, словно
катапульта, в сугроб на обочине дороги. Плюх-х!! Земля ... небо ... небо
... земля ... Эрик растопырил руки в тщетных попытках остановиться ... небо
... земля ... земля ... небо ... Он прокатился еще метров пять, вздымая
тучи снежной пыли, и врезался в огромный сугроб, наметенный у основания
телеграфного столба. Трах-х!! Несколько секунд он пролежал без движения --
слушал, как затихает звон в ушах; потом выбрался из сугроба и стал
вытряхивать из-за шиворота снег. Достал и надел очки: микроавтобуса видно
не было. Метрах в ста впереди какая-то дорога отворачивала от шоссе вправо
и углублялась в лес. Эрик потопал ногами и помахал руками -- ушибов не
обнаружилось. Он потянул носом воздух и сунул респиратор в карман.
пару минут шоссе скрылось из вида. Проселок, погруженный в полную тишину и
абсолютное безветрие, обступали высоченные сосны. Птицы то ли молчали, то
ли не имелись в наличии. Поеживаясь в тонком ватнике, Эрик быстро шагал и
обдумывал на ходу план действий -- перспектив видно не было. В тюремной
одежде его арестует первый встречный милиционер. Гражданскую одежду взять
неоткуда. Документов и талонов нет. Где он сейчас находится -- неизвестно.
После ареста его, скорее всего, обвинят в убийстве следователя и
охранников.
указатель гласил: "Голявкино -- 8 км". Подумав, Эрик пошел прямо.
км" -- гласил указатель. Эрик продолжал идти прямо.
него деревьев видно ничего не было. Он шагнул в сторону от дороги, по
целине -- и сразу же провалился в снег по пояс ... выкарабкался обратно,
отряхнулся и пошел вперед -- а что ему оставалось делать? Наконец, машина
показалась из-за поворота: это был облезлый зеленый грузовичок. Проскочив
Эрика метров на двадцать, грузовичок остановился, дверца кабины
распахнулась, и на подножку выскочил водитель -- рыжий вихрастый мужичонка
в разодранном зипуне без шапки. "Эй, артист! -- завопил мужичонка, --
Садися, подвезу ..." Эрик нехотя повернулся и помахал рукой. "Быстрей, чего
вошкаесси?!" -- лохматость волос и веселость голоса делали шофера похожим
на беззаботную дворнягу. Эрик обошел грузовик и залез в кабину на
пассажирское место. "Закуривай ... ежели хотишь, папироской могу угостить."
-- радостно предложил мужичонка, дергая рычаги и подпрыгивая на сидении от
избытка сил. Эрик помотал головой: "Спасибо, не курю." Грузовик тронулся и
стал неуклюже разворачиваться на узкой дороге. Перед ветровым стеклом
мотался брелок: портативная аудио-скрижаль с изречениями Романова-младшего.
"Не ссы, артист! -- мужичонка повернулся к Эрику и подмигнул, -- Через
десять минут в клубе будешь!" "Большое спасибо." -- сдержанно поблагодарил
Эрик. "А ты чавой на своих двоих-то топаись? -- не унимался шофер, -- Нешто
председатель вашенский машиной не мог подсобить?" "Э-э ... -- не сразу
нашелся Эрик, -- В разгоне машины все ... а остальные в ремонте."
приемник, -- а тут завклубом в дверь стучить: так мол и так, артиста нужно
привезть! Опасение, значить, у него имелося, что ты, как в прошлый раз, в
горбылинскую чайную завернешь ..." В кабину ворвался яростный бас народного
певца Маслина Мегамоева. "Тирлим бом-бом, тирлим бом-бом! -- подпел шофер и
подмигнул Эрику, -- Здорово ты загримировалси: вылитый беглый
нидерландизд!" "А, может, я и есть беглый нидерландист?" "Ну ты, паря,
даешь! -- зашелся мужичонка, толкая Эрика локтем в бок, -- Какой же ты
нидерландизд, когда тебя из Голявкино пригласили!"
пел Мегамоев). "Хороший у вас в Голявкине клуб! -- похвалил мужичонка, --
Этот ... как его ... актерский состав, в общем, заебись! -- он выставил
Эрику под нос кулак с оттопыренным большим пальцем, -- Да ведь и у нас,
поди, нехуевый -- лучше Говядина, грят, во всем районе никто ментов не
играить!" Эрик молчал. "И нового врежистера из Москвы прислали. --
Мужичонка выудил из кармана зипуна мятую папиросу и щелкнул зажигалкой, --
Молодой, а строгий ... старые порядки враз поменял. Сам видишь: таперича на
репетикцию, будто на самое представление, в гриме приходить нужно! А еще
Говядин сказывал ..." ("Вычислить путь звезды и развести сады ..." -- пел
Мегамоев.) "Да ты его, поди, знаешь! -- перебил сам себя мужичонка, -- Он
же в вашем голявкинском спехтахле осенью участвовал!" "Кто участвовал? --
осторожно спросил Эрик, -- Режиссер?"; "Да нет, Санька Говядин ... ты чего,