невозмутим. На следующий день мы - Орлов, Громов, Данзан и
я - отправились на исследование северной части лабиринта, поближе к
хребту.
находки к находке, гипсуя, проклеивая, упаковывая. Я пошел в
сопровождении Пронина, который внезапно наткнулся на скелет черепахи в
ярко-желтых косослоистых песках наверху невысоких склонов
Северо-Западной котловины. Мы раскопали мелкие белые косточки с
острыми когтевыми фалангами - переднюю лапу черепахи. Действуя
раскопочными ножами, мы расчистили в глубине обрыва еще лапу и часть
панциря, четко выделявшиеся на оранжевом песке. Приятно было смотреть
на увлеченного работой Пронина - искусные пальцы механика любовно
очищали, метили, заворачивали в бумагу хрупкие кости. Пронин работал
так, как будто всю жизнь только и занимался выемкой ископаемых костей,
и я подумал, как много значит интерес к работе. Для человека с живой
душой, интересующегося работой, легко научиться любым производственным
навыкам и стать мастером разных дел, в то время как равнодушные люди
часто оказываются тупыми учениками и, обучившись чему-нибудь, считают
это великим достижением.
из обвалившихся громадных глыб конгломерата, в котором днем раньше
сделали несколько интересных находок - остатков мелких хищных
динозавров. В подмыве узкой перемычки между двумя расширениями
ущельица мы заметили торчавшие из глинистого песчаника черные зубы -
ножевидные, с пильчатой нарезкой по краю: они принадлежали хищному
ящеру. Отсюда мы добыли передний конец челюсти и направились к
востоку, поперек больших оврагов. Скоро мы спустились в глубокое
ущелье - каньон, шедший прямо от подножия хребта. Таких ущелий здесь
были три, параллельных одно другому и разделенных высокими
платообразными грядами. С запада на восток стены ущелий становились
все выше, а водотоки - шире. Мы назвали каньоны "Малым", "Средним" и
"Большим" и принялись изучать их обрывы снизу, передвигаясь по дну
ущелий. Странные формы выветривания выступали в крутых желтых стенах.
В каждом ущелье они были свои, повторявшиеся без конца на большом
расстоянии, что создавало почти тревожное впечатление архитектурной
ценности, осмысленно устроенной человеком. В Среднем каньоне
преобладали громадные столбы, сужавшиеся кверху и выстроившиеся, как
ряды высоких бочек, по пятнадцать метров высоты. В Малом ущелье стены
были изукрашены точеными столбиками со вздутиями и перехватами в
ложнорусском стиле.
отделки бесконечные ряды индийских колонн, уходившие в теневую глубину
ущелья, а за следующим, залитым солнцем поворотом вся стена казалась
усаженной как бы большими песочными часами, впадинки между которыми
создали на ней сетку из теневых черных треугольников.
упавшую сверху и расколовшуюся на несколько частей. В глыбе оказался
скелет гигантской черепахи, почти в метр длиной, какого-то нового
вида. Я призвал на помощь Эглона с его рабочей бригадой, состоявшей из
"батарейца", Ильи и Павлика. Скоро Павлик, умело распоряжаясь,
заворачивал куски панциря в несколько слоев оберточной бумаги, а
Жилкин и Иванов подбирали мельчайшие кусочки костей на дне сухого
русла. Я наблюдал за всей компанией с высоты обрыва. Сердито хмуря
тонкие брови и сверкая раскосыми глазами, Павлик заставил товарищей
собрать все кусочки до последнего. Только с большим трудом удалось им
вынести находку в заплечных мешках, карабкаясь на отвесные кручи.
драконов, огромные размеры которого с каждым днем становились все
яснее для нас.
перерыва, острыми иглами кололи лицо песком на раскопках, рвали и
трепали палатки, ночью не давали топить печки. Пришлось оборудовать у
печных труб дополнительные выходные колена.
он невыносимо мешал работать. Каждый взмах лопаты, каждый удар кирки
или молотка отзывался горстью песка или кусочков камня, с силой
брошенных в лицо. Защитные очки из-за плохого качества стекол не
позволяли делать в них тонкую работу, и их приходилось снимать.
старались изо всех сил. С рассвета до ранней осенней ночи молодежь
долбила кирками неуступчивые песчаники древнего кладбища ящеров,
рылась, размешивала гипс, пилила доски. Уставшие донельзя, после ужина
ребята забирались в свою палатку и мгновенно засыпали. Вечернее пение,
шутки и музыка временно прекратились. Из-за ночного холода все койки в
палатке рабочих были сдвинуты вместе и завалены грудой теплой
одежды - ватниками, кошмами, козьими дохами. Палатка, занесенная
песком и пылью, закопченная дымом, превратилась в мрачную берлогу, но
у меня не хватало духу заставить героически трудившихся, измученных
ребят навести порядок. Скрепя сердце я примирился с этим до окончания
раскопок.
я. Каждый облюбовал себе место, которое затем при всех переездах
соблюдалось свято. Койка Громова стояла у боковой стенки напротив
моей, и мы вели через койку Орлова жаркие геологические споры. Больше
всего споров вызывало происхождение каменного панциря гобийских
пустынь. Я твердо отстаивал взгляд, что панцирь образован щебнем как
продуктом разрушения горных массивов, окаймляющих гобийские впадины.
случаях, а в основном обязан размыву меловых и третичных конгломератов
и поэтому представлен галькой. "Галька" и "щебень" доставили немало
веселых минут нашим товарищам, с интересом следившим за спорами и
"подбавлявшим жару". Не обошлось без намеков на тугодумие геологов,
занимающихся палеозоем (моя геологическая специальность), на что я
ответствовал о сходстве мышления четвертичников с неандертальским
(первобытным) человеком.
на коленях в полузастегнутое отверстие входа.
умолкли.
койке чуть не всю ее длину.
находкам, принявший неслыханный успех Андросова как личное для себя
оскорбление.
быстротой. Мы делали находку за находкой, и возрастала неуемная
жадность палеонтолога, старающегося забрать все, что по силам и не по
силам.
местонахождение, но прошли еще только половину западного маршрута.
Впереди был Ширэгин-Гашун, а затем перебазировка в Восточную Гоби.
Кроме того, я мечтал посетить район горы Арца-Богдо ("Можжевеловая
Святая"), чтобы проверить исследования американской экспедиции. День,
два - самое большое, и нужно кончать...
завалили ее полы камнями со всех сторон, и песок не проникал к нам со
стороны ветра. Только около входа крутился туман песчаной пыли. Пламя
умирало в печке, от холода начали стынуть руки. Данзан, необычно для
стойких к холоду монголов, зяб так же, как и Орлов. Оба они скрылись с
головами в спальных мешках, откуда показывались по утрам только после
того, как затапливалась печка или солнце слегка обогревало палатку.
Громов поднял очки на лоб, втянул голову в плечи и что-то писал в
полевой книжке. На койке, стоявшей у самого заднего полотнища,
беспечно высунулся из мешка храпящий Эглон. Пятидесятивосьмилетний
латыш не боялся ни холода, ни жары и по здоровью был, пожалуй, из всех
нас, молодых и старых, самым крепким.
прислушиваясь.
Орлов.
куска саксаула в печь.
голову. Лицо сразу же обожгла холодная и сухая снежная пыль. Клинышки
и полоски снега, наметенного за бугорками, испестрили черноту щебня...
"Дзерен" все время стояли без воды, а со "Смерча" вода сливалась
каждую ночь, так как давно уже были ночные заморозки. Поэтому мороз не
причинил нам вреда, а снег испарился через час после солнечного
восхода. Но все же он напомнил нам о необходимости продолжать путь...
"батарейца" Иванова и я под предводительством Андросова направились
смотреть громадную кость. Андросов повел нас на другую сторону
высокого увала, обрамлявшего котловину с запада. Мы взобрались на
гребень и стали спускаться по его крутому западному склону. Выступы
плит песчаника казались удобными естественными ступенями, но на самом
деле были опасны, так как состояли из ломкого камня. Я шел за