растянул лоснящиеся от жира губы, не переставая при этом жевать:
фразу достаточной и вполне убедительной, а поэтому, урча, продолжал
трапезу, не удостаивая меня вниманием. Потоптавшись, я отправился в обход
длинного стола, огибая его по часовой стрелке.
было так же бесполезно, как предлагать токующему глухарю ознакомиться с
правилами правописания. Носившиеся с подносами лакеи время от времени
налетали на меня, грозя сбить с ног. Увертываясь от них, я в какой-то
момент оступился, взмахнул руками, пытаясь удержать равновесие, и чудесным
образом оказался утонувшим в нежно-розовом, пышном кринолине.
стан, а выше - круглые обнаженные плечи, а еще выше - прелестное розовое
личико некой удивленной блондинки. Падение было моей первой удачей за весь
вечер.
пожаловаться на нелегкую долю волшебников, связанную с постоянным
хранением тайн и секретов, и несколько раз приложиться к белой, ароматной,
унизанной кольцами ручке, прежде чем дама возмущенно вскрикнула и
моментально обо мне забыла, так как ее соседка, толстушка в зеленом
бархате, выудила из тарелки моей собеседницы превосходный кусок жареного
мяса. Попытки возобновить беседу увенчались неудачей - красавица была
вынуждена с удвоенным вниманием защищать отвоеванную отбивную.
от голода среди пирующих, измученный и отчаявшийся, я зашагал прочь.
отдалялись женский смех и шелест юбок.
жеребец из конюшни герцога едва перебирал тяжелыми, облепленными грязью
копытами. Конь, по-видимому, знавал лучшие времена - его всадник, впрочем,
тоже.
лесу, а дальше скакал, не разбирая дороги, всю ночь и половину следующего
дня, задерживаясь только для того, чтобы напиться из придорожного колодца
и напоить коня. Потом пришлось ненадолго остановиться - оба выбились из
сил.
кабана, с которым был схож опозоренный герцог. Переночевав кое-как в
мокром стогу и дав передышку лошади, он продолжил свой путь, который
вернее было бы назвать бегством.
оступился на скользкой выбоине и охромел.
жители могут передать его в руки герцога. Теперь, по-видимому, деваться
было некуда - конь хромал все сильнее, а всадник два дня не держал во рту
и маковой росинки. К тому же замок остался далеко позади - Руал надеялся,
что погоня потеряла его след, да и владения герцога, в конце концов, не
безграничны.
обнесенный частоколом, Руал не стал сворачивать с дороги, как раньше. Конь
оживился, почуяв жилье; Руал ободряюще похлопал его по шее и направился
прямо к массивным воротам.
чем в ответ на его стук приоткрылось смотровое окошко и в нем замигал
заспанный голубой глаз:
казаться как можно честнее и добрее.
неудовольствием:
тщательно запрятанной за пазуху. Поэтому он просительно улыбнулся и
предложил:
зубы:
держит!
посильнее... А ну, пошел отсюда!
по пальцам.
окошку, пытаясь по слуху определить - здесь несговорчивый обладатель
голубого глаза или уже ушел. Дождь заглушал все звуки, а щелей в воротах
не было. Частокол вокруг поселения был высок и снабжен остриями по
верхнему краю.
выделялся уже знакомый. Оконце распахнулось, и другой глаз, пронзительный,
карий, уперся Руалу в лицо.
заржал.
мокрой гривой, охромевшего красавца-коня, оценивающе прищурился:
перебил его:
прикрылось.
и ворота приоткрылись тоже:
жалеть...
парню-работнику, прикрывающемуся от дождя куском рогожи. Обладателем карих
глаз был сам хозяин фермы - невысокий плотный человек неопределенного
возраста. На его зов явился еще один работник - парнишка лет пятнадцати;
он удивленно покосился на Руала, взял из его рук уздечку и повел коня
вглубь двора, где темнели многочисленные пристройки. Хозяйство,
по-видимому, было внушительных размеров и процветало.
веснушчатому:
тоном: - Про жеребца ни слова, шкуру спущу...
парнем, который мрачно что-то бормотал и натягивал на голову свою рогожку.
из-за которой выбился клуб пара, и недовольно показал на нее Ильмарранену.
Руал шагнул чрез порог - и очутился в сладостном царстве жилья, сухом и
теплом.
опрятная толстуха. Она обернулась на скрип двери, подбоченилась и
вопросительно глянула на веснушчатого. Тот буркнул:
ноги пусть оботрет, а то извозился по уши, - и она указала Руалу на
скамейку у стены. Молодой работник вышел, по-прежнему сердито бормоча.
указано. Колени его едва сгибались, спину невыносимо ломило, желудок
мучили голодные судороги - а он был счастлив. Счастлив, что можно сидеть,
привалившись к теплой бревенчатой стене, не шевелиться и просто смотреть