Чтение 16–й страницы книги ~Ведьмин век~

ке. Ивга закричала; те, что бежали впереди, закричали тоже. Полностью
теряя рассудок, сделавшись животным, бегущим по кромке между жизнью и
смертью, Ивга последним усилием бросила тело в узкую щель стены. Там
спасение, там человеческие дома, там...

В последний момент ее схватили за ногу. Бледные женщины закричали
снова - в два голоса, тоскливо и жутко.

Их было много. Они были везде - кольцом, кольцом, черные одеяния,
теряющиеся на фоне ночи, и нелепые безрукавки, посверкивающие искусс-
твенным мехом в режущем свете фонарей. Вот они стали кругом, вот поло-
жили руки один другому на плечи, вот шагнули вперед...

Крик.

Круг танцующих сомкнулся. Как хищный цветок, изловивший муху и
удовлетворенно поводящий тычинками; как бродячий желудок, готовый пе-
реварить все живое, по неосторожности попавшее в круг. Инструмент чу-
довищной казни - танец чугайстров.

Хоровод. Череда сложных движений - то медлительных и тягучих, то
мгновенных, стремительных; прядильный станок, вытягивающий жилы. Обод
черного, изуверски проворачивающегося колеса; танец чьей-то смерти...

И запах фиалок. Неестественно сильный запах.

Земля встала дыбом.

С каждым движением множились невидимые нити, захлестнувшие жертв.
Как пульсирующие шланги, забирающие жизнь. Как черные присоски, вытя-
гивающие душу. Две тени, бьющиеся в долгой агонии, и третья - обезу-
мевшая, беззвучно кричащая Ивга.

Удушающая, пропахшая фиалками ночь. Выворачивающая наизнанку,
отскабливающая дымящиеся внутренности с вывернутой шкуры...

- Ведьма...

Кажется, на мгновение ей позволили потерять сознание. Куда-то от-
волокли за руки и за плечи, по траве, по мелким камушкам, впивающимся
в тело. Ночь превратилась в день - ей в лицо ударил свет сразу нес-
кольких фонариков, и она забилась, закрывая лицо руками.

- Тихо, дура...

- Затесалась...

- Потом. Потом...

Ее оставили в покое.

Вот почему эти нявки так орут. Вот что они, приблизительно, чувс-
твуют... И потом остается пустая кожа. Как чулок. С первого взгляда -
тонкий, искусно сшитый комбинезон. С пластинками ногтей. С белыми ша-
рами глаз. С волосами на плоской голове, плоской, как сдувшийся мячик,
и оттого неестественно огромной...

Чугайстры закончили. Ивга только и сумела, что отползти подальше
в сторону. Под вагон, где ее тут же и нашли.

- Иди сюда...

Она не сопротивлялась.

- Ты ведьма? Ты что здесь делаешь, дура?

Она бы объяснила им. Ох, она бы объяснила...

- Расклеилась девчонка, - сказал один, на чьем фонарике был жел-
тый солнечный фильтр. - А нечего шляться ночью по пустырям. И удирать
тоже нечего, коли не нявка...

Ивга почувствовала, как ее безвольную руку забрасывают на чье-то
жесткое плечо:

- Пойдем, девочка... Ты, - это подельщику, - свои проповеди в
письменном виде... О правильном поведении для молоденьких ведьм, кото-
рые инициироваться не хотят, а на учет становиться боятся. Так ведь? -
это Ивге.

Ивга длинно всхлипнула. Обладатель жесткого плеча все слишком
быстро понял и слишком емко объяснил; земля качнулась под ногами, и,
стремясь удержать равновесие, она вцепилась в меховую безрукавку на
его плече.

- Ты не бойся... Мы тебя не тронем. На кой ты нам сдалась, ду-
ра... - это тот, с солнечным фильтром. - Другие, может, и воспользова-
лись бы оказией, да нам надобности нет, видишь ли, у нас таких девчо-
нок... Да не таких, а почище и покрасивше, надо сказать...

Кто-то засмеялся. Кто-то беззлобно бросил - "заткнись"... Борясь
с оцепенением и болью, Ивга подумала, что обладатель желтого фильтра
среди них шут. Шут-чугайстер, так не бывает, но вот же, есть...

- Эй, девочка, а сумка-то твоя? Твоя - или кого-то из ТЕХ?

Ивга всхлипнула и прижала сумку к груди.

Их машины стояли по ту сторону стены. Крытый фургон с желто-зеле-
ной мигалкой на крыше и несколько легковушек, больших и маленьких,
потрепанных и не очень.

- Тебя подвезти? - высокий чугайстер с круглой, почти наголо ост-
риженной головой распахнул перед Ивгой дверцы фургона; под мышкой он
небрежно держал свернутый пластиковый мешок на молнии, Ивга знала, что
там внутри.

Видимо, это знание отразилось у нее на лице, потому что тот, на
чье плечо она опиралась, примирительно повторил:

- Не бойся...

Она замотала головой. Она не сядет в фургон под страхом смерти.
Она скорее ляжет под его колеса...

- Давай я тебя довезу, - вдруг совершенно серьезно предложил об-
ладатель желтого фильтра. - У меня "максик", ты ведь простых, цивиль-
ных машин не боишься?

Все они, полчаса назад бывшие шестеренками чудовищного механизма,
сейчас негромко, совершенно по-человечески разговаривали за ее спиной.
По очереди заводились машины; Ивга поняла вдруг, что стоит перед зак-
рывшейся дверцей фургона, и вокруг нет уже никого, и тот, за чье плечо
она держалась, договаривается о чем-то с высоким, круглоголовым, и оба
говорят о будущем дне, но называют его не "завтра", а "сегодня"...

А небо уже не черное, а серое. Темно-серое, мутно-серое, расс-
вет...

- Тебе что, некуда ехать? - тихо спросил тот, кого Ивга про себя
назвала шутом. - Дома нет? Выгнали, или ты приезжая? Без денег?

Она хотела попросить, чтобы он от нее отстал - но вместо этого
лишь жалобно растянула губы, пытаясь изобразить улыбку.

- Пойдем, - он взял ее за руку.

У него действительно был "максик". Маленькая машинка, которую
будто бы только что поддал под зад самосвал, и оттого багажник сделал-
ся похожим на гармошку.

- Я теперь сутки отдыхаю... Ты не бойся. Я же не зверь... Ты пос-
мотри на себя, красивая ведь девка... Я понимаю, инквизиция вас гоня-
ет, но я - не инквизиция... Да брось ты сумку на заднее сиденье, что
ты вцепилась в нее, не отберу...

Желтая стена поплыла назад. Быстрее, быстрее...

Ивга прерывисто вздохнула и закрыла глаза.

* * *

Одница встретила Клавдия душной ночью, цепями огней и бронирован-
ной машиной на краю бетонки - черной, похожей издали на мокрый лакиро-
ванный штиблет.

- Да погибнет скверна, патрон.

Прошло целых полминуты, прежде чем он узнал голос. Глубокий и
сильный голос несостоявшейся оперной певицы. Надо же, как она измени-
лась за прошедшие три года. Не постарела - но изменилась сильно, или
виной тому неестественно желтый свет фонарей?..

Тонированные стекла машины делали внешний мир сказочно-зыбким,
матовым, призрачным; презирая поздний час, Одница сверкала огнями, во-
рочала полотнищами реклам, строила приезжему глазки. Клавдий вдруг
вспомнил, как лет тридцать с лишним назад впервые приехал сюда с ма-
терью, и тоже ночью, и в аэропорту взяли такси, и волшебный город за
окном казался...

- Куратор Мавин приготовил отчет, патрон. И по первому же вашему
требованию...

- Я по ночам не соблюдаю этикета, - уронил Клавдий глухо. - Не
утомляй меня, Федора, я и без того малость утомленный... Как дети?

Последовала пауза. Поздние машины, которых на ночных улицах води-
лось изрядно, уважительно шарахались от неспешно ползущего черного
броневика; коротко стриженый затылок водителя за синим стеклом ловил
отсветы огней и потому казался планетой, вращающейся вокруг сотни све-
тил.

- Дети... хорошо, - медленно ответила Федора. - Все... хорошо.

- Я не знал, что ты в Однице, - честно признался Клавдий.

Федора бледно улыбнулась:

- Вижна не в состоянии уследить за всеми кадровыми перестановка-
ми... Это было бы ненормально.

- За три года ты здорово продвинулась по службе.

- Стараюсь...

- А в каких ты отношениях с этим склочником Мавином?

Снова пауза; Клавдий понял, что неверно поставил вопрос. Непра-
вильно сформулировал.

- В достаточно теплых, - отозвалась наконец женщина. - Но не в
близких... Если ты это хотел узнать.

Клавдий хотел заверить ее, что "не хотел" - но вовремя удержался.
Подобное уверение прозвучало бы и вовсе вызывающе.

- Твой визит не планировался заранее, - сказала женщина с корот-
ким смешком. - Слишком внезапно... Мавин задергался - он ведь тебя бо-
ится.