все это не обошел стороной. Трудно сказать, а, точнее, возражать против
негатива, если в деле теперь фигурирует враг народа, перебежчик! Я имею в
виду Шугова. Что бы ты сейчас не сказал в его защиту - мимо! На тебя
поглядят искоса... Но можно сказать об этих двоих! Их подлость,
сводничество, сволочизм... Это же было! Как же все это оставить в стороне!
папочка с "Делом Шугова". Знал ли Шмаринов о том, что Железновский дал мне
эту папочку? Не думаю. Железновский, свернув папочку, положив ее на дно
чемодана, тут же уехал. Шмаринову не дали даже проводить начальство. Но
что странно, в "Деле" не было ни полковника Н., ни генерала С. И
Железновский не сказал мне о них. Может, он скрыл от меня другую папку о
Шугове, более увесистую? Более... То есть, где были и Н., и С.?
уже на квартиру Зиновия Борисовича Мещерского, дабы выяснить кое-что хотя
бы об этом полковнике, и об этом генерале, видно задевших судьбу Шугова.
Я это понял. И мы помогли вам вчера. Мы говорили о нем хорошо, хотя, вы
должны это знать, в нашем доме не стоит упоминать о веревке повешенного.
Знаете, мне не положено якшаться со шпионом. И я всячески отмежевался от
бывшего зятя. В конце концов моя идеологическая работа не терпит
компромиссов. Для меня изменник Родины есть изменник Родины. И никто
больше. Сват, брат, зять, жена. Только так!
с загадочным для меня полковником Н.
Н. недоноском. Это они, по мнению Зиновия Борисовича, вбили первый клин и
в семейную жизнь Шуговых, и в карьеру главы семьи.
детали, и Мещерский на этот раз разговорился.
склонился к столу Зиновий Борисович. - А какой родитель не мечтает о
счастье своих детей! Н. - это всего-то был прихлебатель. Он интриговал и
писал куда-то на Павла Афанасьевича. Добился или нет расположения моей
дочери, это же, вы сами понимаете, тайна. Я никогда бы не спросил у
дочери, как она распоряжается своим временем и своими симпатиями и
антипатиями. А что касается С., сударь, я его застал в собственном доме в
тот момент, когда он атаковал мою дочь, не закрыв даже дверь на ключ.
Павел Афанасьевич был тогда в длительной командировке. И С. воспользовался
случаем. С. был начальником Павла Афанасьевича. Но беда-то не в этом во
всем. После того, как я показал ему на дверь, и появились в районной
газете, - понимаете, в органе райкома партии, где я состоял первым лицом!
- две заметки о моем якобы, извините, жидовском происхождении. Тогда это
было модным. Неслыханно! Чтобы газета в то время отважилась выступить
против первого лица! Но боролись то ли с космополитами, то ли еще с кем. И
кто-то публикации разрешил! А у Павла Афанасьевича в кабинете стали
появляться подложные письма о якобы связях моей дочери с С. Нетрудно
догадаться, кто их автор. Проиграв в атаке, он выиграл в другом. Он
нарушил покой Павла Афанасьевича.
партийную организацию. Но он не знал нашей системы, у него всегда глаза
были в розовых очках. А нам, партаппаратчикам, только и надо того, чтобы
покопаться в белье грязном, потрусить, поставить по стойке смирно и
сказать: "Служи, если простим! А нет - выкинем и останешься без куска
хлеба, да еще оплеванным на всю Вселенную".
мне тогда не поверил. Шугов запятнал подозрением свою жену, мою дочь, и с
тех пор потерял уважение в ее глазах.
или Железновский. Он был всегда человеком цельным, устремленным. Про таких
говорят: любят одну женщину, одну землю, одну Родину.
всегда думаю, что наше отношение к таким, как он, надрывает душу и делает
сердце холодным. - Он вдруг спохватился: - Надеюсь, все, что тут я говорю
вам, не появится в какой-нибудь газете?
приписали к еврейской. Правда, Зиновий Борисович... Вы чувствуете? И
приписывать не стоит! Само собой вроде разумеется. Но так уж случилось. Я
Зиновий Борисович, потому что отец мой дал мне имя своего друга Зиновия,
действительно, еврея. Сам отец был Борис. Но Борисом был и Годунов. Что
же, и ему надо было приписывать, что он еврей?
спеша подошел к столику, где аккуратно, в нишу был упакован белый аппарат.
ко мне и пальцем подозвал меня к телефону.
Евгеньевны. Но мне страшно везло в этот день. Во-первых, откровения
Мещерского, а, во-вторых, там на той стороне, на том конце Планеты, была
Лена с простуженным хрипловатым голосом и теми вольными манерами, которые
были приобретены в его доме, где ей всегда дозволялось говорить все, что
она думает.
прохрипела она. - Ты знаешь, зеленый огурчик, она тебя испугалась, -
ха-ха-ха! Ты только не обижайся. Но твой удел покорять официанток и
комендантш общежитий. На нашего брата ты не тянешь.
больна, а просто у нее такой теперь голос. Это от курения, как я вычитал
недавно в газете, и от того, что женщина пьет. Мне не хотелось в это
верить. Лена все равно волновала меня даже на расстоянии. И я, не
стесняясь ее отца, стал напрашиваться к ней в гости.
мамаша.
Ленинграда...
узнаешь... У тебя есть время?
госбезопасности Железновский.
этому... к этому беглецу, ха-ха-ха!
лады?.. - Неожиданно голос ее стал мягким, женским, очень дорогим мне: -
Она уже шептала: - Все-все! Как помню, зеленый огурчик!..
она спросила, не боится ли мальчик, который пришел к ней, ревнивого ее
мужа, не боится ли, если вдруг он - с пистолетом, тогда она, прижавшись
губами к моему лицу, сказала: "Ах, ты еще совсем зеленый огурчик!"
спрятанный в ней аппарат. Зиновий Борисович же глядел на меня,
неодобрительно щурясь.
Ильин Андрей
Шилова Юлия
Сертаков Виталий
Каргалов Вадим
Русанов Владислав
Земляной Андрей