Блаженно потягиваясь и разминая затекшие члены, он изысканно меня
поблагодарил, а на мою просьбу рассказать, в чем же все-таки суть,
ответил, что это, мол, не его тайна, чем страшно меня разозлил.
"Единственное, что я могу сказать - все закончилось как нельзя лучше.
Порок, так сказать, наказан, - закончил он, явно ерничая, - а добродетель
восторжествовала. Хотите кофе?"
удовольствие; так что мы - квиты. Его? Джино. Хорошо, передам. А чердак?
Про чердак вы забыли? Вот если бы вы в последний момент не открыли
дверь... Откуда знаю? Ну, это уже мои маленькие хитрости. Нет,
неприятностей не будет. Про ключ гардеробщица забудет. Наташа? Тоже
забудет. Ну, сударыня, вы меня недооцениваете. Спите спокойно. Да не за
что, не за что; я же сказал, мне было приятно и самому... И ему привет?
Обязательно, обязательно... Хорошо... До встречи.
действительно мила. Даже очень мила. - Он как-то нехорошо усмехнулся и
закончил: - Боюсь, даже СЛИШКОМ мила.
чем-то тоненьким. Это, конечно, мог быть только Виктор, но ведь я спала и
не могла этого понимать. Я одновременно чихнула и проснулась, а он
засмеялся и говорит: "Вставай, соня. Кофе стынет". Но сам же не дал мне
встать, а залез под одеяло и сказал только "Какая ты теплая..." Он вообще
всегда набрасывается на меня как зверь, когда видит, как я просыпаюсь. Но
это бывает так редко. Ведь для этого нужно быть вместе всю ночь.
спать с ним у себя дома, в моей постели было очень странно. Вчера он
вообще казался здесь ОГРОМНЫМ И НЕУМЕСТНЫМ. А сегодня уже ничего,
привыкла.
Красноярск, а я впервые со дня нашего знакомства осталась в квартире одна.
И мы с ним по этому случаю устроили небольшую оргию - с бутылкой коньяка и
купленными на остановке шашлыками.
вместе, не просто в постели, не просто пили и любили друг друга, а еще и
НИКУДА НЕ СПЕШИЛИ.
Борхеса, а если я во что-то не въезжаю, устраивает
"литературно-аналитические" беседы, и я прямо чувствую, как за несколько
месяцев знакомства с ним изменился не только мой лексикон, но даже,
по-моему, мой стиль мышления.)
могу полностью расслабиться, потому что так и слышу - "Вик, мне сейчас
нужно бежать..." - извиняющимся голосом. Хоть я и понимаю, что он
по-другому не может, что он не виноват, но у меня все равно сразу портится
настроение, как будто я смотрела фильм, а на самом интересном месте телек
сломался. Как-то я попросила: "Ты уж лучше сразу говори мне, во сколько
уйдешь, чтобы я была готова", но когда при встрече он с постной рожей стал
начинать разговор фразой типа: "Салют. Я - до четырех пятнадцати...",
настроение у меня стало портиться не в конце, как раньше, а с самого
начала.
знает что, откуда только у него фантазия; а я не могла полностью уйти в
это, все вертелась мысль, спешит он сейчас или нет... А потом, когда мы
уже отдыхали, он мне вдруг и заявляет: "Между прочим, Вика, в данный
момент я нахожусь в трехдневной командировке, и в запасе у нас с тобой еще
два дня". Я опять не знала - радоваться мне или плакать... Но потом
тряхнула головой и улыбнулась ему так, как, я знаю, ему нравится. Потому
что я все-таки неисправимая оптимистка и во всем всегда нахожу плюсы,
которые уничтожают минусы. Вот так.
заметил. Он вообще, по-моему, ничего не замечает. Или предпочитает не
замечать. Ну и правильно: все равно ведь ничего он тут изменить не может
(или не хочет?), а раз так, то лучше и не говорить, и не думать. Мы ведь и
без того вместе проводим в день часа по два-три, не больше, так не хватало
еще и это время заполнять тоскливыми разговорами на тему полной
беспросветности и бесперспективности. (Вообще-то это не моя, а его мысль,
но тут я с ним согласна.)
навсегда. Но разве это возможно?
по мне скользнула и мимо прошла, не поздоровавшись. Я ее окликнула, она
остановилась, смотрит на меня недоуменно. Потом узнала все-таки, "А, -
говорит, - вспомнила тебя: ты на суде была. Ну? Что нужно?" То есть, она
начисто забыла и наш разговор, и то как меня в фотолабораторию привела...
А ведь Годи так и пообещал, только я сомневалась немного. И я, чтобы
проверить, спросила: "Извини, Наташа, Мережко уволился из вашей школы или
работает?" А она голову вскинула и так злорадно, что мне даже страшно
стало, отвечает: "Убили его". "Как? - спрашиваю. - Кто?" "А я-то откуда
знаю. Убили и все. Нашлись добрые люди". - Сказала и дальше пошла.
Годи - мастер. "Не дай господь нам быть его врагом..." (это - строчка
Гребенщикова, к которому Виктор неравнодушен).
и, судя по звукам, уронил там все, что только может упасть. А я вот
вытащила из-под подушки дневник и строчу, пока он хозяйничает. Потом
появится: голый, в руках - по чашечке, рот до ушей. Дурак дураком. Но я
очень его люблю.
последнее время я стараюсь избегать этих его лекций. Раньше мне были
интересны его россказни об иных мирах, но потом я задумался: столь ли
важна для меня эта информация? Если учесть то, что я никогда не смогу
проверить ее истинность, то, что никто и никогда не сможет ею
воспользоваться в каких либо определенных целях и то, что миров,
по-видимому, бесконечное множество, а значит, возможно существование
любого, какой только можно вообразить, то слушать все истории - дело
бессмысленное и даже неинтересное. Эдакий "информационный онанизм".
неожиданного упоминания о девушке-недавней нашей гостье.
выставив на столик бутылку отличного болгарского вина "Тамянка", заявил:
мелькает в наших разговорах, я даже вздрогнул.
похвастаться, если ты чего-то действительно достиг. Хотя это и громко
сказано. Пока что это - не достижение, а попавшая в морскую раковину
песчинка, которой только предстоит превратиться в драгоценный перл. Дас-с.
Но не стоит и преуменьшать значение происшедшего. Это лишь прививка, но
знавал я и целую цивилизацию, поставившую себе целью именно посредством
прививки спасать все прочие миры.
воодушевлением изложил следующее.
вселенной крайне миролюбиво. Настолько, что даже и представить себе не
может, что коварством, жестокостью, беспричинной всепоглощающей злобой
могут отличаться не только дикари, но и обладатели совершенных наук и
технологий. Идея того, что по-настоящему умный человек не может быть
недобрым столь глубоко внедрена в психологию целых рас, что "интеллигенты
планетарного масштаба" становятся напрочь беспомощными перед хамством и
даже прямой агрессией. Высокоразвитые милитаристские цивилизации редки,
но, благодаря непротивлению окружающих, они способны тиранить и даже
уничтожать миры намного большие и сильные, чем сами.
космосе народ, называющий себя "дрод-допперами" (сеятелями осторожности)
перелетает от звезды к звезде, от одной планеты к другой и, ознакомившись
с возможностями ее обитателей, наносит сокрушительный, но не смертельный